Изменить стиль страницы

Он был слишком большим, и она не могла принять его так глубоко, как ей бы хотелось. Она помогала себе руками, охва­тывая ту длину, что оставалась между ее губами и его те­лом. Ритм, который она выбрала, был медленным, но на­столько размеренным, что даже ее тело начинало гудеть от нарастающего возбуждения. С тех пор, как она научилась пользоваться своим даром, она не могла не сравнивать воз­буждение и взрывную силу. Энергия накапливалась... и сле­довало высвобождение.

Сейчас она накапливала энергию размеренно и почти бо­лезненно терпеливо. Чтобы высвобождение было полным.

Проведя языком по всей пульсирующей длине, она сме­стилась, чтобы снова взять в рот гладкую головку. Руки, об­нимающие лицо, напомнили ей, что Лето в любую минуту может стать главным.

— Хватит. — В его голосе звенела животная сила. И толь­ко глаза, полуприкрытые веками, бездонные, выдавали раз­ницу. Он был потрясен. Он был на грани.

Нинн почти ожидала, что его решимость даст трещину. Что она зашла слишком далеко. Что ее воин толкнет ее спи­ной на кровать и возьмет то, чего требует его тело. Она бы­ла не против, поскольку хотела того же не меньше его само­го. Но все же она надеялась на большее.

И он доказал, что способен на большее, когда опустился пе­ред ней на колени.

— Сними это, — сказал он, дернув ее за шорты. Она была совершенно не против — своего рода компромисс между тем, что ею владеют, и крайней степенью нежности. — Моя оче­редь.

Нинн раздвинула колени шире, чем говорили его руки.

— Так ты уже делал подобное с женщинами?

Она рассчитывала на шутку в ответ, но кожа на его щеках затвердела в гримасе.

— Не так часто, чтобы ты насладилась хорошим опытом.

— Мне нравятся честные мужчины.

Приподнявшись на локте, она направляла его голову ни­же, пока первое прикосновение не заставило ее задохнуться. Его губы были горячими, но язык оказался еще горячее. Ему недоставало тонкости. Но он компенсировал это терпением и настойчивостью. Нинн выгнулась и вскинула бедра. Он подхватил ее рукой под ягодицы, в той самой позе, которой она хотела. Вторая его рука накрыла ее грудь, пальцы кружи­ли и пощипывали ее сосок в ритме с пульсирующими дви­жениями его языка.

Тяжело дыша, Нинн не стала сопротивляться, когда его ру­ка чуть надавила на грудь. Указывая ей лечь на спину. Он проник в нее двумя пальцами. И наверняка ему понравилось ее приглушенное ругательство, потому что прижатые к ее бе­дру губы растянулись в улыбке. Выругавшись сам, он вски­нул ее бедра, сменяя пульсацию пальцев глубокими проник­новениями.

Не думая, она вдруг заговорила на древнем языке. Не на языке Тигони или Гарнис. Не на языках Сат, Пендрей или Индранан. Этот язык был старше всех Пяти кланов, и она откуда-то знала его слова.

Лето замер. Взглянул на ее тело. В его почти черных гла­зах вопросов было не меньше, чем обещания страсти и удо­вольствия.

— Я и забыл, — тихо сказал он на том же потерянном языке.

— Я тоже.

Она погладила его по щеке, слегка колючей от свежей ще­тины. Древнее заклинание плелось между ними, пока англий­ский или любой другой язык Драконьих кланов не показал­ся им святотатством в той части пространства и времени, которая принадлежала сейчас только им.

— Так вот как мы должны были заниматься любовью, — сказал он. — Вплоть до слов, подаренных нам самим Дра­коном.

— Заниматься любовью.

Легкая складка возникла между его бровей. Пара роскош­ных в своей неторопливости движений, там, в глубине, где она так хотела большего, и его пальцы покинули ее тело. На лице Лето все так же читались загадки его мыслей, но он поднялся и навис над ее телом. Она все так же лежала попе­рек матраса. Он наверняка устойчиво стоял на полу. Нинн хватало сил лишь на то, чтобы переводить взгляд с его на­пряженного лица на руку, которой он сжимал основание члена.

— Именно это мы и делаем, Нинн. Занимаемся любовью.

Она улыбнулась, чувствуя почти облегчение от того, что он сбит с толку такой простой темой. Хотя простой она сей­час не казалась.

— Да, ею.

Она поднялась, одновременно притягивая его к себе, во­влекая в тот же танец компромиссов, в котором они урав­новешивали друг друга. Соединялись друг с другом. На его губах сохранился вкус ее тела, что одновременно казалось шокирующим и невероятно интимным. Вскоре этот вкус исчез в поцелуях, остался один только вкус Лето. Его жар, острая сладость его языка. Хриплое дыхание их обоих, по­хожее на тихую нежную дуэль.

Нинн вертелась. Место, которое он с такой нежностью за­полнял всего лишь двумя пальцами, жаждало большего. Ей нужно было почувствовать тяжелое возбуждение, от кото­рого костенело тело в ее объятиях.

Она коснулась его дрожащего бицепса.

— И это мой воин? Дрожит?

— Ты отняла у меня все. — Он расположился между ее бе­дер и скользнул внутрь. Без быстрых толчков. Даже не драз­ня — с мягкой нежностью, о которой она просила. Твердый, толстый, едва ли не умоляющий. — И затем вернула мне мир.

— Тогда дай мне сегодня все возможное.

Он покачал головой.

— Мы занимаемся любовью. Это правильное название то­го, что мы делаем. Потому что я не чудовище.

— Нет. Не чудовище.

— И я не просто твой воин.

Слезы жгли ее глаза под прикрытыми веками. Она не мог­ла дышать, сил хватало лишь на короткие вздохи. Но ей уда­лось поднять руку и коснуться ошейника, который она всег­да ненавидела. Теперь у нее появились еще причины для ненависти к этим штукам.

Она спросила его однажды и решила повторить свой во­прос.

— Кем бы ты был без этого?

Его ответ...

Ох, благой же Дракон... Пожалуйста.

Его глаза были темными, как полночь, а выражения лица сменяли друг друга в бесконечном танце, когда он входил в ее ждущее тело на всю длину. Нинн открыла рот, но не смогла издать ни единого звука. Лишь содрогнуться от правильно­сти их единения.

Он склонился над ней, обнял ладонью ее затылок. И она подалась вперед, прижимаясь к нему, обхватывая ногами, двигаясь с ним в такт.

Лето прошептал ей в висок:

— Я был бы намного лучше.

Глава 27

Лето хотел закрыть глаза и потеряться в мягкости. Именно так ощущалась нежность — не только тело Нинн, с радостью принимавшее каждый его толчок, тепло, близость настоль­ко яркую, что от нее звенели все нервы. Но и мягкость воз­можности отбросить все защиты. Он поддался ей, и она его принимала. Слишком часто он думал, что это он хранит ее безопасность, но сейчас защита была взаимной.

И этот момент был нужен ему не меньше самой победы.

Нет, не так. Он был куда нужнее победы, потому что Лето проиграл в Клетке. Хоть гордость его и пострадала, но он не рассыпался в пыль. Не лишился мужественности. Не умер от стыда. Нет, он все еще дышал. И вдыхал запах женщины, ко­торая заставила его увидеть мир с совершенно другой сто­роны. Мир, который был ему известен, казался маленьким, тесным и темным.

Если он закроет глаза, растворяясь в незнакомых ощуще­ниях, то вернется во тьму. Поэтому Лето оставался с Нинн, с ее чистыми голубыми глазами, которые мерцали серебром в бледном свете единственной лампы. Оставался, глядя на то, как раскрываются ее влажные губы. С каждым толчком в ее влажное тугое тело она ахала, проглатывая вздох или ти­хий крик. Он двигался медленно, даже позволяя себе секунд­ные размышления о том, какой звук станет следующим. Ему нравилось изменять угол своих толчков, чтобы каждый раз заставать ее врасплох.

Она цеплялась за его бока дрожащими пальцами, подго­няя его размеренные движения. Ногти были короткими, но это не помешало ей процарапать глубокие борозды от его бе­дер до середины спины. Он вздрогнул от веса собственной уязвимости и выразил замешательство тремя резкими ко­роткими толчками. Тяжелое дыхание Нинн сорвалось на стон. О да. Новые неизведанные звуки. И новая нежность, на самой границе страсти и силы, которыми они оба обладали.

Подхватив ее рукой под спину, Лето развернул ее тело на всю длину кровати. Все бесконечные дни после ссоры он ду­мал о том, как снова ею овладеть. Он представлял, как она оседлает его сверху, чтобы не потревожить татуировку и ра­ны на ее спине. Два месяца спустя она исцелилась. Реаль­ность означала, что он может лечь сверху и заявить свои пра­ва на нее. Однажды она оседлает его и сама задаст ритм, но не сегодня.