Тишина переводила взгляд с одного на другого, пока ее странный щекочущий голос не стал настоящим звуком:

— Я не хочу терять сознание. Так она сказала. Тебе.

Она впервые по-настоящему заговорила, и эти слова ре­занули Лето по самому сердцу.

Неразлучная парочка вышла. Харк на прощание бросил через плечо:

— Доброй охоты, друг мой.

Лето остался стоять, расправив плечи и выпрямив спину. Он тоже больше не хотел терять обретенное сознание. Слиш­ком долго он жил на чистом эгоизме. После этого матча, ког­да Пэлл окажется в безопасности, он сделает то, что необхо­димо Нинн, — даже если для этого понадобится разорвать ее мысли голыми руками.

Он взглянул на свои руки. Покрытые шрамами. Мозоли­стые. Слишком много лет он истязал свое тело так, что оно не успевало регенерировать. Будь от грубой силы какой-то толк, он бы уже ее применил.

Нинн улыбнулась Тишине и Харку, как только они вошли в Клетку. Довольно мерзкой улыбкой. Которой, казалось, не место на ее губах. Она бы с удовольствием поменяла своего партнера на любого из этих Воров Сат. Лето из клана Гарнис был снова прикован к ней — пусть и не в буквальном смыс­ле. Никто не вышел на арену, чтобы сковать их цепью. Она не знала, сможет ли выдержать еще один связанный раунд. Оказавшись в паре, они и аплодисменты получали в паре. Чемпион Астеров должен получать полный объем славы, когда выбивает своим электрическим даром весь воздух из легких противника!

Ей хотелось соскрести татуировку со своего плеча. Со­скрести. Стянуть. Сорвать. Это был ее третий бой. Лето сра­жался за обещанные блага для сестры. Нинн хотела завое­вать расположение Старика. И новую татуировку. Змею. Ту, что докажет ее право на место в рядах лучших воинов.

Она впервые нуждалась в победе.

Тысячи людей вопили от предвкушения сегодняшнего, финального матча. Нинн перекатывалась на пятках, вперед и назад, стараясь расслабить плечи. Лето хотел, чтобы она использовала тонкий и гибкий клинок с золотой отделкой. Поэтому она выбрала свой привычный, тяжелый и проч­ный кинжал, компенсируя его недостатки правой рукой. Она стала сильнее. Сильнее настолько, что сможет завое­вать себе место в числе чемпионов Астеров.

Прозвучал колокол.

Выключились ошейники.

Бой начался.

Нинн добилась почти идеального контроля над своим да­ром, но сам процесс его использования был медленным. На­копить энергию. Высвободить. Она держалась сзади, выпустив Лето атаковать пару Воров. Она дождется своей возможности. И если правильно подгадает момент, ее напарник окажется в самом центре взрыва.

Лето был в неплохой форме. Быстрый. Очень быстрый. Стоило его глазам увидеть нужную цель, как тело уже ока­зывалось рядом. Булава вертелась, едва ли не оставляя ин­версионный след.

Она встряхнула головой. Прижала пальцы к вискам. Иногда в голове у нее всплывали образы и слова, смысла которых она не понимала. Но только что она видела четкую картин­ку самолета в синем небе и белой полоски следа за ним.

Она жила в комплексе. Она теряла... ей не хватало... чего-то.

— Двигайся!

Нинн вздрогнула, приходя в себя. Предупреждение Лето пришлось очень вовремя. Она вскинула щит, встречая со­крушительную атаку Харка. Тот украл подвижность и ско­рость Лето. Нинн рухнула на спину, прикрывая щитом грудь, Харк прыгнул сверху — устроился на щите на корточках. И заглянув за кромку со своей вечной раздражающей улыб­кой, произнес:

— Уверена, что не хочешь потерять сознание?

Нинн застыла с открытым ртом, она не могла говорить, не могла думать. Позволила своему телу включить рефлексы. Ошейники активировались снова, так что теперь в ход по­шла сила против силы. Импульс и баланс щита позволили ей отшвырнуть Харка прочь. Вскочив на ноги, она увидела, как Лето уклоняется от щита Тишины.

Перерыв оказался коротким, ошейники отключились сно­ва. Ее дар, приходящий и уходящий по приказу чужих ка­призов, был похож на погружение в воду — передышку — и новое погружение. Кто бы ни занимался сегодня пультом, он укоротил интервалы включений, видимо, чтобы компен­сировать ее способности. Она никак не могла настроиться на его ритм. Стоило ей сосредоточить в себе достаточное ко­личество энергии, как она снова теряла над ней контроль.

Нет.

Похоже, на этот раз виноват не ошейник.

Сат сговорились, воруя у нее силу. За синей вспышкой све­та и собственной алой пеленой ярости она различала хохо­чущего Харка. И Тишину, смотревшую... с сочувствием.

Крик Лето утонул в море чистой энергии. Сила врезалась в нее, как груша для сноса зданий. Затылок впечатался в од­ну из сторон восьмиугольной ограды. Нинн настигло острое чувство дежавю. Когда-то, очень давно, она выпустила все — и отпустила себя — и получила рану на затылке, точно так же врезавшись головой в опору.

А потом картинка пропала, потому что она начала кри­чать. Огонь копьем прошил ее тело. Она практически чув­ствовала, как металл доспеха растекается в мягкий клей. Или, Дракон подери, это плавится ее кожа. Нервы кипели и вопи­ли. Ни облегчения. Ни воздуха. Ни возможности отличить верх от низа и жизнь от смерти. Легкие ощущались так, слов­но провалились сами в себя. Будь в ее теле тысяча костей, сейчас сломалась бы вся тысяча. Боль усиливалась до поте­ри сознания. Она пыталась держать глаза открытыми, но не смогла.

И когда ее тело стало таким уязвимым, а мозг потерял лю­бую защиту, сокрушительная сила обрушилась на ее череп.

Толпа? Клетка?

Лето кричал на Сат.

— Какого хрена произошло?

— Проверка, — ответил Харк. — Мы не можем полагать­ся на слабое звено.

Харк издевательски отсалютовал ему, и Лето взмахнул бу­лавой, чтобы продолжить бой. Толпа вопила, подбадривая его.

— Лето!

Ее крик заставил его обернуться. Он игнорировал и Харка, и громовые призывы продолжить драку, опускаясь на колени рядом с Нинн. Приподнял ее голову и уложил к себе на бедро. То, что осталось от ее рассудка, смогло пробулькать лишь:

— Неудобная подушка.

Почему она в нем нуждалась? Зачем она прокричала его имя? Он был ее мучителем и тюремщиком. Но на защиту его обнимающих рук она среагировала дрожью. Его тело застав­ляло ее чувствовать удовольствие, облегчение, и это совер­шенно сбивало с толку.

— Нинн, открой глаза. Давай, лабораторная грязь. Открой глаза и посмотри на меня.

Она дернулась.

Лабораторная грязь.

Откуда у меня шрамы?

Лето склонился ближе, но понимания это ей не добавило.

— Я проиграл, — сказал он. — Мы проиграли. Эти апло­дисменты достались Ворам.

— И что теперь с нами будет?

— Ты выжила. Таков был уговор. Теперь все зависит толь­ко от ставок самого Старика. — Он расстегнул остатки ее до­спеха, который все еще шипел и дымился. — Но теперь мы узнаем.

— Что узнаем?

— Можно ли ему доверять.

Нинн попыталась его оттолкнуть, но Лето был слишком силен.

— Ты говоришь ересь.

— Он не бог, — прошипел Лето. — Он lonayip человек. Мы боги.

Мир выцвел до серого цвета, прожектора казались ей гро­зовыми тучами. Лето говорил какую-то чушь. Он до сих пор завидует? Нет... Они проиграли.

— Ты винишь меня.

— Ты идиотка. Получил он деньги на ставках или потерял, но Старик обещал мне позаботиться о моей сестре. Мне нуж­но было всего лишь сохранить тебе жизнь на протяжении трех матчей.

Он поднял ее на ноги, несмотря на протесты.

— Я справился.

Она оскалила зубы.

— Ладно, — ответил он, выпятив подбородок. — Мы спра­вились. Если он сдержит слово касательно Пэлл, то может сдержать его и в отношении твоего сына.

— Моего...

Образы хлынули потоком. Мужчина, которого она люби­ла... и кровь. Маленький мальчик. И крошечные ранки от игл. Она увидела свою мать, свой дом, исчезающий в ярком огне. Она вспомнила Малнефоли — годы его дружбы и под­держки, и решение, которое сделало ее изгоем.

Новые и новые воспоминания, на этот раз о плене. Уни­жения, ярость и обещания, которые, как она думала, смогут освободить ее сына. Жестокость и бесконечные часы суро­вых тренировок. Лето должен был выковать из нее воина. Они стали любовниками — настолько близкими, насколько могут быть мужчина и женщина.