— Это зал для тренировок?

— Для таких, как ты.

Сила в его голосе почти вынуждала ее покориться. Голос был низким, гортанным, словно заговорила глубокая рана. Ошейник словно прикипел к его горлу. Одри задрожала по причине, не связанной с холодной водой.

Он зашагал по коридору. Его развязный шаг бесил ее и в то же время завораживал. Рельефные, скульптурно вылеплен­ные бедра несли его тело с удивительной грацией. Обнажен­ную спину покрывало кружево шрамов. Кожаные полоски доспеха, поддерживающие грудную пластину, скрещивались под лопатками.

Мускулистый. Жилистый.

И снова дрожь.

Одри оттирала с кожи бумагу больничной рубашки. Обна­женная, она отвернулась от пещеры. Благой Дракон, этот гро­мила был прав. Она была грязной. Грязь и отмершая кожа схо­дили под ее ладонями, забивались под ногти. Вскоре она промерзла до самых костей, но наслаждалась новым чувством.

Она останется сильной и научится всему, чему сможет. Никто не разделит ее с Джеком. Она лишь молилась Драко­ну о том, чтобы к тому времени от ее мальчика что-нибудь осталось.

Мужчина вернулся. У ее бедра приземлился обмылок. Одри быстро схватила его. Мыла хватило как раз на то, что­бы домыться. Она обернулась через плечо, когда собралась помыть между ног. Он присел на корточки, опираясь спиной на противоположную стену. У его сапог лежала стопка све­жей одежды.

Голая спина Одри покрылась мурашками. Он хватал ее за промежность. Вот lonayíp ублюдок!

Охранники в человеческой лаборатории пользовались ее телом, когда она была одурманена или связана. Глубинные инстинкты подсказывали, что этот мужчина захочет, чтобы она сопротивлялась.

Отвернувшись, она намылила свои грязные волосы. Год на­зад она жила с Калебом и Джеком в солнечном кондоминиу­ме Манхэттена, с видом на небольшой парк. Ее ванная была наполнена чувственными радостями. Мочалками. Солями для ванны. Увлажнителями кожи со всевозможными запахами, для разных целей. Сейчас все это казалось смешным.

Женщина, в которую она превратилась, радовалась чужо­му обмылку. По крайней мере он не был стягивающим кожу химическим дезинфектантом. Ее кожа огрубела, как и она сама. Это мыло казалось теперь почти... приятным. Малень­кое изменение в режиме, но то самое изменение, которого ей отчаянно не хватало.

— Иди забери свою одежду.

Конечно же. Какой мужчина упустит возможность погла­зеть на обнаженную женщину? Вот только она ожидала, что голос его окажется хриплым, дрогнет.

Одежда. Затем еда. Шаг за шагом стелились перед ней, как дорога из желтого кирпича перед Дороти, шагавшей к Изум­рудному Городу. Она почти улыбнулась. Джеку было четыре, когда они впервые посмотрели «Волшебника страны Оз». Ле­тучие обезьяны так напугали его, что Калебу пришлось обме­нять ОУБ на «Машины». Одри делала попкорн. Они разреши­ли Джеку не спать допоздна, чтобы досмотреть любимый фильм, но он засопел на диване, раскинувшись у Калеба на ко­ленях. Ее муж, невероятно светлый блондин, гладил пшенич­ные волосы их мальчика.

Что бы этот варвар ни планировал с ней проделать, к вос­поминанию это не будет иметь отношения. И к другим вос­поминаниям тоже: к тому, как Калебу выстрелили в сердце. Она видела, как мгновенно покидает его жизнь. А затем по­слышались крики Джека. Краем глаза Одри заметила Коро­ля Дракона в длинном плаще, а затем капюшон лишил ее зре­ния — но не ужаса.

Хорошее и плохое воспоминания горели внутри, пока она не начала задыхаться. От физической боли можно было от­делиться, как по щелчку выключателя. Но боль ее сердца атаковала Одри в самые неожиданные моменты.

Даже когда она стояла, голая и мокрая, перед незнакомцем.

Все еще дрожа, она подошла к месту, где он сидел. Еще ни­когда она так четко не осознавала количество хирургических шрамов, оставленных экспериментами доктора Астера. Не­которые шрамы не заживают даже у Королей Дракона.

— Ты дашь мне мою одежду?

— Здесь тебе ничего не принадлежит.

Она стиснула зубы.

— Тогда могу ли я взять ее взаймы?

От веселья в его глазах Одри захотелось эти глаза выда­вить. Он крутанул запястьем. У ее мокрых ног упали простой топ и женские трусики. За ними последовал странный кожа­ный наряд.

— Одевайся.

— Здесь?

Он кивнул.

Пусть смотрит. Чувство собственного достоинства смени­лось единственным инстинктом: выживания.

— Моего маленького сына зовут Джек.

Она сосредоточилась на этих словах, пытаясь отвлечься от собственной уязвимости, которая заставляла сердце ко­лотиться о ребра.

Штаны оказались туго обтягивающими, дубленая кожа с подкладкой из денима и чего-то, похожего на... шелк? Ру­башка была сшита из такой же странной комбинации. Она тоже плотно облегала тело, но при этом не сковывала движе­ний. Неужели с нее сняли мерки, пока она была без созна­ния? Благой Дракон, сколько же существует способов уни­зить человеческое существо.

Впрочем, она не была человеком. Никогда не была, несмо­тря на количество фильмов от студии «Пиксар», пакетов с попкорном и бутылочек лосьона. Но, несмотря на это, она не могла избавиться от горя, наполнявшего грудь, как горя­чий песок. Ей нужно было проговорить это вслух.

Одри МакЛарен была учителем художественного класса в старшей школе, замужем за начальником маркетингового отдела. И это счастье она принимала как должное.

Теперь же как должное воспринималась только боль.

— Джек Роберт МакЛарен. — Сильное эхо коснулось зад­ней стены тренировочного зала. — Ему почти шесть. Моего мужа звали Калеб Эндрю МакЛарен. Ему было тридцать че­тыре, когда он погиб, пытаясь защитить нашего сына. Я хо­тела бы проститься с ним, прийти на его похороны. Вместо этого я оказалась привязана к лабораторному столу. Доктор Астер язвил по поводу того, что никто не станет расследо­вать убийство. «Наша семья обладает значительным влияни­ем, миссис МакЛарен». Он всегда звал меня по имени мужа. Сыпал соль на все мои раны.

— Я не сказал, что тебе позволено говорить.

— Так останови меня.

Звероподобный мужчина встал. Такой чертовски высокий. Рост Одри, вполне пристойные метр семьдесят, рядом с ним ничего не значили.

— Это вызов?

— Я делаю, что сказано. Какая тебе разница, что я гово­рю? Мне нужно отвлечься на что-то, пока ты пускаешь на ме­ня слюни. — Одежда была доспехом, буквально крепостью. И уверенность заполнила ее кости сталью. — Это тебя заво­дит? Смотреть, как беззащитная женщина дрожит и умоля­ет? Если я схвачу тебя между ног, ты, мерзкая скотина с про­мытым мозгом, я почувствую, что у тебя встал? Надеюсь, что нет. Думаю, что ты теребишь по ночам свой крошечный от­росток и ругаешься без перерыва, потому что не можешь его поднять.

Массивные кулаки грохнули по его бедрам. Губа со шра­мом дернулась. Глаза сузились до щелочек и теперь мерцали, словно драгоценный темный топаз. На его висках бился на­пряженный пульс, там, где заканчивалась татуировка змеи. Клеймо Астеров.

Отвратительно.

— Я не сказал, что тебе позволено говорить. — Это был не просто повтор. Это была прелюдия к жестокости.

Одри зачесала назад мокрые волосы и встретилась с ним взглядом.

— Старик хочет видеть меня здесь, и вряд ли ему понра­вится увидеть меня искалеченной. Могу поспорить, что ты не рискнешь его расстроить, воин.

Последнее слово она прорычала.

Воин бьется за свободу, а не за лакейские унижения в тем­ноте.

— Ударь меня, забрось обратно в клетку или добудь мне какой-то еды, Дракон ее побери!

Во время схватки Лето стер бы эту наглую сучку в поро­шок. Переломал бы все ребра, прежде чем она смогла выпа­лить очередной бесящий его слог. Когда ошейники времен­но отключались, его скорость и рефлексы — отличительный знак клана Гарнис — позволили бы ему не только это.

Он не мог припомнить ни единого случая, чтобы неофит разбирался в тонкостях их отношений. Симбиоз. Если эта женщина не сможет развлечь публику, Лето разделит ее ви­ну. Возможность потерять лицо бесила его до крайности.