Покойная бабка, что с детства взяла девочку себе на воспитание, любила повторять, что гордость и достоинство – вот истинное продолжение ее внешней красоты. Поэтому, Полина не считала нужным пускаться во все тяжкие. Жила себе, надеясь, что суженый отыщется сам.
Характер у девушки сложился своеобразный. Она все, совершенно все подсунутые судьбой события сносила стойко, без удивления, ропота. Когда умерла мать, а на девушку накатило ощущение пустого равнодушия – ушла с головой в учебу, на похоронах пообещав небу, самой себе – не погрязнуть в отчаянии. Когда отец принялся гулять направо и налево – молча съехала из родительского дома, не желая видеть, как родитель попирает память покойной супруги.
Полину вообще мало что могло напугать или вывести из равновесия, и эта черта порой удивляла ее саму. Бабка, глядя на внучку, по-царски кивала и приговаривала вслух, ни к кому конкретно не обращаясь: «голубых кровей девчонка, холодная, ледяная, как снежная королева».
Полина не считала себя королевой, скорее осознавала, что всего лишь начисто лишена чувства самосохранения. То опустошение, что появилось после известия о гибели матери так никуда и не делось – прижилось, забивая жизнелюбие и всякое стремление на лучшую жизнь.
Так и жила - сама, редко выбираясь на свидания или просто повеселиться, предпочитая гуляньям одинокие вечера в компании разнообразных книг.
Днем училась в университете, после обеда подрабатывала в ресторане администратором: так как не желала снимать деньги со счета, что ежемесячно пополнял отец.
В целом, в жизни всё было пресно и до скучного стабильно.
До тех самых пор, пока не раздался поздний звонок в дверь.
Чай был допит, страницы в книге перелистывались все быстрее, как вдруг в прихожей заиграла мелодия. Очнувшись, девушка вынырнула из сюжета. Встала, с хрустом потянулась, разминая затекшие ноги, и машинально глянула на часы – одиннадцать вечера. Интересно, кто ходит по гостям в такое время?
Девушка распахнула дверь без предварительного: «кто там», так как бояться, как ей казалось, было совершенно нечего. На пороге стояли двое высоких, крепких парней. В черных футболках, что обтягивали выдающуюся мускулатуру, темных джинсах, и солдатских ботинках на толстой рифленой подошве. Как двое из ларца: с одинаково перебитыми когда-то носами и недобрыми улыбками на лицах.
Мелькнула мысль – не жарко ли в сапогах по такой-то погоде, но вслух Полина решила не интересоваться. Прислонилась плечом к косяку и выразительно посмотрела на визитеров. А потом все же поинтересовалась:
- По какому делу?
Парни из ларца отвечать не захотели, один оттер девушку от двери и шагнул в квартиру, второй, игнорируя недоумение, вошел следом. Полина такой наглости не ожидала, но кричать «караул», по ее мнению, было рановато. Один из ребят прошелся по квартире, вышел обратно в прихожую, кивнул напарнику и внимательно глядя на Полину, сказал:
- Одевайся.
- Вы кто такие? – страха по-прежнему не было.
Только удивление.
- Слушай внимательно. Сейчас одеваешься, не открывая рта спускаешься с нами, или я закидываю тебя на плечо вот так – босую и полуголую, предварительно забив рот кляпом, и все равно забираю с собой. Такое красноречие девушку позабавило.
- Или я сейчас как заору, и соседка через секунду вызовет полицию, - развела руки в стороны Полина.
- Пока они доедут, от тебя и следа мокрого не останется, - утешил второй здоровяк и подтолкнул девушку в сторону комнаты.
- Никуда не поеду, вы вообще кто такие? – возмутилась Полина и уже собралась было выругаться.
Ей остро захотелось высказать гостям свое мнение по поводу их визита, но тут один из парней картинно вздохнул, и вынул из кармана выкидной нож. Покрутил им у девушки под носом, и сказал:
- На выход. Пикнешь - останешься лежать на ступеньках тихая и кроткая. Поняла?
Полина кивнула, вышла из квартиры, предварительно сунув ноги в высокие домашние тапочки и прихватив ключи. Дверь захлопнулась следом, и девушка, зажатая между бандитского вида ребятами, послушно вышла к выходу на улицу. Как назло, по пути никого не встретилось, что впрочем, было неудивительно – в доме жили практически одни старики, и сейчас они если не почивали, то смотрели сериалы.
Огромный тонированный джип стоял у самого парадного. Дверь машины открылась, и Полина в мгновение ока оказалась на заднем сидении. По бокам сели похитители.
Автомобиль тронулся, и девушка решилась открыть рот:
- Я такое только в кино видела. Чтоб вот так – из теплой квартиры, в одном шелковом халате и тапочках, незнамо кто, незнамо куда… - посмотрела по очереди на парней, кривовато улыбнулась, – лихие девяностые возвращаются, кто бы думал.
Парни ухмыльнулись, но грубить и затыкать рот не стали.
- Приедем, сама все увидишь, потерпи, сладкая, - пропел водитель и подмигнул, на миг обернувшись.
Ехали долго, Полина даже задремала. Открыла глаза и поняла, что беспечно прислонила голову на плечо одного из похитителей. Третий из ларца – водитель, весело посматривая в зеркало заднего вида, встретился с ней взглядом и сказал:
- Нервы железные – посапывала как хорошенький суслик.
Парни заржали, а Полина пожала плечами, не став упоминать об отсутствии инстинкта самосохранения:
- Суслик не суслик, а благоразумие и беспечность моя вторая натура.
Водитель сбросил скорость, достал из бардачка платок и сказал:
- Пора.
После этих слов девушке завязали глаза, и ехали так еще с четверть часа. Платок пах старым сигаретным дымом, дешевой туалетной водой, плюс ко всему щекотал щеки, поэтому новая деталь настроения отнюдь не прибавила. Когда автомобиль затормозил, а дверь открылась, Полину подхватили под руки и осторожно повели прочь. На плечи мгновенно опустилась ночная прохлада, в спину подул ветерок – ловко забрался под воротник халата. От потери зрения тот час же обострился слух – по крайней мере, так девушке показалось. Идя, прислушивалась к мельчайшим звукам, но вокруг было тихо: не слышалось шума проезжающих машин, ни иного другого, какой издает многотысячный город. Только собака лаяла где-то вдали.
Под ногами зашуршал гравий, затем поднялись на несколько ступенек, кто-то открыл дверь и что-то зашептал ее провожатому. Когда через платок стал пробиваться свет, стало понятно, что зашли в ярко освещенное здание. Но увидеть, куда именно ее привезли, Полина так и не смогла. Конвоир помог подняться по лестнице, крепко держа за руку чуть выше локтя. Остановился возле очередной двери, постучал.
- Входи, - раздалось властным голосом, от которого у Полины по спине побежали мурашки.
Когда вошли, сквозь вонючий платок проник одуряющий запах кофе и коньяка, что так и застыл в воздухе – и этой маленькой детали девушка сумела порадоваться, не смотря на бедственное в целом положение. Сопровождающий провел ее к дивану и нажал на плечо – мол, садись.
Села, а через минуту, когда конвоир удалился, с глаз аккуратно сняли повязку.
В первое мгновение перед глазами было мутно, но уже через несколько ударов сердца зрение вернулось в полном объеме. Полина огляделась, мельком отмечая интерьер роскошной гостиной, в которой находилась. Обстановка, как и принято, в классическом стиле – отовсюду беж и позолота, у окна массивные занавески, под ногами мягкий ворсистый ковер. Но, куда пристального внимания требовал хозяин всего этого великолепия.
Сняв повязку, он отошел на несколько шагов, словно давая рассмотреть себя, показывая, что не намеревается сразу нападать и бросаться. Остановился у импровизированного бара, обвел взглядом пузатые бутылки.
Мужчина был светловолос, высок, строен, возрастом под сорок. Одет просто, но дорого – в темные классические брюки, белую рубашку, сейчас расстегнутую на несколько пуговиц. Небрежно подвернутые рукава подчеркивали загорелую кожу с чуть рыжеватыми волосками.
Хозяин обернулся, взглянул на Полину с любопытством, и показав лицо с хищными, слегка острыми чертами.