Дорога в деревню тяжелая, круто берущая вверх. Но только нам открылись первые дома деревни, как мы тут же забыли про усталость. Дом под номером 8 принадлежал Н. П. Кутихиной, но хозяйки дома не было. Мы, пожалуй, набрели на самый древний дом в Ленинском районе. Рубленая изба настолько обветшала, что ее пришлось обмазать глиной и побелить наподобие мазанки. А в сущности, перед нами стояла изба с традиционной трехчастной композицией. Ее кровля, видимо, не раз переделывалась и не представляла художественного интереса. Самым главным в этой избе являлись ее наличники. Они как бы передавали нам чистую мелодию народного искусства. Рисунок наличников был таким четким и правильным, что казалось, будто не плотник их ладил, а ювелир.

Мы уже видели в Коломенском щедрый набор образцов глухой резьбы. Но здесь встретили настоящий праздник мастерства безвестного умельца. Если бы произведениям резчиков присуждать места, то этот наличник был бы, без сомнения, первый во всем Подмосковье. Сложность его резьбы подчеркнута строгими крестообразными знаками по углам лобовой доски. Но так сияют плотницкие солнца символом благополучия и счастья, что не остается места раздумьям о причинах появления суровых нот в общей мажорной композиции безвестного автора.

У Н. Лескова в его знаменитом сказе о тульском Левше в последней главе написано: «Собственное имя Левши, подобно именам многих величайших гениев, навсегда утрачено для потомства…» А жаль, очень жаль…

Обходим избу и за крыльцом на окнах холодной клети видим другие наличники, более простого сочного рисунка, состоящего из одного полукружия солнечного диска с широким выемом рельефа.

Дом оказался уникальным. А мы и не надеялись увидеть нечто подобное вблизи от центральной заповедной усадьбы. Впоследствии в южном Подмосковье мы таких изб не встречали.

Мы заходим в соседний дом № 10 к Егорову Степану Степановичу. Его дом аналогичен кутихинской избе, но наличники украшены витиеватой пропиловочной резьбой нового архитектурного направления 10-х годов XX века.

По выходе из деревни попалась нам на глаза еще мазанка, почти украинская. Действительно, юг в такой близости от Москвы уже четко влиял на облик селений.

Ниже по течению у деревни Новлинское река Пахра с шумом перекатывается через порог. Здесь ее перегораживает плотина. Вот и маленькая несудоходная Пахра работает с большой пользой для окрестных хозяйств. И сравнить нельзя эту плотину с мощью гигантов советской индустрии, но Новлинская электростанция была одной из первых, и в этом ее заслуга.

В деревне мы увидели дома почтенных возрастов, но не столь уж древние, все больше начала нашего века. Прорезные гуськи стройными рядами поддерживают свесы четырехскатных кровель, отбрасывая причудливые тени на зашитые вагонкой стены домов. Утомительное однообразие вроде бы разнообразных прорезных наличников. Каждый раз думаешь найти в них новый мотив, а отходишь, внутренне досадуя. Но вот мы подошли к дому № 23 и сразу угадали под обшивкой основательно рубленный сруб большого шестистенка.

Мы вошли в дом и познакомились с хозяйкой Лапшиной Марией Сергеевной. Высокие и просторные комнаты. Гладко-тесаные стены. Потолки из массивных плах, забранных между двумя матичными балками с искусными калевками по краям. Большая печь с кафельной стенкой, обращенной на «чистую», жилую половину.

Обычно в сени ведут двери с низкими косящатыми колодами, а здесь они высокие и широкие. Через сени мы попали в холодную часть. Она, как и полагается, без печи, с тремя окнами. Да, рублена изба капитально.

— А раньше еще и хоздвор был на всю длину дома, — вспоминает Мария Сергеевна. — Амбары, житница… Все на дрова во время войны пошло.

Обшивка сруба — дань моде — снижает выразительность постройки. Ее суховатый облик подчеркнут такими же суховатыми наличниками с небольшими солнышками, охваченными фронтончиками. Подобный шестистенок, развернутый вдоль улицы с двухрядной связью хозяйственного двора, — типичный представитель старой застройки южных районов Подмосковья.

От Новлинского Пахра поворачивает на северо-восток. Как-то вдруг ее левый крутой берег становится пологим, и вдали на правом берегу открывается высокая колокольня церкви в Колычеве. Наш путь к древнейшему селу проходит через деревню Чурилково, где, кроме одного, похожего на дом Лапшиной, жилья, мы не замечаем примечательной стройки. Зато отсюда открывается великолепнейший вид на древний памятник архитектуры в селе Колычеве. На высоком берегу Пахры вот уже триста лет без малого стоит белокаменный храм.

Больше древностей в селе нет. Мы прошлись по трем его улицам, выходящим к реке, к белокаменной церкви с красивыми наличниками, напоминающими морские раковины. Вспомнили историю села Колычева, которому вместе с соседней на той стороне Пахры деревней Шестово при Екатерине II был даже дан статус города, названного Никитском. Но все же Пахра не была той рекой, где, кроме Подольска, мог бы быть еще город, и вскоре Никитск упразднили.

Ныне село сплошь новое. Красиво выкрашенные мягкими пастельными тонами его дома облицованы керамзитовыми плитами, а вот прообраз изб они все же сохранили. Те же три окна по фасаду, а у некоторых окон устроено даже нечто подобное наличникам.

Через Пахру к деревне Шестово был перекинут мостик. Река продолжала разделять два населенных пункта, которые давно живут по соседству друг с другом и, пожалуй, не считают реку границей между собою. Состоит деревня Шестово из одного довольно-таки протяженного уличного порядка домов.

Мы как-то нехотя прошлись вдоль долгой улицы, не ожидая встречи с народным творчеством. И, выходя к околице, снисходительно покосились на утлую избушку, вросшую в землю. Но у этой неказистой с виду избенки под № 33 оказались прекрасные наличники с глубинной резьбой плотницких солнц. Правда, лучи были покрыты густым, чуть ли не в палец толщиной, слоем голубой масляной краски. Закрытые наглухо ставни окон свидетельствовали об отсутствии хозяев.

Такие двухчастные избы — жилая комната и сени — яркие памятники бедняцкого уклада дореволюционной деревни. Они скромны, но по-своему гордо поглядывают оконцами на дорогу. И здесь нам стало ясно, что при создании музеев народного деревянного зодчества напрасно мы забываем об этих бедняцких избах, а гонимся за большими домами, удивляющими нас плотницким мастерством. Верно ли? Так-то уж русская деревня состояла из шестистенков и пятистенков? Так ли уж по всем наличникам гуляла затейливая резьба? Порой в жизни и не до резного коня-охлупня на крыше. Рад будешь и обычной, простецкой избе.

Посмотрите, как милы эти скромные избы. Нет, они не убогие были! Народный строитель органически ощущал масштаб постройки, ту мерку, что отличает истинное произведение искусства. Да, искусства! Это не громко сказано, ибо к каждой вещи из предметного мира, ее окружавшего, мастер относился творчески, образно решая свое произведение; будь то сама изба или простая деревянная ложка.

От Шестова рукой подать до бывшего Лукина монастыря. Громада его собора розовеет в морозной дымке. Суждена собору и краснокирпичным стенам монастыря новая жизнь в Государственном историческом заповеднике «Горки Ленинские». Снова над собором, господствуя над просторами полей и березовых лесов, забелеют его пять глав, которые когда-то служили ориентиром на охоте Владимиру Ильичу и его спутникам.

От монастырского холма раскрывается живописнейшая панорама окрестностей. На юге, через Пахру, видна высокая колокольня в селе Колычеве, восточнее едва различимы избы деревни Куприянихи, а севернее, через долину, видна кромка березняка. Из того леса, охотясь вблизи от лесных местечек с трепетными для охотничьего сердца названиями Можжевеловая поляна и Горелый пень, и выходил Владимир Ильич с братом Дмитрием Ильичей. Перед ними возникало широкое поле и над всем матово светились под солнцем белые главы монастырского собора. Тогда охотники забирали вправо и направлялись в сторону Горок.

Поистине лирична природа южного Подмосковья. Спокойные, задумчивые речки, в которых летом отражаются плакучие ивы, а с высоких песчаных крутояров опрокинуты в воды кроны великанов сосен. Зимой же эти речки не угрюмы, а уютны и тянут к себе на чистый лед звонкоголосую детвору.