Стар материнский страх.
Мать! Гуттенбергов пресс
Страшней, чем Шварцев прах!
Уж лучше на погост, --
Чем в гнойный лазарет
Чесателей корост,
Читателей газет!
Кто наших сыновей
Гноит во цвете лет?
Смесители кровей,
Писатели газет!
Вот, други, -- и куда
Сильней, чем в сих строках!
Что думаю, когда
С рукописью в руках
Стою перед лицом
-- Пустее места -- нет! --
Так значит -- нелицом
Редактора газет-
ной нечисти.
Ване, 1 -- 15 ноября 1935
--------
СТИХИ СИРОТЕ
Шел по улице малютка.
Посинел и весь дрожал.
Шла дорогой той старушка,
Пожалела сироту...
--------
6
Наконец-то встретила...
Наконец-то встретила
Надобного -- мне:
У кого-то смертная
Надоба -- во мне.
Что для ока -- радуга,
Злаку -- чернозем --
Человеку -- надоба
Человека -- в нем.
Мне дождя, и радуги,
И руки -- нужней
Человека надоба
Рук -- в руке моей.
Это -- шире Ладоги
И горы верней --
Человека надоба
Ран -- в руке моей.
И за то, что с язвою
Мне принес ладонь --
Эту руку -- сразу бы
За тебя в огонь!
11 сентября 1936
--------
7
В мыслях об ином, инаком...
В мыслях об ином, инаком,
И ненайденном, как клад,
Шаг за шагом, мак за маком
Обезглавила весь сад.
Так, когда-нибудь, в сухое
Лето, поля на краю,
Смерть рассеянной рукою
Снимет голову -- мою.
5 -- 6 сентября 1936
--------
СТИХИ К ЧЕХИИ. МАРТ
О слезы на глазах...
О слезы на глазах!
Плач гнева и любви!
О Чехия в слезах!
Испания в крови!
О черная гора,
Затмившая -- весь свет!
Пора -- пора -- пора
Творцу вернуть билет.
Отказываюсь -- быть.
В Бедламе нелюдей
Отказываюсь -- жить.
С волками площадей
Отказываюсь -- выть.
С акулами равнин
Отказываюсь плыть --
Вниз -- по теченью спин.
Не надо мне ни дыр
Ушных, ни вещих глаз.
На твой безумный мир
Ответ один -- отказ.
15 марта -- 11 мая 1939
--------
НАРОД
Его и пуля не берет,
И песня не берет!
Так и стою, раскрывши рот:
-- Народ! Какой народ!
Народ -- такой, что и поэт --
Глашатай всех широт, --
Что и поэт, раскрывши рот,
Стоит -- такой народ!
Когда ни сила не берет,
Ни дара благодать, --
Измором взять такой народ?
Гранит -- измором взять!
(Сидит -- и камешек гранит,
И грамотку хранит...
В твоей груди зарыт -- горит!-
Гранат, творит -- магнит.)
...Что радий из своей груди
Достал и подал: вот!
Живым -- Европы посреди --
Зарыть такой народ?
Бог! Если ты и сам -- такой,
Народ моей любви
Не со святыми упокой --
С живыми оживи!
29 мая 1939
ПОЭМЫ
Поэма горы
Liebster, Dich wundert
die Rede? Аllе Scheidenden
reden wie Тrunkеnе und
nehmen gerne sich festlich... Holderlin[1] Посвящение
Вздрогнешь – и горы с плеч,
И душа – горе.
Дай мне о горе спеть:
О моей горе!
Черной ни днесь, ни впредь
Не заткну дыры.
Дай мне о горе спеть
На верху горы. 1
Та гора была, как грудь
Рекрута, снарядом сваленного.
Та гора хотела губ
Девственных, обряда свадебного
Требовала та гора.
– Океан в ушную раковину
Вдруг-ворвавшимся ура!
Та гора гнала и ратовала.
Та гора была, как гром!
Зря с титанами заигрываем!
Той горы последний дом
Помнишь – на исходе пригорода?
Та гора была – миры!
Бог за мир взымает дорого!
Горе началось с горы.
Та гора была над городом. 2
Не Парнас, не Синай —
Просто голый казарменный
Холм. – Равняйся! Стреляй!
Отчего же глазам моим
(Раз октябрь, а не май)
Та гора была – рай? 3
Как на ладони поданный
Рай – не берись, коль жгуч!
Гора бросалась под ноги
Колдобинами круч.
Как бы титана лапами
Кустарников и хвой —
Гора хватала зa полы,
Приказывала: стой!
О, далеко не азбучный
Рай – сквознякам сквозняк!
Гора валила навзничь нас,
Притягивала: ляг!
Оторопев под натиском,
– Как? Не понять и днесь!
Гора, как сводня – святости,
Указывала: здесь... 4
Персефоны зерно гранатовое!
Как забыть тебя в стужах зим?
Помню губы, двойною раковиной
Приоткрывшиеся моим.
Персефона, зерном загубленная!
Губ упорствующий багрец,
И ресницы твои – зазубринами,
И звезды золотой зубец... 5
Не обман – страсть, и не вымысел,
И не лжет, – только не дли!
О когда бы в сей мир явились мы
Простолюдинами любви!
О когда б, здраво и попросту:
Просто – холм, просто – бугор...
(Говорят – тягою к пропасти
Измеряют уровень гор.)
В ворохах вереска бурого,
В островах страждущих хвой...
(Высота бреда – над уровнем
Жизни.)
– Нa те меня! Твой...
Но семьи тихие милости,
Но птенцов лепет – увы!
Оттого что в сей мир явились мы —
Небожителями любви! 6
Гора горевала (а горы глиной
Горькой горюют в часы разлук),
Гора горевала о голубиной
Нежности наших безвестных утр.
Гора горевала о нашей дружбе:
Губ – непреложнейшее родство!
Гора говорила, что коемужды
Сбудется – по слезам его.
Еще говорила гора, что табор —
Жизнь, что весь век по сердцам базарь!
Еще горевала гора: хотя бы
С дитятком – отпустил Агарь!