Что такого особенного в этой женщине, что он в нее влюбился? Почему именно в нее?

Может, потому что у них было много общего.

Например, грехи их отцов. Аннабелл долго страдала по вине своего отца. Его преступления нанесли ей глубокие раны. Этот подонок обманул друзей и родственников, одолжив у них деньги на собственные махинации. Он оставил дочь без средств на жизнь, без денег на колледж и по уши в долгах перед родственниками.

И Аннабелл взяла на себя эту постыдную ответственность. Она работала не покладая рук, чтобы отдать долги своим дяде и тете, пострадавшим из-за ее отца, и заплатить за свое обучение в колледже.

Аннабелл что-то пробормотала во сне, прижимаясь к нему крепче.

Кто бы мог подумать, что это произойдет? Совершенно обессилев, Вагнер все же не мог заснуть. Он никак не мог разобраться в своих ощущениях. Казалось, он всю жизнь искал чего-то, сам не зная чего, и только что это нашел. И не может поверить в свое счастье. Ему нужны доказательства.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Приторно-сладкий запах зефира защекотал ей ноздри и вырвал из крепкого сна. Белл сладко потянулась и открыла глаза. Прямо перед ней было ее любимое лакомство.., в руках Вагнера.

— Ммм.., дай мне, — попросила она, облизываясь.

Вагнер провел зефириной по ее нижней губе, и Белл с наслаждением откусила кусочек.

Вагнер наклонился и поцеловал ее сладкие от цветного сахара губы.

— Ты меня балуешь, — сказала Белл, поправив подушки и с наслаждением вытягиваясь на шелковых простынях. — Зефир и поцелуи по утрам.

Вагнер изогнул бровь.

— И что лучше?

Как будто он сам не знает… В постели он просто совершенство. Только мужчинам нельзя такое говорить, чтобы не задирали нос. Лучше показать… Аннабелл откусила еще кусочек.

— Я тебе покажу, — пообещала она с улыбкой.

Вагнер усмехнулся низким довольным смехом, пробуждавшим желание.

— Я проснулся от голода, — сообщил он, доставая стаканчик из пластиковой коробки, которая заменяла прикроватную тумбочку. — Но есть нечего.

Вчерашняя пицца свалилась за диван.

— Хм, не понимаю, как ее угораздило, — с притворным недоумением ответила Аннабелл.

Наверно, она упала, когда Вагнер подхватил ее на руки и понес в спальню. Ни с чем не сравнимое ощущение. Оно стоило десяти испорченных пицц.

— Я пошел раздобыть нам кофе и, увидев зефир, сразу подумал о тебе.

— Как мило.

Вагнер легонько поцеловал ее в губы.

— Я купил еще кое-что, — он выложил на кровать коробку со свежеиспеченными булочками.

— Какая прелесть!

Прежняя Аннабелл считала, что есть в постели плохая привычка, но новую Белл подобные мелочи не волновали. От булочек шел такой восхитительный аромат, что, отложив остатки зефира в, сторону, она поспешила развернуть коробку. Если она не ошибается, то там должны быть круассаны с шоколадом и булочки с арахисовым маслом. Она обнаружила, что чертовски проголодалась. И неудивительно: занятия любовью с Вагнером отняли много энергии. Так что булочки — как раз то, что надо.

Достав булочку, она надкусила ее. Блаженство.

Кровать рядом с ней прогнулась, и сильные руки Вагнера притянули ее к себе.

Он погладил рисунок у нее на левой груди;

— Я и не заметил, что у тебя есть татуировка.

Белл вспыхнула.

— Ты был слишком занят другими вещами…

— Моя милая Аннабелл, ты полна сюрпризов.

Этот полумесяц чертовски сексуален.

Она стеснялась своей татуировки с тех самых пор, как они с Кэти отправились в Техас, чтобы сделать ее. Она просто поверить не могла, что решилась на такой смелый поступок. Но, видя восхищение в глазах Вагнера, она была довольна своей смелостью. Вагнеру нравились отважные и уверенные в себе девушки.

Вагнер отломил кусочек булочки и поднес к ее губам. Аннабелл высунула кончик языка и слизнула шоколад с его пальцев. Вагнер не мог сдержать стона.

— Ты меня убиваешь, — выдохнул он. — Но это сладкая смерть.

Его глаза потемнели от страсти.

Девушка с удовольствием отломила кусочек круассана и поднесла ко рту Вагнера. Кончиком языка он слизал шоколад и, взяв один пальчик в рот, начал посасывать. Дрожь удовольствия пробежала по позвоночнику. Вагнер вложил еще кусочек круассана ей в рот. Шоколад плавился на языке.

— Вкусные булочки для покупных. Моя бабушка пекла такие.

Вагнер стянул футболку и джинсы и прижался к ней всем телом. Черт, он забыл снять трусы, отметила Аннабелл.

— Ты никогда о ней не рассказывала.

— Она умерла вскоре после отца, — коротко ответила Аннабелл. Бабушка не вынесла скандала, связанного с махинациями сына. Комок подступил к горлу, а на глаза набежали слезы. Хватит вспоминать о грустном. Отец и так испортил ей четыре года жизни и отнял у нее бабушку. Она больше не будет думать о прошлом. Для них с Вагнером начинается новая жизнь. Прекрасная новая жизнь вместе. — Бабушка была очень доброй и красивой, и у нее был очень милый акцент — смесь ирландского с протяжным оклахомским выговором. Она рассказывала мне веселые и поучительные истории. И она верила в фей и домовых, — сказала Аннабелл, закрывая глаза. — Но самое главное, она всегда помнила, что я не ем орехи. Просто не выношу.

— Что? Ты не выносишь орехи?

— Ненавижу. Ни в каком виде.

— Как это? Как можно ненавидеть орехи?

— Ну, не то чтобы я их ненавижу. Я могу их есть иногда. Но я не выношу печенье с орехами или ореховый торт и все в этом духе.

Вагнер откусил кусочек булочки.

— Ты шутишь. Орехи — это так здорово.

— Вовсе нет, я их терпеть не могу.

— Это странно. В орехах весь вкус. Я всегда стараюсь покупать печенье с орехами.

Аннабелл закатила глаза:

— Бабушка, когда готовила, всегда пекла мне отдельную порцию печенья без орехов. Она делала это специально для меня.

Вагнер понимающе кивнул:

— Как мило с ее стороны. Моя мама просто предложила бы мне вынуть орехи самому. Но твоя бабушка, — добавил он с улыбкой, — готовила специально для тебя.

Аннабелл погладила его по груди:

— Кроме орехов, есть еще много вкусных вещей…

Вагнер судорожно перехватил ее руку:

— Женщина, дай мне передохнуть!

Она картинно нахмурилась.

— Передохнуть? Тогда у меня есть одно предложение…

— Какое?

— Включить телевизор.

Вагнер молнией слетел с кровати.

— Как я мог забыть! — воскликнул он в ужасе.

— Напомни мне потом рассказать тебе о пользе мантр…

Через пятнадцать минут они снова сидели плечо к плечу на узком диване в гостиной. Но на этот раз они сидели голышом под покрывалом.

Голосование шло плохо. Спина Вагнера затекла от напряжения. Члены конгресса без конца обсуждали все «за» и «против» билля, который Аннабелл и Вагнер уже привыкли называть «нашим» биллем.

Какой-то законодатель настаивал на поправках, и голосование решено было перенести на следующее заседание.

— Поверить не могу! — взорвалась Аннабелл, когда перенос голосования был одобрен.

— Мои патенты и моя репутация, вся моя жизнь зависит от этого голосования! — не выдержал Вагнер.

— Как они могли отложить голосование до понедельника!

— Только чтобы продлить мою агонию, — закрыл лицо руками Вагнер.

Аннабелл застонала.

— Но не надо отчаиваться, у нас есть сорок восемь часов. Мы можем выработать план. Мы должны мыслить как политики. Надо найти лидеров и заставить их встать на нашу сторону.

— Чтобы они проголосовали «за».

— Вот именно. У нас есть сорок восемь часов на письма, звонки и угрозы.

— Угрожать политикам?

— А почему бы и нет?

Они работали плечом к плечу тридцать семь часов кряду. Вагнер висел на телефоне, а Аннабелл искала в Интернете информацию обо всех членах конгресса. Ответы на ее электронные письма наконец-то начали приходить. Вагнер налил себе третью чашку кофе, который, надо заметить, он приготовил сам. За последнюю неделю успел научиться.

Аннабелл поражалась, откуда у нее взялась вся эта энергия, ведь она почти не спала. И, несмотря на столько часов работы, у нее еще были силы притянуть Вагнера к себе для поцелуя.