Изменить стиль страницы

А н т и ф о н т. Поглядим, господин всезнайка, что вы запоете в тюрьме. Интересно, какими сказочками бу­дете вы кормить здешних львов? Дельфы не простят вам оскорбления Аполлона! Дельфы не простят поку­шения на образ жизни своих сограждан!

Э з о п. Такая ничтожная букашка, как человек, не может оскорбить всесильного бога. Каждый должен знать свое место, и баснописец Эзоп знает свое. Впрочем, от судьбы уйти невозможно. Вот вам, кстати, еще одна сказка на эту тему. Одна женщина гадала о су­дьбе своего сына, и гадатели сказали ей, что смерть ему принесет ворон…

А н т и ф о н т (перебивая его). Полно, господин басно­писец, полно, будете тюремным крысам рассказывать свои страшные байки. Думаю, что они оценят их по до­стоинству. Жителям же Дельф ваше присутствие не по нутру. Так же, как и божественному Аполлону. Думаю, что он еще напомнит вам о себе. (Делает знак с т­ р а ж е.) Уведите преступника, он оскорбил светонос­ного бога, и до особого указания Ареопага должен содержаться в тюрьме!

С т р а ж а уводит Э з о п а.

Из т о л п ы внезапно показывается А п о л л о н, на миг распускает свои золотые волосы, и они рассы­паются у него по плечам нестерпимо блестящей волной. Потом исчезает.

Э з о п, увидев златокудрого бога, испуганно закрывает рукой глаза.

К о р и н н а в царском одеянии растерянно протя­гивает руки в сторону уводимого Э з о п а.

М е н е к р а т делает знак толпе, и та пос­пешно уходит.

Х е р е й ( К о р и н н е) . Пойдемте, царица, и мы. Ду­маю, что наши золотые денечки закончились, и мы теперь осиротели навечно.

Уходят

Сцена пустая. В стороне, у храма Аполлона, группа неподвижных ж р е ц о вв белых хламидах. Около них одетая в черное п и ф и я.

П и ф и я (выходя на середину сцены, пророческим голо­сом).

Белые мухи,
Черные вороны,
Вейтесь над нами,
Кружитесь в веселье!
Пойте победную песнь
Свету, любви, божеству!
Бог светоносный придет,
Кровью испачкан весь рот,
Смерть осквернителя ждет,
Враг от судьбы не уйдет!
Тянутся нити судьбы,
Прялка чуть слышно жужжит,
Скоро окончится срок,
Кровью умоется бог.
Бог светоносной судьбы,
Бог небывалых затей,
Будут дарованы всем
Радость, печали и смерть,
Белые мухи,
Черные вороны,
Вейтесь над нами,
Кружитесь в веселье!
Пойте победную песнь
Свету, любви, божеству!
Бог светоносный придет,
Кровью испачкан весь рот,
Смерть осквернителя ждет,
Враг от судьбы не уйдет! 

Долго, молча, не отрывая глаз, смотрит в зрительный зал.

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Помещение в виде амфитеатра, в котором заседает го­родской Ареопаг. О р а т о р ы и с в и д е т е л и выступают внизу, на ровной круглой площадке, ч л е н ы А р е о п а г а сидят на полукруглых скамьях, расположенных выше. Здесь же А н т и ф о ­н т и М е н е к р а т.

А н т и ф о н т (обращаясь к п р и с у т с т в у ю щ и м) . Позвольте, господа, изложить вам все обстояте­льства этого дела. Оно крайне серьезно, и требует нашего немедленного вмешательства. Я бы даже сказал, что мы никогда еще не встречались со столь серьез­ной проблемой, и от того, как мы к ней отнесемся, зависит будущность Дельф. Мы, без преувеличения, по­дошли к той опасной черте, когда весь наш привычный уклад, спокойствие горожан, годами проверенный биз­нес и даже покровительство самого Аполлона, – все это может вмиг рухнуть из-за амбиций одного единст­венного человека.

П р е д с е д а т е л ь (с места). Не преувеличиваете ли вы, Антифонт, важность проблемы?

А н т и ф о н т. Ничуть. Быть может, я ее даже преумень­шаю. Вы, господин председатель, конечно, знаете, что наше благополучие держится на покровительстве Аполлона, и на тех толпах туристов, которые стекаются сюда со всей Греции, чтобы услышать предсказание пифии. Мы все живем за счет этих туристов, мы все живем за счет тех даров, которые текут к нам полноводной рекой со всей остальной Эллады, и напол­няют изо дня в день наши кошельки и наши желудки. Я буду говорить откровенно: мы давно разучились рабо­тать, ибо нам не к чему это делать. Дары, приноси­мые к жертвеннику Аполлона, полностью покрывают все наши потребности. В некотором смысле мы тунеядцы, но зачем же говорить об этом так громко? Тем более за­езжему иностранцу, который грозится разоблачить нас перед всем эллинским миром?

П р е д с е д а т е л ь. Расскажите еще раз, кто он та­кой, и с какой целью явился к нам в город? Все необ­ходимые бумаги мне подготовили (смотрит в бумаги) , но, тем не менее, хотелось бы услышать мнение оче­видца.

А н т и ф о н т. Это известный баснописец Эзоп, сказки которого изучают даже в гимнасиях, и который вдвой­не опасен именно из-за его литературного дара. Яви­лся же он к нам для того, чтобы основать здесь свя­тилище Мнемозины, своей, как он считает, божествен­ной покровительницы, которая, якобы, и диктует ему его сказки. Святилище это, кстати, было открыто два дня назад, о чем все здесь присутствующие, разумеет­ся, хорошо осведомлены. Это взбудоражило город настолько, что люди уже не знают, какому богу служить, и кому теперь поклоняться: Аполлону, или новоявлен­ной Мнемозине? К тому же, во время открытия нового храма баснописец Эзоп говорил непристойности, заде­вающие честь самого Аполлона. Такое, господин пред­седатель, не прощается ни на земле, ни на небе.

М е н е к р а т (спускаясь вниз). Позвольте, уважаемые члены Ареопага, я расскажу об этом немного подроб­нее.

П р е д с е д а т е л ь. Разумеется, Менекрат, внесите ясность в этот вопрос.

А н т и ф о н т отвешивает поклон п р и с у т с т в у ю щ и м и садится на место.

М е н е к р а т. Мой коллега и друг Антифонт говорил, что появление в Дельфах господина Эзопа поставило под сомнение существование самих наших основ. Этот слишком пронырливый борзописец, – а иного слова я, господа, подобрать не могу, – подобен нашествию полчища варваров, и против него необходимо выступить сомкнутым строем и в полном вооружении. Оставим в стороне все его мелкие прегрешения, вроде оскорбле­ний торговцев на рынке, угроз рассказать всей Элла­де о нашем якобы недостойном образе жизни и о жела­нии написать об этом едкие басни. Оставим в стороне это шутовское коронование грязной уличной шлюхи, ко­торая теперь целыми днями восседает на рынке на шу­товском троне, и с такой же шутовской короной на го­лове, и, говорят, пользуется огромным успехом у ме­стной черни. Что скрывать, господа, мы – город люм­пенов, питающихся крохами с жертвенника Аполлона. До сих пор нам удавалось держать их в узде, проводя политику кнута и пряника, умело играя на грязных инстинктах черни. Но долго так продолжаться не может ибо у черни появился новый кумир, а вскоре, чего до­брого, появится новый бог. Они пойдут за этим Эзопом и этой новоявленной рыночной королевой, и будут мо­литься не светозарному Аполлону, а сборнику едких сказочек, которые напишет для них этот пачкун. Пра­ктически это уже происходит, ведь теперь, с открыти­ем святилища Мнемозине, многие отказываются прино­сить дары Аполлону. Это грозит огромными бедствиями не только нам, но и всей Греции, ибо люди, специаль­но приезжающие сюда, чтобы задать вопрос пифии, бу­дут лишены этой возможности. Полководцы не будут знать, когда им надо выступать против врага; города не смогут задать вопрос, следует ли им мириться с соседними полисами; невозможно будет определить на­чало и конец Олимпийских и многих других игр; я уж не говорю об оракулах, данных обычным людям, которые обращаются к пифии с личными просьбами. Во имя проц­ветания Дельф, во имя процветания Греции, ваша честь, этот человек должен быть осужден!