Этот список опущен в некоторых рукописях и переводах, и возможно, он представляет собой более позднюю вставку из произведений Кирилла Иерусалимского. Спиттлер, Хербст и Уэсткотт отрицают лаодикийское происхождение списка, Шрек и Гефеле отстаивают его. Он напоминает список в 85–м Апостольском каноне, где также опущен Апокалипсис, но добавлены два послания Климента и псевдоапостольские постановления.

О Лаодикийском соборе и о его неустановленной дате см.: Hefele, Conciliengeschichte, revised ed., vol. I, p. 746 sqq., и Westcott, Canon of the N. T., 2^nd ed., p. 382 sqq.

В Западной церкви третий поместный Карфагенский собор (397 г.) дает полный список канонических книг обоих заветов, которые, и исключительно которые следует читать как Божественное Писание во всех церквях. Книги НЗ перечислены в следующем порядке: «Четыре книги евангелий, одна книга Деяний апостолов, тринадцать посланий апостола Павла, одно послание его же к евреям, два послания апостола Петра, три Иоанна, одно Иакова, одно Иуды, одна книга Апокалипсиса Иоанна». Ранее этот канон был признан африканским синодом в Гиппо, в 393 г. по P. X., на котором Августин, бывший тогда пресвитером, произнес речь De Fide et Symbolo. Постановления этого собора утрачены, но они были заново подтверждены третьим Карфагенским собором, в котором участвовало только сорок три африканских епископа и который не может претендовать на всеобщую значимость. (См. Westcott, р. 391; Charteris, р. 20; Hefele, II. 53, 68, revised ed.)

Августин (который присутствовал на обоих соборах) и Иероним (который перевел Библию на латинский язык по просьбе римского папы Дамаса) оказали решающее влияние на установление канона Латинской церкви.

Трентский собор (1546) подтвердил традиционный взгляд, провозгласив анафему несогласным. «Это фатальное постановление, — говорит доктор Уэсткотт (р. 426 sq.), — приняли пятьдесят три прелата, среди которых не было ни одного немца, ни одного выдающегося историка, ни одного человека, пригодного для специального изучения предмета, в котором истина могла быть определена только на основании свидетельств древности».

Для Греческой и Римской церкви проблема канона закрыта несмотря на то, что в строгом смысле слова она не решалась вселенским собором, с участием представителей всей церкви. Протестанты же говорят о свободе доникейской эпохи и о праве на возобновление исследований в отношении происхождения и истории каждой книги Библии. Не имея такой свободы, экзегетическое богословие не может по–настоящему развиваться.

§139. Католическое предание

Ириней: Adv. Haer. Lib. I, с. 9, §5; I. 10, 1; III. 3, 1, 2; III. 4, 2; IV. 33, 7. Тертуллиан: De Praescriptionibus Haereticorum; особенно с. 13, 14, 17–19, 21, 35, 36, 40, 41; De Virgin, veland., c. 1; Adv. Prax., c. 2; с другой стороны, Adv. Hermog., с. 22; De Carne Christi, с. 7; De Ressurr. Carnis, с. 3. Новациан: De Trinitate 3; De Regula Fidei. Киприан: De Unitate

EccL; с другой стороны, Epist. 74. Ориген: De Princip. Lib. I. Praef. §4 — 6. Кирилл Иерусалимский: Κατηχήσεις (написан в 348).

J. A. Daniel: Theol. Controversen (учение Писания как источник знания). Halle 1843.

J. J. Jacobi: Die kirchl. Lehre von d. Tradition u. heil. Schrift in ihrer Entwickelung dargestellt. Berl. I. 1847.

Ph. Schaff: Creeds of Christendom, vol. I, p. 12 sqq.; II. 11–44. См. также список литературы к следующему разделу.

Отцы церкви, особенно Ириней и Тертуллиан, опирались не только на Писание, но, с не меньшей уверенностью, и на «правила веры»[990], то есть на общее предание веры в церкви, которое возвещалось устно по непрерывной цепи епископов, от Христа и Его апостолов до наших дней, и до сих пор живо прежде всего в изначально апостольских церквях, таких как церкви Иерусалима, Антиохии, Ефеса и Рима. Тем самым предание неразрывно увязывалось с первоначальным епископатом. Последний был средством сохранения первого, и оба они считались оплотами защиты от ереси.

Ириней противопоставляет тайные предания гностиков открытой и неискаженной традиции католической церкви и указывает на все церкви, но особенно на римскую, как на зримое средоточие единства учения. Все, кто хочет узнать истину, говорит он, могут видеть во всей церкви предание апостолов. Мы можем проследить цепь епископов, рукоположенных апостолами, и их преемников вплоть до нынешнего времени, и они никогда не учили таким ересям и не знали о них. Затем, в качестве примера, он перечисляет двенадцать первых епископов Рима от Лина до Элевтера как свидетелей чистого апостольского учения. Он мог бы представить себе христианство без Писания, но не может представить себе христианства без живого предания; для подтверждения своего мнения он ссылается на варварские племена, у которых есть Евангелие «sine Charta et atramento», запечатленное в их сердцах.

Тертуллиан указывает на универсальное средство от всех ересей в своем знаменитом аргументе о предназначенности, с самого начала лишая еретиков права использования священных Писаний на том основании, что Святое Писание появилось в церкви Христа, было дано ей, и только ей, и только она может правильно понять его. Он также обращает внимание на зримую преемственность, отличающую католическую церковь от произвольных и переменчивых сект еретиков, на то, что во всех основных общинах, особенно изначальных приходах апостолов, предание передается непрерывно от епископа к епископу начиная с самих апостолов, которые получили его от Христа, а Христос — от Бога. «Идите же, — говорит он в своем трактате De Prescriptione, — если вы хотите провести исследование с пользой для своего спасения, пройдите по апостольским церквям, где сохранились еще сиденья, на которых восседали апостолы, и где публично читают их подлинные послания, в которых отразились их голоса и лица. Если вы недалеко от Ахаии, идите в Коринф. Если вы недалеко от Македонии, там есть Филиппы, есть Фессалоника. Если вы можете отправиться в Асию, там есть Ефес. Если вы живете недалеко от Италии, у вас есть Рим, откуда происходим и мы [Африканская церковь]. Как счастлива церковь, в которую апостолы своей собственной кровью влили все свое учение…» и т.д.

Для того чтобы оценить весомость его аргумента, мы должны помнить, что эти отцы церкви жили относительно близко к апостольской эпохе и что преемственность епископов в самых древних церквях была на памяти всего двух — трех поколений. Действительно, Ириней в юности был знаком с Поликарпом, учеником святого Иоанна. Но по этой же самой причине мы не должны придавать слишком большое значение данному свидетельству и относить его к преданию более позднего происхождения, не основанному на Писании.

Мы не можем даже предположить, что отцы церкви допускали возможность слепого и рабского подчинения личного суждения церковному авторитету и решениям епископов апостольских материнских церквей. Тот же самый Ириней открыто выступает против римского епископа Виктора. Тертуллиан, хоть и продолжал по сути быть ортодоксом, в некоторых вопросах спорил с католической церковью со своих более поздних, монтанистских позиций и заложил, пускай сначала по отношению к одному общепринятому обычаю — ношению девами покрывал, истинно протестантский принцип: следует смотреть не на обычай, а на истину, особенно в вопросах [991]религии. Его ученик Киприан, для которого «библейский» и «католический» были почти что взаимозаменяемыми терминами, искренне протестовал против римской теории действительности крещения еретиков и в этом споре заявлял, в точном согласии с Тертуллианом, что обычай без истины — всего лишь заблуждение, ставшее почтенным по причине своего древнего возраста[992]. Александрийцы свободно выражали разные индивидуальные взгляды, которые позже были опровергнуты как еретические; и хотя παράδοσις αποστολική играет для них важную роль, это и подобные выражения имеют для них иное значение, иногда означая просто Священное Писание, а отнюдь не предание в современном смысле. Так, например, происходит в известном отрывке из Климента: «Подобно тому как человек превращается в зверя, очарованный Цирцеей, он перестает принадлежать Богу и хранить верность Господу, когда выступает против церковного предания и впадает в человеческие прихоти».