Моральный характер этих соборов по сути равнозначен характеру более ранних и более поздних церковных собраний, то есть он не может быть критерием, по которому мы судим об их историческом значении или о догматическом авторитете. В соборах отражаются и светлые, и теневые особенности древней церкви. Они несут небесное сокровище в земных сосудах. Если даже среди богодухновенных апостолов в Иерусалиме велось много споров[638], а вскоре после этого между Петром, Павлом и Варнавой возникли резкие, хотя и временные противоречия, — то, конечно же, нам не следует ожидать лучшего от епископов никейской и последующих эпох и от церкви, которая была тесно связана с морально разложившимся государством. В соборах принимало участие много талантливых людей, достойных и добродетельных, но встречались здесь также невежество, интриги и раскольнические настроения; стороны, возбужденные предшествующими длительными спорами, сходились на соборы как противоборствующие армии для открытого боя, — ибо эти великие соборы, созванные в связи со спорами о самых важных и сложных богословских проблемах, в истории учения занимают такое же место, как генеральные сражения в истории войны. Религия затрагивает глубочайшие и святейшие интересы человека, поэтому религиозные страсти бывают самыми яростными и ожесточенными, а особенно в те времена, когда все слои общества, от императорского двора до рыночных торговцев, проявляют живейший интерес к богословским теориям и вовлекаются в общий водоворот их оживленного обсуждения. Сюда уходит корнями печально известное безумствование rabies theologorum, более активное в IV — V веках, чем в любой другой период истории, кроме, быть может, великой революции XVI века и конфессиональной полемики XVII века.

У нас есть на этот счет свидетельства современников и акты самих соборов. Святой Григорий Назианзин, бывший, по утверждению Сократа, самым верующим и красноречивым человеком своей эпохи[639], и сам, как епископ Константинополя, председательствовавший на Втором вселенском соборе, наблюдал такие неприятные моменты и ситуации, что даже утратил, хотя и не совсем без причины, всяческую веру в соборы и называл их в своих стихотворениях «собраниями журавлей и гусей». В 382 г. (через год после Второго вселенского собора и, без сомнения, имея в виду именно это собрание) он отвечает Прокопию, который от имени императора напрасно звал его на синод: «По правде говоря, я склонен избегать всякого собрания епископов, потому что никогда не видел, чтобы синод закончился благополучно и сократил зло вместо того, чтобы умножать его. Ибо на этих собраниях (и я не думаю, что прибегаю к слишком сильным выражениям) преобладают неописуемые свары и амбиции, и человеку проще навлечь на себя упрек в том, что он считает себя судьей над грехами других, чем добиться успеха в искоренении греха. Поэтому я удалился и обрел покой души только в уединении»[640]. Действительно, склонный к созерцанию Григорий испытывал неприязнь к общественной жизни в целом и в подобных обстоятельствах излишне поддавался своим личным склонностям. В любом случае, он был непоследователен, ибо в другом месте он с большим уважением говорил о Никейском соборе и был ведущим защитником Никейского символа веры после Афанасия. Но в его многочисленных неблагоприятных описаниях епископов и синодов того времени есть достаточно правды, чтобы развеять иллюзии об их непорочной чистоте. Бособр справедливо замечает, что либо Григорий Великий клеветал на епископов своего времени, либо они действительно были весьма распущенными. А в V веке ситуация скорее ухудшилась, чем улучшилась. На Третьем вселенском соборе 431 г. в Эфесе, судя по всем имеющимся свидетельствам, правили постыдные интриги, немилосердная жажда осуждения и грубое, насильственное поведение, характерные и для печально известного «разбойничьего собора» в Эфесе же в 449 г., — с той лишь важной разницей, что первый собор отстаивал истину, а второй — заблуждение. Даже в Халкидоне вступительное слово известного историка и проповедника Феодорита привело к сцене, невольно напоминающей нам о современных ссорах греческих и римских монахов у Святого Гроба под надзором сдерживающей их турецкой полиции. Египетские оппоненты Феодорита во весь голос кричали: «Веры больше нет! Долой этого учителя Нестория!» — а его друзья не менее решительно отвечали: «Нас вынудили подписаться побоями [на "разбойничьем соборе"]; долой манихеев, врагов Флавиана, врагов веры! Долой убийцу Диоскора! Кто не знает о его преступлениях?» — Египетские епископы отвечали: «Долой иудея, врага Божьего, и не называйте его епископом!» — Восточные епископы кричали в ответ: «Долой бунтовщиков, долой убийц! Соборы только для ортодоксов!» Наконец вмешались императорские посланники и положили конец сцене, которую справедливо назвали недостойной и бессмысленной перебранкой[641].

Но несмотря на все эти всплески человеческих страстей мы не должны забывать, что Господь среди любых волнений и бурь верно направляет парусник Своей Церкви к безопасной пристани, а Дух истины, Который не покидает ее, всегда в конечном итоге побеждает заблуждение и даже прославляет Себя через слабость Своих орудий. Так что Их непогрешимое наставление свыше, которое становится лишь заметнее на фоне человеческих несовершенств, не может не быть основанием для нашего почтительного отношения к соборам. Soli Deo gloria или, как говорил Златоуст, Δόξα τω Θεώ πάντων ένεκεν!

§66. Список вселенских соборов древней церкви

Мы добавим только, в плане общего обзора, список всех вселенских соборов Греко–римской церкви с кратким рассказом об их характере и результатах.

1. Concilium Nicaenum I, 325 г. Первый Никейский собор проводился в Никее, Вифиния, — оживленном торговом городе недалеко от императорской резиденции в Никомедии, к которому легко было добраться по суше и по морю. В соборе участвовало триста восемнадцать епископов[642], а также большое количество священников, диаконов и служек, в основном с Востока. Он был созван Константином Великим для решения проблемы арианских споров. Став после решающих побед 323 г. правителем всей Римской империи, Константин пожелал поспособствовать восстановлению единства и мира с помощью церковных властей. Результатом этого собора стало учреждение (об этом мы еще поговорим подробнее) учения об истинной Божественности Христа и о единосущии Сына и Отца. Фундаментальная важность этого учения, количество, ученость, благочестие и мудрость епископов, многие из которых носили шрамы от гонений Диоклетиана, личное присутствие первого христианского императора, а вместе с ним Евсевия, «отца церковной истории», и Афанасия, «отца ортодоксии» (хотя в то время он был всего лишь архидиаконом), а также примечательный характер эпохи — стали теми достоинствами, благодаря которым этот первый вселенский собор приобрел особый вес и влияние. Его превознесенно называют «великим и святым собором», он занимает высочайшее место среди всех соборов, особенно у греков[643], и до сих пор дух его живет в Никейском символе веры, уступающем по значению только вечно чтимому Апостольскому символу веры. Однако этот символ веры не был полностью утвержден и закончен на первом соборе и свой окончательный облик обрел только на Втором вселенском соборе (если не считать еще позже вставленного латинского filioque). Кроме того, собравшиеся в Никее отцы церкви выпустили ряд канонов — обычно считается, что двадцать, о разных проблемах дисциплины; самые важные из них касаются прав митрополитов, времени празднования Пасхи и действенности еретического крещения.

2. Concilium Constantinopoutanum I, 381 г. Первый Константинопольский собор был созван Феодосием Великим и проводился в императорском городе, имя которого впервые прозвучало только через пять лет после предыдущего собора. Этот собор был исключительно восточным, в нем участвовало только сто пятьдесят епископов, так как император не позвал никого, кроме сторонников никейской партии, которая весьма сократилась за время предыдущего правления. Император на нем не присутствовал. Мелетий Антиохийский председательствовал на нем до своей смерти, потом председательствовал Григорий Назианзин, потом, когда он отказался, — только что избранный Константинопольский патриарх Нектарий. Собор дополнил никейское вероисповедание статьей о Божественности и личности Святого Духа, в противовес македонианам или «духоборам» (отсюда и название Symbolum Nicaeno‑Constantinopolitanum, Никео–константинопольский символ веры), и издал еще семь канонов, из которых в латинском переводе постановлений присутствуют только первые четыре, что, по мнению многих, заставляет сомневаться в подлинности остальных трех.