На этом соборе не было принято нового символа веры, но был подтвержден Никейский символ, с несколькими незначительными изменениями и важными добавлениями о Божественности Святого Духа, против македониан, или духоборов[1347]. В этой улучшенной форме Никейский символ веры был признан всеми, хотя в Греческой церкви — без более позднего латинского добавления, filioque.

В семи подлинных канонах собора осуждались ереси евномиан или аномеев, ариан или евдоксиан, полуариан или духоборов, савеллиан, маркеллиан и аполлинаристов, а также решались проблемы дисциплины.

Император ратифицировал постановления собора и уже в июле 381 г. выпустил закон, согласно которому во всех церквях должны были стоять епископы, которые верят в равную Божественность Отца, Сына и Святого Духа и пребывают в церковном общении с указанными ортодоксальными епископами. Публичное поклонение еретиков было запрещено.

Итак, арианство и родственные ему заблуждения были навсегда уничтожены в Римской империи, хотя похожие мнения продолжали возникать, в отдельных случаях и в другой связи[1348].

Но среди различных варварских племен Запада, особенно в Галлии и Испании, которые приняли христианство от Римской империи в период возвышения арианства, это учение сохранилось еще на два века. Среди готов оно существовало до 587 г., среди свевов в Испании — до 560 г., среди вандалов, которые завоевали Северную Африку в 429 г. и жестоко преследовали католиков, — до их изгнания Велизарием в 530 г., среди бургундов — до их включения во Франкскую империю в 534 г., среди лангобардов — до конца VI века. Эти варвары, впрочем, придерживались арианства скорее случайно, чем из убеждения, и вряд ли представляли себе разницу между ним и ортодоксальным учением. Аларих, первый покоритель Рима, Генсерих, завоеватель Северной Африки, Теодорих Великий, король Италии и герой «Саги о Нибелунгах», были арианами. Первый тевтонский перевод Библии был сделан арианским миссионером Ульфилой.

§123. Богословские принципы, связанные со спором. Его значение

Здесь следует сопоставить упомянутые выше труды, особенно Петавия (tom. sec. De sanctis‑s'ima Trinitate) и Мелкра (Athanasius, третья книга) из католиков, и Баура, Дорнера и Войта из протестантов.

Теперь мы обратимся к внутренней истории арианского спора, развития антагонистических идей. Сначала отметим некоторые общие точки зрения, с которых должна рассматриваться эта тема.

Поверхностному и рационалистическому наблюдателю эта великая борьба может показаться спором из‑за метафизических тонкостей, бесполезной ссорой из‑за слов, вращающейся вокруг греческой йоты. Но она касается самой сути христианства и обязательно должна была, в большей или меньшей степени, повлиять на все остальные положения веры. Разные мнения споривших сторон об отношениях Христа с Отцом касались общего вопроса, воистину ли божественно христианство, есть ли оно высшее откровение и настоящее искупление или же это просто относительная истина, которая может быть вытеснена более совершенным откровением.

Так воспринимает этот спор даже доктор Баур, которого отличает более глубокое понимание философского и исторического значения конфликтов в истории христианского учения, чем у других историков–рационалистов. «Основная проблема, — пишет он, — заключалась в следующем: есть ли христианство высшее и абсолютное Божье откровение, действительно ли Сын Божий, Сущая и абсолютная Личность Бога, соединяется с человеком, то есть человек через Сына становится воистину единым с Богом и вступает в такое общение с сущностью Бога, что делает его прощение и спасение совершенно несомненными. Именно так воспринимал спор Афанасий, всегда завершавший свои возражения против арианского учения главным аргументом: вся суть христианства, вся реальность искупления, все, что делает христианство совершенным спасением, было бы пустым и бессмысленным, если бы Тот, Кто должен объединить человека с Богом в реальное единство бытия, Сам был бы не абсолютным Богом или единосущным абсолютному Богу, но только творением среди других творений. Бездонная пропасть, отделяющая творение от Творца, остается непреодолимой; на самом деле нет реального посредника между Богом и человеком, если между ними стоит только сотворенная, смертная сущность или такой посредник и искупитель, каким ариане воспринимали Сына Божьего, по сути отличного от Бога — не рожденного от сущности Бога и вечного, но сотворенного из ничего и существующего во времени. Как отличительный характер учения Афанасия заключается в его попытке воспринять отношения между Отцом и Сыном, а через них — отношения между Богом и человеком как единство и общность сущности, так суть арианского учения говорит о разделении, абстрактно противопоставляя сначала Отца и Сына, а потом — Бога и человека как вечное и смертное. Если по Афанасию христианство есть религия единства Бога и человека, то по Арию суть христианского откровения заключается лишь в осознании человеком разницы, отделяющей его, вместе со всем смертным, от абсолютного бытия Бога. Возникает вопрос, зачем же нужно такое христианство, если вместо того, чтобы приблизить человека к Богу, оно лишь закрепляет пропасть между Богом и человеком?»[1349]

Арианство было религиозно–политической войной духа мира против духа христианского откровения. Дух мира триста лет преследовал церковь извне, а теперь под именем христианства старался вынудить ее свести Христа до временного и сотворенного, а христианство — до уровня естественной религии. Арианство подменяло истинного божественного Искупителя сотворенным полубогом, подобным обожествленному Геркулесу. Оно исходило из человеческого разума, Афанасий — из божественного откровения; каждый использовал другой источник знания как подчиненный и дополнительный. Первое было деистическим и рационалистическим, последний — теистическим и сверхъестественным в духе и результатах. Первое делало критерием истины разумность, второй — соответствие Писанию. В первом случае основным мотивом был интеллектуальный интерес, во втором — интерес моральный и религиозный. Но Афанасий был в то же время более способным и глубоким мыслителем, чем Арий, который ограничивался дедуктивными рассуждениями и диалектическими формулами[1350].

С этим отличием тесно связано другое. Арианство было переплетено со светской политической властью и придворными интригами; оно представляло имперско–папский принцип, и время его преобладания при Констанции было периодом самого произвольного и насильственного вмешательства государства в права церкви. Афанасий же, которого так часто смещали императоры и который так смело высказывался о Констанции, отстаивал лично не только ортодоксию, но и независимость церкви от светской власти и в этом отношении был предшественником Григория VII, пошедшего наперекор германскому имперскому принципу.

Если арианство приспосабливалось к изменчивой политике двора и распалось на разные школы и секты, утратив императорскую поддержку, то никейская вера, как и ее великий защитник Афанасий, при всех внешних переменах оставалась верна себе и шла вперед только благодаря естественному внутреннему росту. Афанасий не обращает внимания на различия между арианами и полуарианами, но относит всех их к одной категории врагов католической веры[1351].

§124. Арианство

Учение ариан, или евсевиан, аэциан, евномиан, как их называли по именам их вождей, или эксуконтиан, гетероусиан и аномеев, как их называли по их характерным терминам, в сущности, было следующим.

Один лишь Отец есть Бог. Следовательно, Он один не был рожден, Он один вечен, мудр, благ и неизменен; непреодолимая пропасть отделяет Его от мира. Он не мог сотворить мир непосредственно, а только через Своего Посредника, Логоса. Сын Божий предвечен[1352], Он существовал до всякого творения, Он выше всех созданий, занимает среднее положение между Богом и миром, Он — Творец мира, совершенный образ Отца и исполнитель всех Его замыслов, поэтому, в метафорическом смысле, может быть назван Богом, Логосом и Премудростью[1353]. С другой стороны, Он сам — творение, так сказать, первое творение Бога, через которое Отец вызвал к жизни все остальные творения; Он был сотворен из ничего[1354] (не из сущности Бога) волей Отца до начала времени; поэтому Он не вечен, но Его существование имеет начало, и было время, когда Его не было[1355].