— О Господи, Уэнти! — воскликнул с отвращением один из его коллег. — Где ты все это выкопал?

Уэнтуорт Уилкинз испепелил его взглядом.

— В качестве хобби я выбрал историю революций. Настоящую историю, а не кашку, которой мы кормим простофиль. И учитывая наше положение, на твоем месте я сделал бы то же самое.

Он повернулся ко мне.

— В любом случае провести Счастливчика нам бы не удалось, даже если бы мы очень захотели. Он один из нас. А значит — в высшем эшелоне.

— Давай заканчивать, Уэнти, — поторопил тот, что был с часами. — Меня ждет ракетоплан. Хотелось бы убедиться в настроениях мистера Майерса, но у меня, назначено заседание комитета в Денвере и через час оно начнется.

Уилкинз, немного раздраженный, вновь обратился ко мне:

— Я клоню к тому, Счастливчик, что необходимо разработать новый метод захвата власти. Ни один из старых в нашей сегодняшней ситуации непригоден. Насилие с современным оружием под рукой слишком непредсказуемо. Вопрос о новой социоэкономической системе, навязанной извне, учитывая, что ничего хорошего они навязать не склонны, отпадает.

Необходимо было что–то сказать, иначе я выглядел бы совсем глуповатым. Поэтому я поспешил спросить:

— А что не так с выборами?

— Хм–м, — задумчиво посмотрел на меня Уэнтуорт Уилкинз. — Я понимаю, что ты имеешь в виду. Но мы тебя обогнали, Счастливчик. Что неудивительно, поскольку мы работаем над этим уже очень долго. Ты, очевидно, осведомлен, что выборы в старом, классическом смысле слова себя изжили. Мы и не хотим возврата к выборам в старом смысле слова. Ведь всякое может случиться, когда с помощью наших долговременных кампаний все старые ценности почти полностью обесценены. Но ты, конечно, подразумеваешь выборы в новом смысле этого слова?

— Конечно, — сказал я. А что я мог еще сказать?

— Мы это используем. Как ширму. Мы долго работали, чтобы вселить в избирателей апатию. Теперь, чтобы выиграть выборы, вовсе не нужно иметь большинства голосов среди избирателей. Достаточно иметь большинство среди тех, кто действительно ходит голосовать. Сделай оппозицию безразличной, зарази энтузиазмом своих приверженцев — и ты выиграл выборы. Даже если «твои» составляют лишь пять процентов от общего числа избирателей.

Я чувствовал себя так, как если бы опоздал к началу разговора. Или опоздал, или как если бы каждое третье предложение опускалось. Я вернулся к своей старой тактике — рот на замок и умный вид.

— А это, мой мальчик, равнозначно тому, что мы победим с помощью циничного безразличия со стороны населения. Мы победим потому, что отныне всем все стало до чертиков.

Я постарался, чтобы мои глаза не раскрывались слишком широко.

— Грядет день радикального центра, — сказал он с удовлетворением. — Нации равно наплевать и на правых радикалов, и на левых. Более того, их вообще меньше всего волнует, кто возьмет в руки бразды правления. Они слишком заняты, живя согласно новому моральному кодексу.

— «Уматывай, Джек, и без тебя все в порядке», — пробормотал один из его дружков. Другой холодно улыбнулся и сказал:

— Или «если я не воспользуюсь преимуществом ситуации, это сделает кто–то другой».

Уэнтуорт Уилкинз, уловив общее настроение, добавил:

— «Уделай соседа прежде, чем он это сделает с тобой».

Они посмотрели на меня.

— Вы подразумеваете что–то вроде, — я проглотил ком в горле, — «никогда не суйте булыжник сосунку»? Все трое рассмеялись.

— Новая мораль, — сказал тот, кого ждал ракетоплан. Но тут же быстро добавил: — Итак, мистер Майере, вы с нами?

— Хорошо, — осторожно ответил я, — какие у меня будут обязанности?

— Обязанности? — протестующе воскликнул Уилкинз. — Мой милый мальчик, на подобном уровне ты не должен мыслить такими категориями. Ты доказал, чего ты стоишь. Ты будешь одним из нас. Ты будешь решать вопросы большой политики и тому подобные вещи. Несомненно, твоя интуиция проявится в виде неординарных идей лишь раз или два в году. Возможно, эти идеи натолкнут нас на верный путь или предостерегут от совершения неверных шагов. Например, что ты скажешь по поводу названия «Демократичные республиканцы» для предполагаемого отражения деятельности политической партии?

Тот, что все время поглядывал на часы, прервал его ровным голосом:

— Прежде чем обсуждать политику радикального центра, хотелось бы знать наверняка — по чью сторону баррикад находится мистер Майерс?

Все это не моего носа дело. Но когда речь одновременно заходит о том, что либо его оторвут, либо ты держишь его по ветру, я иду в ногу со временем.

Антигерой — вот кто отныне Счастливчик Майерс.

ПЕРЕКЛЮЧАРА

Тот, кто поверит в эту историю, выжил из ума. А тот, кто не поверит, от души повесе лится.

Джон У. Кемпбелл

Лейтенант Александр Сисакян выпрыгнул из автобуса на Калужской возле старинного особняка в стиле барокко. Не без удивления он отметил отсутствие охраны возле мрачного входа.

Молодой человек с чуть одутловатым лицом, казалось, чувствовал себя в форме не совсем уютно, хотя сшита она была отменно и явно не из отечественных материалов. Чем для него обернется это задание, Сисакян не имел ни малейшего понятия и подозревал, что пославший его сюда, в Академию наук, непосредственный начальник не имел его тоже. Вслед за ЦК партии и Советом Министров Академия являлась самым престижным институтом советской системы, порой неподотчетным даже правительственным органам.

Как бы сожалея о том, что вовлечен в это дело, он неуютно передернул под шинелью плечами и вошел в здание. На какое–то мгновение он даже замер, пораженный великолепием интерьера. Мраморные залы украшали скульптуры и картины явно тех дней, когда особняк принадлежал какому–то давно забытому вельможе. Никому, видно. не пришло в голову, что они здесь не очень к месту.

В приемной было несколько столов. Он прочеканил шаг к ближайшему и, встав навытяжку, отрывисто доложил:

— Лейтенант Сисакян. Мне назначена встреча с товарищем Менделеевым.

— Академиком Менделеевым, — мягко поправила девушка.

Он сделал мысленную пометку. Видимо, здесь, в Академии, ученое звание и должность значили больше, чем членство в партии. Он засомневался в желательности этого и решил упомянуть о факте отцу.

Девушка, по–видимому, нажала какую–то кнопку или еще каким–то образом вызвала сопровождающего, поскольку последний материализовался возле локтя лейтенанта.

Он провел Сисакяна в нужном направлении.

Менделеев был достаточно радушен для того весьма высокого положения, которое он занимал среди двух сотен ученых, достигших подобного ранга. Это был слегка рассеянный, медленно говоривший человек, ему было где–то под восемьдесят, и эти годы были заметны.

Он поздоровался за руку, отпустил сопровождающего, сделал жест в сторону стула, занял за столом свое место сам и уставился на Сисакяна.

— Лейтенант, — наконец произнес он, — что, по–вашему, единственное и самое главное в постоянном соперничестве советской и империалистической наук? Является единственным и самым главным фактором, определяющим наше ведущее положение в столь многих областях?

Кагэбэшник понял, что старик не ждет от него ответа пропагандистского толка. Он растерялся.

— Не пытайтесь гадать, лейтенант Сисакян. Я имею в виду нашу систему реферирования.

— Реферирования? — тупо переспросил Сисакян.

— Вот именно. Немного предыстории. В 1953 году были организованы Всесоюзный институт научной и технической информации и Институт научной информации — оба находятся в подчинении Академии со мной как директором во главе, хотя, надо признать, в последние годы я переложил там основное бремя забот на своих заместителей. Первый институт публикует еженедельное издание рефератов под названием «Экспресс–информация», которое поступает во все учебные заведения, лаборатории и научные институты Советского Союза. Второй — публикует материалы, ежегодный объем которых равен тридцати пяти томам Британской энциклопедии и составляет около четырехсот тысяч рефератов. Они охватывают восемьдесят тысяч зарубежных периодических изданий из восьмидесяти стран. К примеру, из почти восемнадцати тысяч научных журналов, издаваемых в Соединенных Штатах, мы выписываем четырнадцать тысяч. Понимаете, наша задача, чтобы все ценное или заслуживающее внимания с научной точки зрения было доступно на русском не позднее нескольких недель со дня первой публикации.