— А теперь сделаем «лирическое отступление», — сказал Мартин Уэндл. — Профессор, вы никогда не интересовались, что бы случилось с шимпанзе, будь ей отведен человеческий срок жизни?

— Боюсь, я не совсем улавливаю…

— Подумайте о том, что человек не взрослеет, не способен на самостоятельные поступки, пока не достигнет приблизительно четырнадцатилетнего возраста. Возраста, когда все его друзья–млекопитающие уже повзрослели, одряхлели и умерли. Но не заметили ли вы, насколько шимпанзе опережает в развитии человека в возрасте от двух до четырех?

— Это хорошо известно, — признал профессор. Он никак не мог связать этот факт с началом разговора.

— Задолго до того, как человеческий ребенок отложит в сторону свои игрушки, шимпанзе уже полностью завершит жизненный цикл. Но представьте, что мы дали ей срок для интеллектуального роста лет на сорок–пятьдесят?

— Я понял, — сказал профессор. — Весь спор о том, что Бэкон вкатил свой эликсир шимпанзе, и…

Уэндл покачал своей угловатой головой.

— Да нет, я привел первый попавшийся пример, поскольку способности шимпанзе общеизвестны. Для экспериментов Бэкон использовал свою собаку Дьявола — животное, которое само по себе результат его собственных экспериментов, связанных с мутациями.

И опять профессору стало интересно.

— И он продлил его жизнь до человеческой?

— Более чем, профессор, — ответил сухо собеседник. — Бэкон облагодетельствовал своего любимца бессмертием.

И снова белые брови приподнялись.

На этот раз, не обращая внимания на скептицизм, Уэндл продолжил:

— Однако пойдем по другому пути. Подумайте, профессор, человек и собака. Через столетия, через примитивнейшие времена. Профессор, от пещер всегда — человек и собака — всегда. Используя биологическую терминологию — симбиоз.

Профессор Дрейстайн опустил руку, чтобы приласкать жуткую черную морду твари, лежащей перед ним на коврике.

— Но представьте, профессор, — сказал Уэндл, — старый, добрый друг человека — собака — получает возможность развить интеллект до такой степени, что сначал он анализирует, а затем критикует своего напарника, и все это на протяжении тысячелетий. Как вы думаете, каково будет отношение человека к подобному псу?

Профессор вновь криво усмехнулся.

— Вы знаете, — сказал он, — я рад, что вы пришли. Так приятно. Пожалуй, я еще выпью. Успокаивает и в то же время возбуждает.

Он поднялся и спросил, направившись к бару:

— Вы уверены, что не хотите составить мне компанию?

— Абсолютно уверен. — Человек продолжал говорить. — Очень скоро такой собаке хозяин не понравится. Ну, представьте себе такое животное. Возможно, его коэффициент интеллектуальности вовсе не соответствует человеческому — я не уверен, — но по прошествии семи веков накопленные им знания превзойдут интеллект любого человека, когда–либо жившего на земле.

Ганс Дрейстайн вернулся в кресло с вновь наполненным бокалом.

— И вы не считаете, что этот гипотетический, э–э, Canis superior, скажем так, будет против человека, а?

— А что, могут быть сомнения? Неужели вам не ясно, как все это будет происходить, пока уходят столетия? Сначала ранящее удивление; затем — отвращение, презрение. А потом? Потом понимание необходимости сбросить с пьедестала самое высокомерное, самое жестокое существо на земле.

Профессор воздержался от очередного глотка.

— Революция! — рассмеявшись, он брызнул слюной.

— Так точно. — Уэндл даже не удивился.

— Тогда почему же эта собака Бэкона, как там ее звали?

— Дьявол.

— Тогда почему же этот Дьявол ее не совершил?

Некрасивое лицо Мартина Уэндла стало задумчивым, взгляд был где–то далеко.

— Я не уверен, но мне кажется, что прежде ему необходимо достичь двух целей.

— А именно?

— Во–первых, ему нужно восстановить некоторые достижения Роджера Бэкона в области направленной мутации и формулу элексира, чтобы сделать прививки другим животным, по крайней мере собакам. В противном случае после, как вы ее называете, революции вся животная жизнь вернется в джунгли и будет ждать нового хозяина.

Теперь профессор был уже крайне заинтересован.

— Ну, а во–вторых? — подзадорил он.

— Революция должна подождать, пока не будет получен еще один бесценный дар природы человеку, — сказал Уэндл. Он наклонился вперед, чтобы подчеркнуть свою мысль. — На ранней стадии развития цивилизации рука человека просто бесценна. Но как только мы достигнем момента, когда даже лапа может нажать кнопку или перебросить рубильник, чтобы привести в действие самую сложную технику, тогда, конечно, человек больше не нужен.

Глаза Ганса Дрейстайна блестели от выпитого бренди и научного любопытства.

— Грандиозно! — вскричал он. — Таким образом мы получаем бессмертного Дьявола Роджера Бэкона, пытающегося вновь открыть эликсир жизни и ждущего момента, когда индустриальная машина человека достигнет таких высот в электронике, что лапа сможет заменить руку.

Мартин Уэндл грустно произнес:

— Не ждущего, профессор, а стимулирующего прогресс человека, чтобы приблизить свой день. Я говорил вам, что посвятил этому много лет. В прошлом Леонардо и Галилей; позже — Ньютон, Пристли, Фарадей, Маркони и даже Эдисон. Я обнаружил свидетельства, что в свое время он жил в доме каждого из них.

— О, пожалуйста, не надо. Это начинает становиться фарсом. Я представляю себе картину, как этот ваш Дьявол нашептывает советы в ухо…

Мартин Уэндл очень медленно сказал:

— Пожалуй, есть даже свидетельства о наличии у него телепатических способностей. Возможно, э–э, «хозяевам» Дьявола было абсолютно неизвестно, что он способен направлять их интересы, их исследования.

Неожиданно профессор опустил свой стакан. Он моргнул в сторону собеседника, веселье исчезло из его глаз. Наконец, он сказал:

— Основой моих величайших открытий были озарения, которые… — Он перевел взгляд с собеседника на черного пса, лежащего на коврике. — Но это полный абсурд!

Собака поднялась, шерсть на ее загривке встала дыбом. В головах обоих мужчин прозвучала мысль: «Я должен буду вас убить. Вы это понимаете?»

Профессор остолбенело замолчал с широко открытым ртом.

Мартин Уэндл покачал головой. В первый раз Дрейстайн осознал бесконечную красоту и мудрость грустного, некрасивого лица, похожего на лицо Линкольна.

— Нет, Дьявол, — сказал он, — ты знаешь, я очень долго тебя искал.

Пес глухо зарычал и послал мысль: «Я вынужден вас убить. Как ты докопался?»

— Помнишь своего первого хозяина. Дьявол? Помнишь Роджера Бэкона? — спросил Уэндл.

«Я никогда не забуду хозяина. Он был не таким, как остальные люди».

— Он не был человеком, Дьявол. Посмотри мне в глаза.

Шерсть на загривке опала. Глаза стали вопросительными. Кончик хвоста застыл.

Мартин Уэндл сказал:

— Я долго тебя искал, Дьявол. Это долгий, трудный и одинокий путь — дорога к лучшему миру. Homo sapiens нуждался в помощи собаки, чтобы дойти туда, куда он дошел. Для Homo superior путь будет легче, если бок о бок с ним пойдет Canis superior. Пойдешь со мною рядом, Дьявол.

«Да, хозяин. Мы пойдем вперед вместе».

Когда они были у дверей. Дьявол обернулся и посмотрел через могучее плечо на профессора.

«Не беспокойся, — сказал Мартин Уэндл телепатически. — К утру ни он, ни его слуга о нас не будут помнить».

Дьявол с удовлетворением глубоко вздохнул и потрусил вслед. Его хвост вилял: вправо–влево, вправо–влево…

Пер. изд.: Reynolds M. And Thou Beside Me: в сб.: SF Adventures in Mutation; ed. by G. Conklin. — N. Y.: 1965. c перевод на русский язык, Кузнецов К. Э., 1993.

СЛУЧАЙ С ИНОПЛАНЕТЯНИНОМ

Оторвавшись от шахматной партии, над которой он размышлял, мой друг поднял голову. Повертев в своих узловатых старческих пальцах слона, он поставил фигуру, как мне показалось, вовсе не на ту клетку, с какой взял.

Он откинулся в кресле; на его оплывшем лице мелькнула усмешка.