– А вот и могут… – рыжеволосая произнесла это так тихо, что расслышал, похоже, только я. Хотя и сидел в противоположном конце комнаты. То ли слух мой невесть отчего сделался тоньше, то ли я просто держался настороже и был внимательнее прочих. А Тамра прямо-таки тлела, хотя ей удавалось это скрывать.

Воспользовавшись тем, что магистр переключился на других, я уселся на свою подушку.

– А вот ты, Ринн, – добродушно промолвил Кассиус, повернувшись к блондинке, – полагаешь, будто сила заключает в себе ответы на все вопросы, а сделаться сильным может каждый, кто приложит к тому достаточно старания. При таком подходе младенцев или больных следует оставлять на произвол судьбы, чтобы они умирали или выживали – это уж как у них получится.

– Вовсе не так… – Ринн напряглась, ее зеленые, с карими крапинками глаза сделались холодными.

– В таком случае, – улыбнулся магистр, – может быть, ты разъяснишь нам свою позицию?

Я исподтишка поглядывал на Тамру, грациозную, но твердую, как гибкая сталь. Ее обрамленное рыжими волосами веснушчатое лицо выглядело чуть ли не добродушным – пока она не начинала говорить. Неожиданно девушка повернулась, поймала мой взгляд и как будто окатила меня ушатом ледяной воды. Поспешно отвернувшись, я уставился на Ринн.

– Каждый обязан быть сильным – насколько это для него возможно, – говорила та. – И несправедливо требовать от сильных заботы о тех, кто не хочет делаться сильнее и заботиться о себе самостоятельно.

Ринн поднялась с подушки, а руки ее непроизвольно сжались в кулаки.

– Что ты вкладываешь в понятие «сильный»? – громыхающим голосом уточнил Кассиус.

Ринн уставилась на черную стенную панель, потом на Кристал, потом на съежившегося в своем углу Миртена. Этот малый вечно старался забиться в уголок и сделаться незаметным, зато сам, кажется, примечал все.

Молчание затягивалось.

– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, – ответила наконец Ринн. – Просто играешь словами.

С этим я был полностью согласен: и насчет Кассиуса, и насчет всей его братии – Мастеров, да и магистров – тоже. Они только и делали, что играли словами, переиначивая их значения.

– Ладно, – голос Кассиуса смягчился. – По-твоему, сила очень важна. Но какая сила? Бык силен, но заслуживает ли он восхищения? И заслуживает ли презрения слабая женщина, обратившаяся за помощью… ну, скажем, чтобы задержать грабителя?

– Я не восхищаюсь быками и весьма невысокого мнения о людях, неспособных постоять за себя. А воров – терпеть не могу, – каждое слово Ринн процеживала сквозь сжатые зубы, а на Миртена бросила такой злобный взгляд, что он почему-то отвернулся.

– Стало быть ты полагаешь, что порядок должен опираться только на силу и самодисциплину?

– Что полагаю, то полагаю! – Ринн наградила магистра таким же взглядом, что и Миртена.

– Очень честный ответ! – Кассиус усмехнулся, но тут же, уже без намека на улыбку, повернулся к Кристал. – Ну а ты, хохотушка? Можешь сказать, почему ты считаешь гармонию не заслуживающей внимания? Равно как и все остальное?

Кристал даже не подняла глаз, а лишь хихикнула, продолжая крутить пряди длинных волос.

– Кристал! – в рокочущем голосе послышался холод.

Даже я поежился.

– А что толку… Обращай внимание, не обращай… – тихонько пробормотала она, не отрывая взгляда от пола. – Все одно, чему быть, того не миновать. Ломай голову, не ломай, от этого ничего не зависит.

Ринн громко засопела.

– Выходит, ты согласна с Ринн? В том смысле, что зло, например, можно остановить только силой?

– Иногда, – сказала она, почему-то посмотрев на меня.

– А как по-твоему, Леррис?

Ну вот, опять нарвался! Я закашлялся, пытаясь сообразить, что это она на меня уставилась и с запинкой проговорил:

– Так ведь… Иногда, как мне кажется, очень хорошие люди – все из себя очень даже гармоничные – оказываются совершенно бессильными против зла и невзгод. А порой, – тут мне вспомнился булочник, – людей наказывают или высылают с Отшельничьего только потому, что они не соответствуют каким-то меркам, писаным или неписаным правилам. По-моему, несправедливо, когда человека карают за то, что он недостаточно силен или чего-то не понимает.

– А ты считаешь, что жизнь в целом устроена справедливо? Или что Братство может взять на себя обязательства проявлять справедливость по отношению к отдельным людям, даже если это будет угрожать безопасности всего Отшельничьего?

– Мне никогда не доводилось видеть людей, которые могли бы угрожать безопасности Отшельничьего. И вообще, трудно представить себе, чтобы отдельный человек мог быть опасен для всего нашего сообщества. А вот как совсем неплохих людей отправляли в изгнание – это я видел.

Переводя взгляд с меня на так и не поднявшую глаз Кристал, с нее – на все еще сердитую Ринн, а с той – снова на меня, Кассиус печально улыбнулся и спросил:

– Жить на Отшльничьем – это право или привилегия.

Вопрос его повис в воздухе. Миртен в своем углу нервно облизывал губы.

– Если считать это привилегией, – сказал наконец я, – то, наверное, чтобы заслужить ее, мы и вправду должны соответствовать некоторым условиям. Беда не в этом, а в том, что решительно никто не желает нам объяснить, почему, в силу каких причин, эти условия именно таковы. Нам просто велено поддерживать гармонию и противиться хаосу, выполняя все предписания и не задавая вопросов, ответов на которые все равно не будет.

– Так уж и не будет? Как я понимаю, ответы ты получаешь, но они тебя не удовлетворяют.

– Не удовлетворяют. Ни меня, ни, сдается мне, большинство находящихся в этой комнате.

– Значит… Император-то голый, – голос Кассиуса прозвучал тише и мягче, чем обычно.

– Что? Какой император? Почему голый?

– Вся эта философия весьма… поучительна. Непонятно только, как она подготавливает нас к гармонизации, – резко произнесла Тамра и встала.

– Сядь, я сейчас отвечу. Скорее всего, никто из вас мне не поверит, но я все же отвечу.

Я пожал плечами. Ринн тоже. Тамра одарила магистра злобным взглядом, но все же села.

– Все довольно просто, – промолвил Кассиус, дождавшись, когда стихнут перешептывания. – Победа над идеальной гармонией для магии хаоса почти недостижима. Основу жизни на Отшельничьем составляет поддержание состояния, близкого к ней. Настолько близкого, настолько это возможно. Люди же по природе своей различны: одни упорядочивают существование, другие вносят в него хаос, а третьи способны и на то и на другое.

Пройти гармонизацию предлагается людям, являющимся источниками неконтролируемой силы, либо же способным бессознательно генерировать как гармонию, так и хаос. Первый шаг в гармонизации – дать вам понять, что вы наделены способностью либо позволить хаосу обрести на Отшельничьем опору, либо помогать нам не допускать его на остров. Что из этого предпочесть – дело каждого, но делать свой выбор вы будете под присмотром Братства. Именно оно и решит, можно ли вам оставаться на острове.

Но Отшельничий – не полицейское государство, и наше общество считает, что определиться по-настоящему и сделать по-настоящему свободный выбор вы можете, лишь получив необходимые знания и познакомившись, хотя бы отчасти, со внешним миром.

Лично меня удивило выражение «полицейское государство». Насколько мне было известно, полиция существовала только в Хаморе.

Некоторое время в комнате царило молчание, а потом Ринн раздраженно сказала:

– Выходит… Вы просто набьете наши головы всякой словесной шелухой и спровадите в Хамор или Кандар на верную смертью

– Я бы так не сказал. Нынешний император Хамора – внук человека, который был отправлен на гармонизацию, но предпочел остаться на юге и сумел захватить власть в провинции Меровей. Наиглавнейший убийца в одной из виднейших держав – родом из Сигила, это совсем недалеко отсюда. Поверьте, во внешнем мире есть чем вознаградить многие таланты. Но вы окажетесь в величайшей опасности, если, поверив в гармонию, отвергнете Братство. Потому что, – тут его взгляд обратился ко мне, – тем самым вы станете ходячими источниками гармонии в царстве хаоса и угрозой для Мастеров хаоса.