«Эй, Али, — сказал О’Нейл, — будь осторожен!» Он сбежал вниз по ступеням отеля, чтобы убедиться, что Суфан надел бронежилет. Разочарования, стресс и опасность, наряду с вынужденно тесным общением, сблизили их. О’Нейл отзывался о Суфане как о своем «секретном оружии». Йеменцы обращались к нему «сын мой».
Когда он оказался на улице, снайперы взяли его под прикрытие. Йеменский офицер, находившийся на посту, узнал его и сказал, что все в порядке.
«Если все в порядке, тогда почему на улицах нет машин?» — спросил Суфан.
Офицер ответил, что рядом играют свадьбу. Суфан осмотрелся и увидел напротив отеля много мужчин в традиционной арабской одежде, некоторые сидели в джипах. У всех в руках были автоматы, хотя люди были явно гражданскими лицами, а не солдатами. Суфану вспомнились племенные волнения в Сомали, закончившиеся тем, что тела убитых американских солдат проволокли по улицам Могадишо. Такое, как он думал, могло произойти и здесь.
О’Нейл приказал морским пехотинцам выдвинуть два бронированных джипа на пересечение улиц возле входа в отель. Ночь прошла без происшествий, но на следующий день О’Нейл перебросил свою команду на военный корабль «Дулут», стоявший на рейде Аденского залива. Он получил разрешение от правительства Йемена на полеты вертолета с корабля на берег. Пилот на всякий случай делал немыслимые маневры, чтобы обмануть зенитную ракету, если бы она была выпущена. Вскоре О’Нейл отослал большую часть следователей домой. Он, Суфан и еще четверо агентов вернулись в отель, который из-за угрозы взрыва оставался пустым.
Отношения между Бодайн и О’Нейлом обострились до такой степени, что Маун был вынужден прилететь в Йемен, чтобы изучить ситуацию на месте. «Понятно, что она просто ненавидит его со всеми потрохами», — решил Маун, когда Бодайн пожаловалась ему, что О’Нейл не может вести дела с йеменцами. На протяжении десяти дней Маун беседовал со своими следователями и морскими офицерами. Каждый вечер, когда йеменские власти делают свои дела, он отправлялся на переговоры вместе с О’Нейлом, чтобы наблюдать, как тот ведет себя с партнерами. Встречи обычно затягивались допоздна. На Них О’Нейл очаровывал, льстил, умолял и давил на собеседников, чтобы хоть немного продвинуться вперед. В один из вечеров он попросил главу УПБ генерала Талиба Камиша предоставить фотографии подозреваемых, которых арестовали йеменцы. Дискуссия затянулась до раннего утра. В конце концов генерал Камиш дипломатично сказал, что вряд ли эти фотографии представляют ценность для ФБР, на что О’Нейл жалобно сказал, что в сложившейся ситуации эти фото ему просто необходимы. Маун мог бы просто сделать замечание своему подчиненному за излишнюю навязчивость. Но на следующий вечер генерал сдался и сказал: «Ну хорошо, я дам тебе эти фотографии».
О’Нейл поблагодарил и сразу же принялся его уговаривать, чтобы ему разрешили поговорить с подозреваемыми один на один, раньше чем их будут допрашивать йеменские следователи. Это были бесконечные мучительные переговоры, но, по мнению Мауна, обе стороны демонстрировали уважение друг к другу и даже симпатии. Генерал Камиш называл О’Нейла «братом Джоном». По возвращении Маун доложил директору ФБР, что О’Нейл демонстрирует завидное мастерство, назвав посла Бодайн «единственным инсинуатором». Он многое высказал Бодайн, перед тем как выехать из Йемена. При этом он не ссылался на О’Нейла, а говорил от своего имени. Естественно, что именно Маун нес главную ответственность за отправку О’Нейла. Он не мог не учитывать точку зрения Бодайн. В любом случае послу принадлежало последнее слово в том, кому из американцев разрешить пребывание в чужой стране, и О’Нейла не было в их числе.
В конце октября йеменцы арестовали Фахда аль-Кусо, оператора «Аль-Каиды», проспавшего момент взрыва и не успевшего заснять его на камеру. Кусо сообщил, что он и один из смертников передали в Бангкоке пять тысяч долларов Халладу — одноногому разработчику взрыва «Коула». Он сказал, что деньги были нужны Халладу для изготовления нового протеза. Протокол допроса передали в ФБР месяц спустя.
Суфан вспомнил, что имя Халлада он уже слышал от одного из информаторов, завербованного в Афганистане. Он описал боевика с металлическим протезом, который был эмиром в гостевом доме в Кандагаре. Бен Ладен называл его «мальчиком на посылках». Суфан и О’Нейл послали факсом фотографию из паспорта Халлада, и афганский агент опознал его. Это стало первым связующим звеном между подрывом «Коула» и «Аль-Каидой».
Суфан удивился, зачем деньги переводили из Йемена, если большая операция была совершена именно здесь. Неужели готовится новый террористический акт? Суфан послал фото из паспорта Халлада в ЦРУ и поинтересовался, знают ли они его и не проводилась ли встреча «Аль-Каиды» в этом регионе. Управление так и не ответило на этот вполне ясный вопрос. Тот факт, что ЦРУ скрыло информацию об организаторе взрыва эсминца «Коул» и конспиративной встрече в Малайзии, несмотря на прямой запрос ФБР, поставило огромный барьер на пути расследования гибели семнадцати американских моряков. Но наиболее трагические последствия были еще впереди.
Месяц спустя после начала расследования взрыва на «Коуле» помощник директора ФБР Дэйл Уотсон сказал в интервью «Вашингтон пост»: «Удовлетворительное сотрудничество… с йеменцами… позволяет ФБР в дальнейшем сократить свое присутствие в стране… ФБР вскоре отзовет домой руководителя следственной группы Джона О’Нейла». Вероятно, это стало следствием жалоб Бодайн. В тот же самый день премьер-министр Йемена заявил газете «Пост», что связь между террористами, взорвавшими «Коул», и «Аль-Каидой» не прослеживается.
О’Нейл вернулся домой вскоре после Дня благодарения. Увидев его, Вэлери Джеймс была шокирована. Он похудел на 11 килограммов. О’Нейл сказал: ему кажется, он ведет борьбу с террористами в одиночку без поддержки собственного правительства и расследование без него может вообще остановиться. И действительно, по словам Барри Мауна, сотрудничество с йеменцами пошло на спад после того, как О’Нейл покинул страну. Опасаясь за безопасность следственной группы, Джон попытался снова приехать в Йемен в январе 2001 года, но посол Бодайн отказала ему в разрешении на въезд. Американские следователи, чувствуя возросшую враждебность, перенесли свою резиденцию за стены американского посольства в Сане.
В конце концов Суфану разрешили задать вопросы Фахду аль-Кусо, проспавшему оператору, маленькому и самоуверенному человеку с редкой бородкой, которую он постоянно теребил. Перед началом допроса полковник УПБ вошел в кабинет и поцеловал Кусо в обе щеки — знак, что Кусо находится под покровительством. Во время разговора, когда казалось, что Кусо готов сделать важное заявление, полковник прерывал разговор на обед или молитву.
В один из таких дней Суфану, однако, удалось вытянуть из Кусо признание, что тот встречался с Халладом и одним из смертников в Бангкоке в отеле «Вашингтон». Кусо открыл, что целью этой встречи было передать свыше тридцати шести тысяч долларов в фонд «Аль-Каиды», а не пять тысяч долларов на новый протез Халладу, как он говорил ранее. Теперь очевидно, что именно на эти деньги были приобретены авиабилеты первого класса для участников теракта 11 сентября Мидхара и Хазми. На эти же средства они жили после приезда в Лос-Анджелес.
Агенты ФБР просмотрели данные телефонных переговоров, чтобы проверить правдивость слов Кусо. Они обнаружили, что в то время был зафиксирован телефонный разговор между отелем «Вашингтон» в Бангкоке и домом Кусо в Йемене. Они также установили, что были звонки в эти два места из телефона-автомата в Малайзии. Телефонная будка находилась рядом с домом, где происходила конспиративная встреча. Кусо далее сообщил Суфану, что вначале должен был встретиться с Халладом в Куала-Лумпуре или Сингапуре — он не мог решить, в каком городе конкретно. Снова Суфан послал официальный запрос в ЦРУ. Он отправил также копию паспорта Халлада. Имеют ли эти телефонные звонки какое-либо значение? Есть ли связь с Малайзией? Какие связи у Халлада? Снова управление ничего не ответило.