К полуночи я уже прикорнул в мягком кресле, вполглаза следя за приключениями какого-то бравого полицейского. Подробности сюжета ускользали, но меня это не беспокоило. Микаэла забралась с ногами на диван и перелистывала журнал, может быть, последний вышедший из-под печатного станка перед тем, как миру стало освсем не до журналов.

Потом вернулся Голос.

— Извините, что задержался. У нас сегодня такой напряженный день. Не поверите, сколько бумаг приходится заполнять. Но что поделаешь — с правительственными департаментами не поспоришь. Добрый вечер вам обоим.

Я посмотрел на улыбающуюся Микаэлу. Похоже, она чувствовала то же самое: разговаривать с невидимым собеседником… в этом было что-то странное. Тем не менее, мы ответили хором:

— Добрый вечер.

— Нашли все, что нужно?

— Да, спасибо.

— Когда будете принимать душ, дайте воде стечь. Придется немного подождать, но, поверьте, горячая вода все же пойдет.

— Меня зовут Микаэла, а он — Грег.

- О, конечно. Какой я невежа. — Голос как всегда звучал мягко. — Совсем забыл представиться.

— Все получилось немного сумбурно, — сказал я. — Мы были рады, что вообще оказались здесь целыми и невредимыми.

— Понимаю. Мы рады помочь. Ну что ж, позвольте представиться. Меня зовут Феникс.

Феникс? И что дальше? Я по-прежнему никак не мог определить, кто наш собеседник, мужчина или женщина. В голосе определенно присутствовало что-то женское.

— Моя роль здесь — это роль координатора, — пояснил Феникс. — Начальник центра Рэчэл Пик, но если вам что-нибудь понадобиться, нажмите одну из тех зеленых кнопок на стене и вызовите меня. — Затем он (или она?) помолчал, словно раздумывая над сказанным. — Ешьте, пейте, развлекайтесь. Извините, но я вынужден привлечь ваше внимание к правилам внутреннего распорядка. Пожалуйста, выключайте свет, когда выходите из комнаты: пожалуйста, не сорите и выбрасывайте мусор только в мусоропровод. Пожалуйста, не пытайтесь открывать запертые двери — вход разрешен только имеющему допуск персоналу. Пожалуйста, не… — Голос продолжал в том же духе, и мы с Микаэлой переглянулись. Я закатил глаза, а она закрылась ладошкой, сдерживая смех, потом приняла притворно серьезный вид, погрозила мне пальцем и прошептала:

— Не смеши меня, Грег. Пожалуйста.

- … отсутствие окон объясняется вполне понятными причинами. Внешние двери закрываются герметически. В бункере работает система очистки воздуха. Нас можно сравнить с подводной лодкой, которая залегла на дно моря. Мы полностью самодостаточны. Запасов продуктов и топлива хватит на многие месяцы. Есть еще вопросы? Микаэла? Грег?

— Нам хочется еще раз поблагодарить вас за спасение, — сказал я, обращаясь к четырем стенам. — Но что дальше? Мы же не можем остаться здесь навсегда, не так ли?

— Вы абсолютно правы. Те, кто попадал сюда до вас, задерживались примерно на три дня, а потом уходили.

— Значит, мы можем уйти? — Вообще-то у меня не было ни малейшего желания отправляться в ночь, но я хотел проверить, как на это отреагирует Феникс.

— Я бы вам не советовал, Грег. Взгляните на экран.

Мы повернулись к экрану — по холмам Сан-Франциско неслась полицейская машина. Потом экран мигнул, и Сан-Франциско исчез, уступив место совсем другому пейзажу.

— Думаю, вам знакомо это место. Цвета нет, потому что сейчас ночь — камера работает в инфракрасном режиме.

Да уж, черт возьми, место было мне знакомо. Камера показывала ту самую лужайку с искусственным газоном, где мы едва не попали в руки шершней. Я увидел «харлей», точнее, то, что от него осталось. После того, как мы укрылись в бункере, шершни выместили всю свою злобу на машине, превратив ее в груду искореженного металла. Неподалеку лежали тела погибших при взрыве. У нас на глазах из леса вышел бурый медведь с парой медвежат. Мамочка — медведица принялась рвать в колчья один из трупов, цепляя когтями поблескивавшие под луной кишки. Медвежата присоединились к пиршеству.

— Феникс, это ведь были мины, да? Те парни попали на минное поле, верно?

— Верно.

— Тогда почему мины не взрываются сейчас? Почему медведи так спокойно разгуливают по газону?

— Хороший вопрос. — Я почувствовал, как Феникс улыбается. — Лужайка действительно заминирована. Это противопехотные мины. По соображениям безопасности взрывать их можно только отсюда, из бункера. У меня под рукой панель управления, я нажимаю кнопку и… В принципе на этом газоне можно играть в футбол, хотя я лично так бы рисковать не стал бы, поэтому когда вы выйдете отсюда, то постарайтесь не сходить с дорожки.

— Не беспокойтесь, мы и шагу в сторону не сделаем.

Микаэла подалась вперед, вглядываясь в экран.

— Но шершней ведь нет?

— Шершней?

— Да, шершней. Хлебных бандитов.

— А, беженцев? Похоже, на лужайке их действительно нет, но сейчас я переключусь на камеру номер два… Минуточку… так. Не похоже, что они вам обрадуются, не так ли?

Экран снова мигнул: вид лужайки сменился другим. Эта камера, вероятно, была установлена где-то на бункере. Я увидел шершней. Они стояли в темноте неподвижно, с ничего не выражающими, застывшими лицами. Я насчитал десять человек. Но, возможно, в объектив попали не все.

— Кажется, нам придется немного задержаться.

— Конечно, мы будем только рады, — сказал Феникс. — Нам известно, какая тяжелая там жизнь. Считайте, что у вас сейчас отпуск.

Микаэла отвела взгляд от экрана с бесстрастными, какими-то нечеловеческими лицами и повернулась ко мне.

— Ты чувствуешь их, Грег?

Я потер живот. Дрожи не было. Моя «система предупреждения» молчала.

— Нет.

— Но ведь они же неподалеку. Мне кажется, ты говорил, что испытываешь что-то вроде дрожи, когда шершни где-то рядом, разве не так? — Она кивнула в сторону экрана, показывавшего этих стервятников, терпеливо дожидавшихся. Пока корова, то есть мы, наконец, сдохнет. — Тебе ведь даже не обязательно видеть их.

— Нет, не обязательно. Возможно, дело в том, что бункер герметически закрыт.

— Значит, это не какое-то шестое чувство, да? Не телепатия?

— Какая еще телепатия! Конечно, нет. — Мне не удалось скрыть раздражение. Проклятая дрожь. Из-за нее я чувствовал себя уродом. Из-за нее другие считали меня ненормальным. Мне не хотелось говорить об этом. Да и что толку? — Коровы чуют воду в пустыне на расстоянии двадцати миль. Вот и у меня что-то в этом роде. Как все происходит, на сознательном или бессознательном уровне, я не знаю. Просто я чувствую шершней, их феромоны, или гормоны, или их мерзкое дерьмо. Механизм действия мне неведом, Микаэла.

Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами, как будто не ожидала такой реакции.

— Извини, Грег. Я думала, что было бы интересно…

— Проверить хочешь, да? Устроить эксперимент?

— Но ты…

— Все, все. — Я попытался успокоиться. — Забудем, ладно?

Молчание затягивалось. Наконец его нарушил Феникс.

— Извините, может быть, сейчас не лучшее время, и мы поговорим позже. Я только подумал, что вы захотите спросить меня о чем-нибудь. — Пауза. — Грег? Вам нехорошо? Болит живот?

— Нет, — сдержанно ответил я. — Все в порядке. У меня ничего не болит.

Снова пауза. Молчание. Они как будто ждали от меня чего-то. Объяснений?

— Ну… ладно. В общем, когда рядом шершень или зараженный, то я это чувствую.

— Но как, Грег? Наши специалисты проводят самые разные тесты, берут на анализ кровь, образцы тканей, но ничего не находят.

О-хо-хо, Фениксу нужна информация. Не знаю почему, но мне стало как-то неспокойно.

— Инстинкт. Это происходит само собой. У меня начинается дрожь. Мышцы как будто скручиваются, больше я ничего не знаю.

И опять молчание. Я понимал, что Феникс переваривает информацию. И это меня тревожило. Я уже не чувствовал себя беглецом, спасающимся от охватившего мир безумия. Я чувствовал себя подопытным зверьком, лабораторной крысой, которую вот-вот разрежут на части и сунут под микроскоп.