Я объехал бункер два раза.

Рука обнимавшей меня за талию Микаэлы превратилась в стальной обруч. Девушка испугалась. Своими глазами я увидел, что выхода нет. И еще увидел, что одноглазый ублюдок со своими ублюдочными дружками снова здесь. Они шли через синтетическую лужайку, и в их глазах пылала вся ярость, вся злоба и вся ненависть ада. Они жаждали нашей крови. Сейчас. Выхода нет, Валдива. Выхода нет.

Я остановил мотоцикл у нарисованной двери, потом заглушил мотор. Тишина обрушилась на нас волной. Шершни молча шли через лужайку. Они не кричали, не суетились. Да и зачем? Мы были легкой добычей. Конечно, нескольких мы могли убить. Но ведь не десять и не двадцать.

Микаэла слезла с мотоцикла. Я тоже. Она взяла меня за руку.

— Не стреляй. — Ее голос прозвучал неожиданно спокойно.

— Ничего другого не остается.

— Нет, Грег. Не стреляй в них. Стреляй в меня.

Я посмотрел ей в глаза. Убить Микаэлу? Но не лучше ли умереть от пули, чем попасть в руки этих чудовищ?

- Нет. Рано. Сделаем, что сможем. — Я поднял ружье.

— Прибереги одну пулю для меня. Пожалуйста, Грег. — Ее большие черные глаза умоляюще смотрели на меня. — Они не всегда убивают. Нас могут приберечь для улья. Я этого не хочу. После того, что видела… Пожалуйста, Грег.

Я повернулся к шершням. Одноглазый миновал бассейн. Синтетическая трава как-то непривычно поскрипывала под его босыми ногами. Единственный глаз вперился в Микаэлу. Он смотрел на нее, как голодный зверь на сочный кусок мяса.

Я прицелился ему в лоб. Но нажать курок не успел — прозвучал хлопок взрыва, подобный резкому удару в ухо. Одноглазый исчез в клубах дыма.

Что, черт возьми, происходит? Я смотрел, ничего не понимая. Дым рассеялся, одноглазый лежал на синтетическом покрытии. На том месте, где он только что стоял, зияла воронка. Такая аккуратная, круглая дырка, размером не больше супницы. Микаэла прижалась ко мне, и я почувствовал, как она напряжена. Тем временем наш одноглазый поднялся и пошел. Только стал он вроде бы ниже, и походка его изменилась: парень странно подпрыгивал и раскачивался. И тут я увидел, в чем дело. Взрывом ему оторвало ступни, и ублюдок ковылял на двух обрубках, оставляя за собой полосы крови, ошметки мяса и кусочки костей.

Остальные словно ничего не заметили. Кольцо сужалось. Но через секунду неподвижный воздух снова вздрогнул от еще одного взрыва. Высокого, худого парня подбросило, но, приземлившись, он уже не встал. Ему повезло меньше, чем одноглазому: тело его развалилось надвое от паха до ключицы.

Что это? Гранаты? Я недоуменно огляделся. Уж не Тони ли с Заком атаковали шершней? Но нет, ничего не изменилось: те же деревья, тот же дом, та же лужайка.

Справа от меня на траву ступил еще один шершень. На этот раз я увидел все сам: вспышку, дым, развороченную землю. Ногу парню оторвало в области бедра. Как выброшенный на сушу краб, он попытался перевернуться на спину, но из перебитой артерии фонтаном ударила кровь, и он обмяк и уже не шевелился.

И все же наступление продолжалось. Взрывы не остановили наших врагов. Прицелившись, я выстрелил в голову шершню, шедшему по дорожке. Микаэла свалила другого, стоявшего у калитки.

А затем прозвучал голос. Мужской? Женский? Юный? Старый? Трудно сказать. В ушах у меня звенело от взрывов. Я ее не успел оправиться от увиденного.

— Отойдите вправо, — приказал голос. — Отойдите вправо, к пристройке.

Одноглазый добрался до дорожки. Он все еще шел, с трудом балансируя на окровавленных култышках, но ненависть в его глазах не угасла. Я выстрелил от бедра, и пуля вошла ему в сердце. Упрямец захрипел и завалился вперед, лицом на бетонную дорожку.

— Отойдите вправо, к пристройке. По дорожке. Не ступайте на газон. Повторяю, не ступайте на газон.

Микаэла отреагировала первой.

— Идем. — Она схватила меня за руку.

Я побежал за ней, не зная, куда мы бежим, и откуда исходит голос. Из-за деревьев появлялись все новые и новые шершни. Теперь они вели себя явно активнее. Мы уже не тратили время на стрельбу. Во-первых, их было слишком много, а во-вторых, внимание Микаэлы привлекло что-то другое.

— Смотри. — Она вытянула руку в направлении пристройки, которую вполне можно было принять за конюшню. — Там дверь!

Действительно, в бетонной стене появился проход, скорее похожий на щель, чем на настоящую дверь. Возможно, в других обстоятельствах я бы еще дважды подумал, прежде чем соваться неизвестно куда, но со всех сторон лезли шершни, и тут уж было не до сомнений.

Микаэла вбежала первой. Я последовал за ней, повернувшись боком. Протиснулся и оказался в мягкой темноте склепа.

Я оглянулся на залитую солнцем лужайку. Шершни бежали к входу. Какой-то парень с телосложением борца почти достиг цели, когда послышалось шипение, с каким работает воздушный тормоз грузовика, и тяжелая бетонная плита закрылась с глухим стуком, эхо которого ушло в глубины земли. То был звук запечатываемой гробницы.

33

Тьма обступила нас со всех сторон. Когда я говорю «тьма», то имею в виду полный, абсолютный, неоспоримый

МРАК.

Ни лучика света из-под захлопнувшейся двери. Ни даже намека на искусственное освещение. Только тьма, прижатая к лицу, как подушка. Я услышал шепот Микаэлы, что-то похожее на «О, Господи». Потом уже громче:

— Здесь так же холодно, как в морозильнике. Потрогай стены. Как лед.

Я вытянул руку. Пальцы уткнулись в мягкую, теплую плоть.

Шершни! Они здесь, с нами!

Этот крик прозвучал только в моей голове. Значит, они все-таки попали сюда. В следующую секунду Микаэла сжала мою руку.

— Мы, как дети в темной комнате, верно?

Боже! Это до нее я дотронулся, а не до шершня.

— Ты можешь прикоснуться к стене?

— Я как раз держу на ней руку.

— Тогда поводи ладонью. Здесь должна быть еще одна дверь. Или выключатель.

Какое-то время слышалось только наше дыхание, эхом отраженное от стен. Потом послышался еще один звук. Словно чьи-то пальцы легонько постукивали по стеклу. Я тут же представил себе шершней, барабанящих чем попало в бетонную стену. Дверь была такая толстая — по крайней мере, достаточно толстая для того, чтобы выдержать ядерный взрыв, — что до нас доходили только слабые отголоски, несомненно, яростного штурма.

— Не двигайтесь.

Снова тот же самый голос. Я распознал в нем уверенность и профессионализм, но, черт возьми, по-прежнему не смог определить, принадлежал ли он женщине или мужчине, молодому человеку или старому.

— Пожалуйста, оставайтесь на месте.

Голос Микаэлы тоже прозвучал в темноте немного непривычно.

— Мы вас не видим. Вы можете?.. Господи, что это?

«Это» началось беззвучно. Будто холодная рука вынырнула из мрака, и стылые пальцы впились в мое лицо. Темнота дезориентировала настолько, что поначалу я ничего не понял, а потом возник оглушительный рев. Сильнейший порыв ветра, появившегося ниоткуда, отбросил меня к стене.

— Стойте там, где стоите. И не беспокойтесь, — прозвучал прежгний спокойный голос.

— Что вы делаете? — крикнула Микаэла.

Я почувствовал, как она покачнулась и прислонилась ко мне, уступая мощному потоку воздуха.

— Стандартная процедура дезинфекции. Вам не о чем беспокоиться. Здесь поддерживается стерильная атмосфера.

Ветер трепал нам волосы.

— Конечно, пожалуйста, не ходите по помещению. Стойте на месте.

— Как же я могу стоять на месте, — прошипела Микаэла, — если меня сдувает к чертовой…

Последнее слово прозвучало неожиданно громко, потому что ветер вдруг стих. Нам ничего не оставалось, как пялиться в темноту и спрашивать себя, какие еще сюрпризы приготовил для нас наш невидимый хозяин. Я принюхался: обычный воздух с характерным запахом, свойственным всем помещениям, где есть кондиционеры, и легким намеком на какой-то дезинфектант.

Потом вспыхнул свет, неяркий, флуоресцентный, сопровождавшийся знакомым приглушенным гудением. Мы посмотрели друг на друга, щурясь и потирая глаза. Я огляделся — мы находились в коридоре с безликими стенами из нержавеющей стали. Белые плитки пола заставляли вспомнить приемный покой станции скорой помощи. С таких плиток легче смывается кровь…