Какой-то парень в инженерной каске прокричал нам, что неизвестные предприняли попытку прорыва в Салливан.

Державшийся за борт Бен покачал растрепанной головой и посмотрел на меня.

— Похоже, мы имеем дело с первым вторжением, — сказал он.

9

Вторжение. Придумают же.

Грузовики лихо остановились футах в пятидесяти от ворот, взметнув клубы пыли. Мы вылезли из машин вместе с нашими сержантами и тут же получили приказ не подходить к ограждению, пока «угроза не будет оценена». Ну почему эти ребята не могут говорить так, чтобы их понимали?

Представьте — безоблачное голубое небо и внушительная стена, растянувшаяся через весь перешеек с его шоссе и железнодорожной веткой. Оба конца этого грозного вала, опутанного колючей проволокой, уходили в воду. Наши офицеры — в реальной жизни мясник, менеджер и отставной шеф полиции — двинулись к воротам. Кто-то сунул мне обрез и пригоршню патронов, которые я рассовал по карманам. Потом я прищурился — солнце светило прямо в лицо — и через открытые ворота увидел «силы вторжения».

Вот черт. С таким же успехом можно назвать минным заграждением собачье дерьмо, раскрою вам военную тайну. Эти самые силы вторжения состояли из семьи, приехавшей на седане. Машина сияла чистотой. Значит, приехали не издалека. Двое путешественников вышли, а на пассажирском сидении осталась женщина. Она смотрела на нас с нескрываемым беспокойством.

Двое подошли к воротам. Это были мужчина лет тридцати и мальчик лет одиннадцати. Опрятно одетые, мужчина гладко выбрит. Без оружия.

Чужак заговорил с остановившимися у ворот офицерами. Я заметил, что наши военные старались держаться от него подальше, а один даже взглянул украдкой на флажок, чтобы определить, куда дует ветер. Все понятно, никто ж не знает, какие чертовы микробы слетают с пришельца, верно? Только вот ветра никакого в то день не было, и озеро оставалось гладким, как зеркало.

Любопытство оказалось сильнее осторожности, и мы подошли поближе, узнать, в чем дело.

— Вы должны… — говорил, нет, не говорил, а умолял мужчина. Судя по тону, прижало его крепко.

— Извините. — Менеджер указал на дощечку размером пять на пять дюймов. — Въезд воспрещен.

— Но у меня беременная жена. Ей необходима квалифицированная медицинская помощь.

— Вы же приехали откуда-то. Почему бы не получить эту помощь там?

— Мы жили в домике в горах.

— Туда и возвращайтесь, там безопаснее.

Мужчина покачал головой.

— Вы не понимаете. Там никого нет. Ей нужен врач. Кроме того, у нас кончились продукты.

— У вас есть оружие?

— Да, ружье, но…

— Займитесь охотой. В лесу полно дичи.

— Неужели вы не понимаете? — Мужчина начал злиться. — Моя жена на седьмом месяце беременности. Ей нездоровится. Нам нужен врач.

В это момент из машины вышла женщина. Чтобы подняться, ей пришлось опереться на дверцу машины.

— Джим, расскажи им о моем брате.

— Хорошо, Тина, ты только не волнуйся. — Он взглянул на мальчика. — Марк, побудь с мамой, пока я поговорю.

— Мне очень жаль, сэр. — Отставной шеф полиции говорил тем вежливым, но твердым тоном, к которому прибегал, наверное, миллион раз за свою карьеру. — Вам придется развернуться и покинуть остров.

— Какой, черт возьми, остров? — Раздражение чужака, похоже, достигло точки кипения. — Это же не остров. Сраный городишко на берегу какого-то вшивого озера.

— Джим, — умоляюще произнесла женщина. — Ты только не злись. Они просто осторожничают.

— Успокойся, Тина. Вернись в машину.

— Они не знают нас, Джим. Думают, что мы…

— Хлебные бандиты? Эй, ребята, мы похожи на хлебных бандитов?

— Нет, — ответил шеф полиции, — но вы не знаете…

— Так пропустите нас. Пожалуйста.

— Извините.

— Но вы же видите, что моя жена не совсем здорова.

— Мы не хотим рисковать.

— Разве мы похожи на южноамериканцев? Боже, мы ведь живем в трех часах езды отсюда.

— Где? — спросил бывший полицейский.

— В Галанте, рядом с шоссе № 3. Посмотрите, у меня есть водительские права

Бывший начальник полиции грустно вздохнул.

— Мне очень жаль. Я ничего не могу сделать. Мы приняли решение закрыть город. Во избежание риска заражения.

— Заражения! Уж не думаете ли вы, что вас заразят моя жена, сын или неродившийся ребенок?

— Джим, расскажи им о моем брате, — напомнила женщина.

Мужчина кивнул и повернулся к нам.

— У брата моей жены здесь летний домик.

— Он сейчас в Салливане?

— Нет, когда все случилось, он был с семьей в Нью-Йорке. С тех пор о нем нет никаких известий. — Мужчина снова попытался воззвать к разуму. — Как вы не понимаете? Мы не станем никому мешать, нам не нужно жилье, мы поселимся в домике моего шурина. Я хороший сварщик… вот! — Он ухватился за металлическую решетку ворот и потряс ее. — Сделаю так, что ворота выдержат натиск целой армии. Нужно приварить прутья диагонально и…

— Мне очень жаль, — мягко сказал бывший полицейский. Похоже, ему действительно было жаль. — Извините. Я не могу пропустить вас в город. Люди вы вроде бы хорошие, но мы не уверены, что вы не являетесь переносчиками болезни.

— И что же? Оставите нас умирать с голода?

Офицеры переглянулись.

— Мы можем дать вам продукты и медикаменты, если вы знаете, что требуется вашей жене.

— Да откуда мне знать. Что ей требуется! Пусть ее осмотрит врач. Эй, послушайте… послушайте!

Но офицеры уже отошли к нашей группе. Я взглянул на Бена. Судя по выражению лица, инцидент произвел на него тяжелое впечатление. У Бена доброе сердце. По-моему, будь на то его воля, он бы их впустил.

Чужак вернулся к машине. Поговорил о чем-то с женой и снова подошел к воротам.

— Мы не тронемся с места. Слышите? Будем сидеть здесь, пока не умрем с голода. Слышите? Вы слышите?

Бывший полицейский обратился к одному из гвардейцев.

— Вот что, ребята, привезите им продуктов. Сложите все в те ящики для рыбы, чтобы их можно было просунуть под ворота.

Сержанты объявили, что все свободны. Наверное, предполагалось, что мы вернемся на рабочие места, но большинство задержалось. Вряд ли кому-то доставляло удовольствие наблюдать за происходящим. Но, кажется, всем хотелось посмотреть, чем это закончится.

Чужак возвратился к седану и уселся на капот. Его жена и сын, должно быть, спеклись от жары, сидя в салоне. Но сдаваться они не желали. Конечно, парень рассчитывал, что мы уступим — надо быть законченным негодяем, чтобы стоять и смотреть, как страдает беременная женщина.

Через некоторое время к воротам подкатил пикап с деревянными ящиками, в которых лежали пакеты с фруктами и консервы.

Вооружившись щетками, чтобы не приближаться к чужакам и не подвергать себя риску, ребята протолкнули ящики под ворота.

Мы простояли там несколько часов, истекая потом. В какой-то момент Джим не выдержал и попытался залезть на ворота, но прутья были так плотно обвиты колючей проволокой, что ему пришлось соскользнуть вниз, не добравшись до середины. Потом к ограде подошел мальчишка.

— Впустите нас. Пожалуйста. Маме плохо. — И так добрых минут двадцать. Женщина не выходила. Выглядела она усталой, а с лица не сходило выражение унылой покорности. Потом парень расплакался. Они сидели в машине, обнявшись, и вот тогда женщина начала что-то говорить. Джим сначала качал головой, затем кивнул.

Больше он на нас не смотрел. Да и мы старательно отводили глаза. Все чувствовали себя неловко. Все молчали. Мужчина и мальчик погрузили ящики в седан и быстро сели, как будто не хотели задерживаться здесь ни на секунду дольше необходимого. Машина развернулась, и семья, не удостоив нас даже укоризненным взглядом, уехала навстречу ожидавшему их где-то там неясному будущему.

Смущенные и пристыженные, мы молча смотрели им вслед. Некоторое время никто не расходился, но, в конце концов, люди расселись по грузовикам, которые и отвезли нас в город.