Услышав, что граф Сюррей просит принять его, она очень сильно удивилась.
Он склонился, чтобы поцеловать ей руку, и взглянул на нее с какой-то странной робостью. Леди Хертфорд была очень тщеславной женщиной, и ей доставило огромное удовольствие видеть, как наследник самого знатного семейства в стране грациозно склоняется перед ней.
— Леди Хертфорд, я должен сообщить вам одну очень важную вещь, — произнес неисправимый Сюррей, — которая предназначается только для ваших ушей.
Она отпустила слуг, и, наблюдая как они уходят, граф нагло улыбался.
— Леди Хертфорд, — сказал он, — вы прекрасная и грациозная женщина, и мне доставляет удовольствие видеть, что вы занимаете столь высокое положение в королевстве. — Благодарю вас, милорд граф, — ответила леди Хертфорд. — Но о каком же важном деле вы хотели со мной поговорить?
— Я давно наблюдаю за вами, леди Хертфорд.
— Вы наблюдаете за мной?
— С огромным восхищением, которое возрастает с каждым днем. И я решил, что не успокоюсь, пока не расскажу вам о нем.
Леди Хертфорд с подозрением взглянула на него.
Он быстро подошел к ней, схватил ее руку и прижал к своим губам.
— Вы так прекрасны! — воскликнул граф.
— Мне кажется, милорд, вы слишком много выпили. Думаю, вы поступите очень мудро, если отправитесь к себе домой.
— Мудро? — ответил поэт. — Но что такое мудрость? Это удел стариков — как компенсация ушедшей любви.
— Любовь! Вы говорите мне о любви?
— А почему бы и нет? Вы меня очаровали. Вы мне нравитесь. И я пришел, чтобы положить мою любовь к вашим ногам, чтобы просить вас не отвергать меня, ибо я умираю от любви к вам.
— Я буду вам очень благодарна, если вы покинете мои покои немедленно.
— Я не уйду, пока вы не выслушаете меня.
— Это мои покои...
— Я знаю, знаю. Худородная сестра вашего мужа вышла замуж за короля. Силы небесные! Я часто задавал себе вопрос — как ей удалось соблазнить его? Но она женила его на себе, и благодаря этому ее худородные братья приобрели высокое положение. Королю нравится окружать себя людьми низкого происхождения. А знаете почему? Потому что они не опасны ему. Благородных лордов — вот кого ему надо бояться. Посмотрите на них: Уолси, Кромвель, Гардинер и... Сеймуры. Все это люди низкого происхождения.
— Да как вы смеете? — вскричала разъяренная леди.
Она направилась к двери, но он преградил ей путь и, схватив ее, прижал к своей груди, заливаясь смехом.
— Не думайте, миледи Хертфорд, что я оказываю вам честь своим предложением. Даже если бы я мог предложить вам выйти за меня замуж, а вы были бы свободны, чтобы принять это предложение, я никогда бы вам его не сделал. Когда-то предполагалось выдать мою сестру за вашего зятя, по я бы этого никогда не позволил! Выдать женщину из рода Ховардов за какого-то там Сеймура! Это немыслимо! Между нашими семьями лежит пропасть. Но мое семейство и ваше могут иступить в связь иного рода...
Леди Хертфорд, наконец, высвободилась из его объятий и собралась уже было позвать слуг, как вдруг вспомнила, что не сможет велеть им выставить из ее покоев аристократа столь высокого происхождения.
Но она была хладнокровной женщиной. И, стоя перед ним, не зная, как от него избавиться, она поклялась самой себе, что он заплатит за это оскорбление своей головой.
Ей не оставалось ничего другого, как только с достоинством уйти. И она ушла, оставив Сюррея одного.
Сюррей молча смотрел ей вслед. Он понимал, что из всех безрассудных поступков, которые он совершил в своей жизни — а им не было числа, — этот самый безрассудный. Но ему было все равно. Сюррей покинул покои Анны Хертфорд. Он знал, что Эдвард Сеймур не успокоится, пока не отомстит ему, но и это его не тревожило. Он потерял интерес к жизни. Ему хотелось теперь только одного — услышать, как леди Хертфорд опишет, своему мужу сцену, которая только что разыгралась между ними.
Стоял холодный декабрьский день; король жил теперь во дворце Уайт-холл.
Он чувствовал себя немного лучше, чем еще совсем недавно. Ему сделали прижигание язв на ногах — боль была адская, — но он верил, что теперь-то он поправится, и с нетерпением ждал рождественских праздников. В мыслях король постоянно возвращался к прошлому — он вспоминал былые пиры, на которых всегда задавал тон. Как же ему хотелось вернуть свою юность!
В такие периоды он много думал о женщинах, но его мысль подолгу не задерживалась ни на ком, Его жена? Он был к ней привязан. Она — заботливая сиделка, но королю ведь не всегда нужна сиделка. Но кем бы она ни была, он намеревался выдвинуть против нее обвинение в ереси. Вскоре ее подвергнут допросу, но пока она побудет рядом с ним. Но уж если будет доказано, что она погрязла в ереси, то его святой долг — избавиться от нее. Она должна будет умереть. У него уже было два развода — с него достаточно. Развод опасен — разведенная женщина может родить ребенка, а молва припишет его королю. Такой слушок прошел об Анне Клевской. Нет уж! Смерть — гораздо лучше. Он не хотел, чтобы у маленького Эдуарда были проблемы с соперниками.
Ему просто нужна новая жена — молодая и пригожая, чтобы с нею он перестал тосковать о прошлом.
Хертфорд попросил об аудиенции, и король принял его.
— А, братец! — воскликнул король. — Что это ты такой злой?
— Ваше величество, я обнаружил измену.
— И кто же изменник?
— Милорд Сюррей, ваше величество.
— А, этот хвастунишка! И что же он выкинул па этот раз?
— У него есть друзья за границей, ваше величество, мы об этом уже давно знаем. У него служит старый слуга вашего врага, кардинала Поула. Он пытался уговорить свою сестру, герцогиню Ричмондскую, невестку вашего величества, стать любовницей вашего величества!
Король взорвался:
— Ах он негодяй! Мошенник! Да как он смеет предлагать ей такое! Он ведь должен знать, как я отношусь к подобным делам!
Хертфорд поклонился:
— Ведь ваше величество женаты на леди, которую мы все любим и уважаем, и счастливы в этом браке.
— Так оно и есть, — сказал Генрих. — И как только этому молодому дураку пришла в голову мысль подсунуть мне любовницу! Как будто я сам не могу найти... если бы я, конечно, захотел. Но я не хочу. Я стремлюсь сохранить святость брачных уз. И только об этом всегда и думаю.
Генрих бросил быстрый взгляд на Хертфорда, по тот был мрачен и весь поглощен гневом и желанием отомстить Сюррею. — Он намеревался, ваше величество, управлять вами через свою сестру.
От этих слов кровь бросилась королю в лицо.
— Клянусь Богом, я упеку его за это в Тауэр. Этот человек — предатель.
Теперь надо было закрепить успех — Хертфорд это хорошо понимал.
— Милорд, он обнаглел до того, что велел изобразить королевских львов на стене одной из комнат своего Кеннинг-Холл.
— Что?! — взревел Генрих. — Да как он посмел?!
— Посмел, ваша милость. Этих львов увидел один из его друзей, который понял, что это измена. И еще он понял, что если не сообщит о ней, то и сам будет виновен.
— Ты прав, это измена! — вскричал Генрих. — Он не смеет присваивать себе герб Англии!
— Когда ему указали на это, он сказал, что имеет все права на этот герб, ибо в его жилах течет кровь Шарлеманя и Плантагенетов.
— Клянусь Богом! — закричал король, поднимаясь и всем телом наваливаясь на свою палку. — Он за это ответит!
— Сюррей считает, что у него больше прав на престол, чем у вашего величества. Он и его отец — изменники.
— И Норфолк тоже? А этот что сделал?
— Он видел королевских львов на стене в Кеннинг-Холл и не донес об этом.
— Да, — сказал король. — Да, он виновен.
— Кроме того, ваше величество, наверное, помните, что он намеревался женить своего сына на принцессе Марии. Они очень опасны, эти Ховарды. Они изменники.
— Да, изменники! — отрезал Генрих. — Ты прав, брат мой.
Он вспомнил насмешливые карие глаза величайшего поэта Англии, он вспомнил слова, которые так легко срывались с губ этого наглеца. Он представил себе королевский герб на стене в доме Сюррея, и понял, что эта могущественная семья доставит его сыну, которому было всего девять лет, много хлопот.