— Ваше величество, моей женой никогда не должна стать женщина, которая являлась вашей соперницей и чей муж не может спокойно спать на своей подушке.
Этот ответ, кажется, удовлетворил королеву; и она с улыбкой отпустила Норфолка. Она даже позволила ему вновь занять пост президента на конференции.
Норфолк удалился от королевы в холодном поту. Он решил больше не ввязываться в опасные аферы. Он должен соблюдать осторожность во время конференции, чтобы не создалось впечатления, что он лелеял нежные чувства к Марии.
Ноллис был встревожен. Мария чувствовала это. И его беспокоила не только болезнь жены. Маргарет Скроуп сказала ей, что он получил резкий выговор от королевы за то, что строил честолюбивые планы в отношении своего племянника Джорджа Карея. Ноллис боялся, что попадет в немилость, а это могло стать опасным при дворе Елизаветы.
— Я давно ничего не слышала от моего брата, — продолжала Маргарет. — Я уверена, что он занят вашим делом в Вестминстере.
Часто приходили письма от Джорджа Дугласа из Франции, где он жил, вновь собирая армию для защиты Марии. Она думала о нем с нежностью, и ей часто хотелось, чтобы он был с ней. Но в то же время она радовалась, что он во Франции. Там он сможет вести более нормальную жизнь, чем в плену рядом с ней, и она знала, что ее дядюшки сочтут за честь оказать ему всяческую помощь.
Она хотела бы сделать то же самое для Вилли. И ей пришла идея. Она послала за мальчиком. Он вошел в ее апартаменты, все еще со своим огромным мечом, который уже не выглядел столь нелепым, как в ту ночь, когда они убегали через залив Солвей. Ведь Вилли значительно подрос за последние месяцы.
— Вилли, — сказала она, — ты уже совсем не мальчик.
Вилли одарил ее своей усмешкой.
— Я рад, что ваше величество признает этот факт, — ответил он.
— И у меня есть поручение для тебя.
Она увидела удовольствие в его глазах.
— Опасное поручение, — продолжала она, — но я уверена, что ты его выполнишь.
— О да, — сказал Вилли.
— Ты поедешь во Францию с письмами от меня к Джорджу и моим дядюшкам.
У Вилли загорелись глаза.
— Прежде всего тебе необходимо получить в Лондоне право на беспрепятственный выезд. Поэтому ты должен отправиться туда. Извести меня через епископа Росского, когда ты его получишь. Тогда я буду знать, что ты вскоре окажешься во Франции. И мне хотелось бы услышать от тебя и Джорджа, что вы снова вместе.
— Должен ли я привезти вашему величеству письма оттуда?
— Посмотрим. Прежде всего поезжай к Джорджу. Он даст тебе указания.
— Мы вместе соберем армию! — воскликнул Вилли. — Вот увидите. Мы придем и отвоюем Англию у этого рыжеволосого ублюдка и отдадим ее вашему величеству.
— Тише, Вилли. И, пожалуйста, не говори о королевской персоне в такой манере в моем присутствии.
— Не буду, ваше величество, но это не изменит мои мысли. Когда мне ехать?
— Я оставляю это на твое усмотрение, Вилли.
Она знала, что это будет скоро. Она видела на его лице желание действовать.
Он уехал на следующий день. Она смотрела, как он уезжает, и ей было очень грустно.
— Еще один друг уехал, — сказала она Сетон.
— Если ваше величество это огорчает, то зачем вы разрешили ему уехать?
— Я думаю о его будущем, Сетон. Какое у нас будущее здесь… в этой тюрьме?
— Но когда-нибудь мы вернемся в Шотландию.
— Ты так думаешь, Сетон? — Она вздохнула. — Если ты права, то первое, что я сделаю, это пошлю за Джорджем и Вилли и постараюсь хоть в какой-то мере воздать им за все, что они сделали для меня. А пока я предпочитаю думать о них… находящихся там… пробивающих свою дорогу в жизнь. Если должна быть одна узница, то это не означает, что их должны быть сотни.
Сетон молчала, размышляя: «Она сегодня настроена меланхолично. Ее беспокоит, что происходит на конференции. Депрессия Ноллиса оказывает влияние на нее».
Мария выглянула из окна и увидела, что пошел снег.
Это был особый день. Двадцать шесть лет назад во дворце в Линлитгоу родился ребенок. Этим ребенком была Мария, королева Шотландии и Ирландии.
Мария открыла глаза и увидела женщин, пришедших поздравить ее с днем рождения; она по очереди обняла каждую.
Они приготовили ей подарки, которые привели ее в восторг, — в основном небольшие вышитые вещи, которые они умудрялись прятать от нее до сегодняшнего утра. В ее глазах появились слезы, когда она воскликнула:
— Самый лучший подарок для меня — это ваше присутствие здесь.
И все-таки это был день рождения, хотя его предстояло провести вдали от дома, в замке, который стал тюрьмой. «На сегодня, — подумала Мария, — мне следует забыть обо всем, кроме того факта, что это мой день рождения». Они будут веселиться. Они устроят праздник. Возможно ли это? Она была уверена, что повар сможет что-нибудь придумать; они пригласят всех обитателей замка. Они все наденут свои лучшие наряды. У нее нет драгоценностей, зато Сетон сделает ей такую прическу, какой у нее еще никогда не было. Они устроят танцы под музыку лютни. Они забудут, что находятся в Болтоне, и представят, что танцуют в апартаментах замка Холируд, известного всем как маленькая Франция.
Итак, начался счастливый день. Было слишком холодно, чтобы выходить наружу; в апартаментах для обогрева разожгли большой огонь. Все в замке были рады отпраздновать день рождения, и возбуждение чувствовалось от погребов до башен.
Сетон причесывала волосы своей госпожи, и лицо, смотревшее на Марию с отполированного металлического зеркала, казалось таким же юным и беззаботным, как до того момента, когда она попала в плен. Мария говорила себе, что обязана отбросить печаль, забыть, что она изгнана из своей собственной страны, что маленького Джеймса держат от нее вдали и что, возможно, самые ужасные обвинения выдвигаются против нее.
Кушанья приготовили; она слышала веселые голоса слуг, снующих взад-вперед; она принюхивалась к знакомым запахам блюд. А когда накрыли стол в ее апартаментах, все обитатели замка собрались там, и она принимала их как королева в своем собственном дворце. Она сидела в центре стола, и Ноллис настоял на праве подавать ей салфетку; лорд Скроуп и Маргарет смотрели на все с удовольствием.
Маргарет чувствовала себя неважно, так как приближались роды, и ее муж волновался, чтобы она не уставала, но она заявила, что счастлива присутствовать на празднике; а когда с едой было покончено, она сидела рядом с музыкантами, игравшими на лютнях, и наблюдала, как королева возглавляет танцующих.
Мария, раскрасневшаяся от танца, со слегка растрепавшимися каштановыми волосами, казалась в своем возбуждении очень юной девушкой. Наблюдавший за ней Ноллис подумал: «Как она легко забывает. Ей предназначено быть веселой. Когда же закончится это изнурительное дело?»
Пока они танцевали, прибыли посланники от Елизаветы, задержавшиеся из-за плохой погоды, с письмами к тюремщикам королевы Шотландии. Ноллис и Скроуп спустились вниз, чтобы принять их. Ноллис был поражен, прочитав письмо, адресованное ему; он даже перечитал его, надеясь, что ошибся.
Елизавета была недовольна тюремщиками Марии. Они проявили чрезмерную снисходительность к их узнице и потворствовали планам ее замужества. Поэтому Елизавета решила отстранить их от возложенных на них обязанностей. Им следовало подготовиться к препровождению королевы Скоттов в замок Татбери, где граф и графиня Шрусбери станут ее новыми надсмотрщиками.
— Татбери! — пробормотал Ноллис. Он подумал об этом мрачном стаффордширском замке, одном из самых неуютных мест, которые он когда-либо видел, без дымоходов, так помогавших в замке Болтон согревать огромные апартаменты в холодную погоду.
Ноллиса переполняла жалость к королеве Скоттов, которая полностью зависела от милости королевы Англии; но еще больше ему было жаль самого себя. Он прогневал Елизавету, а кто знает, чем это могло кончиться! Как он мог догадаться, что она так воспримет его попытку женить племянника на Марии? Джордж Карей был ее родственником, а она всегда была благосклонна к своим родственникам, особенно по материнской линии, поскольку родственники по отцовской линии могли вообразить, что имеют больше прав на трон, чем она.