Хорфди молча выслушал это замечание.

— Я повторю свой вопрос, — продолжал следователь, — на какие средства вы живете?

На этот раз обвиняемый ответил серьезно:

— Если под средствами вы подразумеваете государственные ренты, пенсию или же наличный капитал, то ничего этого у меня нет. Я живу, как и многие современные молодые люди, одним днем. Иногда я бываю богат благодаря случаю, иногда — очень беден. Порой мне везет на бирже, порой я выигрываю в карты. Не раз бывало, что десятого числа я имел на руках пятьдесят тысяч марок, а пятнадцатого не мог заплатить ни по одному счету. Согласен, это может показаться странным, но вы хотели знать правду…

— Грустная правда, господин Хорфди. Боюсь, что она только повредит вам в глазах присяжных.

— Присяжных? Надеюсь, что мне не придется познакомиться с ними. Иными словами, я полагаю, что вам будет не трудно убедиться в моей невиновности.

— Этим мы сейчас и занимаемся. Итак, давайте продолжим. Скажите, не приходилось ли вам в возрасте двадцати пяти лет иметь дело с судом?

— Да, из-за дуэли.

— В которой вы убили своего противника.

— К сожалению, так, но я жестоко поплатился за это.

— Следствие выяснило, что в те времена ваша репутация была довольно сомнительной.

— На это я могу сказать только то, что тогда я был не хуже и не лучше других молодых людей, с которыми проводил время, а между тем все они вышли в люди и стали хорошими врачами, адвокатами и чиновниками. Попросите их поведать вам, как они жили, когда им было лет восемнадцать-двадцать, где они проводили бо`льшую часть своего времени и в каком обществе вращались, и если они ответят честно, то и их репутацию можно будет назвать сомнительной.

— Говорят, вы очень вспыльчивы и своенравны, — заметил Граднер.

— Вы правы, к несчастью, я всегда был склонен к самоуправству.

— Вы не отрицаете этого? Помните, что ваши слова играют для нас огромную роль в деле, которое мы расследуем в настоящее время.

— Прекрасно помню, однако я не имею ни малейшего отношения к тому, о чем вы говорите.

Следователь невольно остановился: хладнокровие и спокойствие допрашиваемого выводили его из себя. В его многолетней практике случалось, что преступники оказывались весьма искусными актерами, которые изо всех сил старались спасти свою шкуру, но здесь дело обстояло иначе. Арестованный пустил в ход откровенность и не только не пытался оправдать себя, но, наоборот, честно признавал свои слабости и недостатки.

«Этот Хорфди или действительно не виновен, или чертовски умен», — подумал про себя следователь.

Выдержав паузу, Граднер решил огорошить подозреваемого неожиданным вопросом, чтобы застать его врасплох:

— Как вы провели вечер девятнадцатого августа?

— А вы, господин следователь? — спросил Хорфди.

Такой ответ вывел из себя обычно сдержанного Граднера. Он вскочил со стула и закричал:

— Вы забываетесь! Вы находитесь перед лицом правосудия, представителем которого я являюсь. Я сейчас же отдам распоряжение…

— Господин Граднер, — перебил его Хорфди решительно, но в то же время вежливо, — вы совершенно не поняли смысла моих слов. Я вовсе и не думал оскорблять вас. Я лишь хотел показать, как трудно ответить на такой вопрос. Уверен, что всякий, кому бы вы неожиданно задали тот же вопрос, при всем желании не смог бы сразу вспомнить, что он делал столько дней тому назад.

— Это зависит от того, какую жизнь ведешь, — сказал следователь, снова занимая свое место. — Если этот вопрос и может смутить, то далеко не всех. У вас было достаточно времени, чтобы подготовить ответ. Не будете ли вы так добры сообщить его мне?

— Если я не ошибаюсь, я ужинал в ресторане «Хиллер».

— Вас там знают?

— Да, уже много лет.

— Когда вы ушли из ресторана?

— Вероятно, часов около восьми.

— Я попрошу вас выражаться точнее. Ваши ответы чрезвычайно важны, так как преступление, о котором идет речь, было совершено около девяти часов.

— Если бы я совершил это преступление, то я бы прекрасно помнил, в котором часу это было и, конечно, ответил бы вам, что пробыл в ресторане до девяти часов и этим доказал бы свое алиби.

— Хорошо, допустим, что вы ушли из ресторана в восемь часов. Что вы делали потом?

— Вероятно, я, как всегда, около получаса прогуливался по улицам.

— Вас кто-нибудь видел? Здоровались ли вы с кем-нибудь из знакомых?

Хорфди подумал немного — что выглядело весьма естественно, — после чего непринужденно ответил:

— Нет, мне кажется, я никого не встречал. Я гулял один.

— Странно, — заметил следователь, — погода девятнадцатого августа стояла чудесная. Кто-нибудь из ваших знакомых непременно тоже должен был прогуливаться в это время.

— Возможно, но случай не благоприятствовал мне. Я никого не видел и к тому же позволю себе заметить, что в девять часов вечера на улицах уже не так много народу, так как в это время начинаются спектакли, концерты, вечера.

— Ну, а куда вы направились после этой прогулки, позвольте вас спросить?

— Я на минутку заглянул домой.

— Это было в девять?

— Да, около того.

— А между тем швейцар вашего дома, которого мы уже допросили, сказал нам, что вы вернулись в десять часов.

— В девять, в половине десятого, в десять, — право, для полусонного швейцара в его каморке это одно и то же.

— А почему, вопреки обыкновению, в тот вечер вы вернулись домой именно в это время?

— Ах, боже мой! Все очень просто: с утра я надел легкое пальто, а к вечеру стало холодать, вот я и зашел домой переодеться.

— А может, это пятна на пальто заставили вас переодеться?

— Пятна? — нисколько не смутившись, переспросил Хорфди. — Какие пятна?

— Крови. Как вы это объясните?

— Никак, так как абсолютно точно знаю, что пятен на моем пальто не было, — твердо возразил Хорфди.

Граднер надеялся этой выдумкой и неожиданным нападением смутить обвиняемого, но снова потерпел поражение. Следователь, однако, не хотел признавать себя побежденным и сказал, что пальто еще будет подвергнуто тщательному химическому анализу. Хорфди ничего не ответил на это и снова обратил взгляд на следователя, как бы ожидая продолжения допроса.

— После того как вы пробыли несколько минут дома, вы отправились к известной даме — Лоле Монтец, — продолжал Граднер, — репутация которой оставляет желать лучшего и с которой вы состоите в близких отношениях.

— Ну уж извините, — проговорил Хорфди с пренебрежением, — конечно, я знаю эту даму, и даже очень хорошо, но ни в каких отношениях с ней не состою.

— Не будем играть словами, вы — ее любовник.

— Уверяю вас, я никогда не добивался этой более чем двусмысленной чести.

— Хорошо, но согласитесь, что эта дама ведет роскошную жизнь, много тратит на экипажи и людей, и вы, со своей стороны, помогаете ей.

— Ну да, конечно, я тоже тратил деньги на эту даму, но я попрошу вас не преувеличивать. Вы сами, как человек светский, прекрасно знаете, что можно нравиться женщине, навещать ее, но все же не быть вынужденным содержать ее и разоряться.

Хорфди говорил все это так задушевно, будто беседовал с приятелем. И ему действительно удалось смягчить своего собеседника, так что тот отбросил суровый тон, все больше поддаваясь обаянию умного молодого человека. Граднер почти забыл, что находится у себя в кабинете и допрашивает обвиняемого. Следователь встал и начал ходить по комнате, а Хорфди тем временем прислонился к камину и спокойно ждал, что будет дальше. Наконец, Граднер вспомнил, что за ширмами сидит Мария, и незаметно заглянул к ней.

Женщина с закрытыми глазами неподвижно сидела на стуле и ждала окончания допроса. Граднера поразила бледность ее лица. Это вернуло его к реальности: он снова вошел в роль следователя. Вновь усевшись за письменный стол, Граднер спросил:

— Вы знали Карла ван ден Кольба?

— Да, конечно.

— Как давно?

— Года три, вероятно.

— А при каких обстоятельствах вы с ним познакомились?