Наконец, предварительная обработка общественного мнения была завершена — и я послал за доктором: узнать, как самочувствие Метанки.

Как вы поняли, она ничуть не умерла от разрыва сердца. Не дождетесь! Эта девочка имеет волю к жизни, дери ее. Вспомните мое слово: она переживет нас всех, она еще придет поронять слезу на наши могилки (спортивная такая старушка в платиновом парике и мини-юбке из красного каучука). Хе-хе. Ей было лучше, сказал доктор. Уже пришла в сознание, попросила меду и мятных жвачек.

Жвачку надо заработать, мой ангел.

Она в ужасе цеплялась пальчиками, спрашивала, зачем ее наряжают в сарафанчик, зачем несут на руках и затаскивают в паланкин. Она визжала насчет меня, типа я злой, что у нее нет никаких родителей и не может быть — я не слушал. Было некогда, точно-точно. Катома просил дочку к заходу солнца.

И он ее получит. Я вскочил с директорского кресла, рывком допил самогон из хрустального шара и, на бегу поправляя нежно-голубой василек в петлице, кинулся к выходу. Вперед, братва-скоморохи. К оружию, дери меня!

Студия ажиотажно гудела, как горящий улей. Я бежал по застекленному рундуку, сбивая встречных работников — они суетились, на ходу натягивая шутовскую униформу: здесь и там ловкие ряженые козлы расхватывали погремушки, выдергивали из пирамид длинные тростниковые дудки, рослые серо-буро-малиновые медведи взваливали на плечи какие-то тамтамы, лихие петрушки, на ходу нанося на щеки темные румяна, запрыгивали в телеги прямо на мешки и барабаны, расхватывали вожжи… Взвизгнула сигнальная сопелка, караван повозок тронулся шумно и грозно, как колонна военных грузовиков — только впереди моего паланкина я насчитал восемнадцать. Армия команданте Бисера!

Гы. Вокруг посадникова дворца собралось приблизительно пятьдесят тысяч. Пятьдесят тысяч граждан, противников Чурилы! Они что-то скандировали. Рев был слышен издалека. Рев стоял такой, что у транспарантов рвались завязки: здесь и там на головы людей опадали тяжелые лозунги «Даешь дочурку!» — загодя развешанные меж дерев. «Не плачь, Ка-тооо-мааа!!!» — ревела площадь. «Ррраступись!!!» — ревели Катомины дружинники, распихивая пеструю толпу — наша колонна все-таки доползла до ворот: телеги двигались тяжело, наполовину заваленные цветами… Кого-то из скоморохов стянули с повозки, утащили обнимать в толпу… «Мсти-слав! Мсти-слав!» — различил я в скандирующем хоре и понял, что уже знаменит.

Первая телега ткнулась в ворота посадникова двора: перепуганные охранники лишь немного раздвинули дубовые створки: хе! Их смело в никуда. Народ свернул даже чешуйчатые верейные столбы. Народ хлынул в гости к Катоме. Наши повозки, кажется, уже несли на руках — во всяком случае, одна перевернулась: через край цветным ворохом вывалились в толпу какие-то бубны, смычки, цветные шары, трещотки…

И тут подал голос рожок-визгунок замгендира Гнедана. Это был условный сигнал к штурму. Разом гнусаво вступили волынки-жалейки козляров: мои скоморохи дружно и цепко посыпались с телег на ступени крыльца. Весело запрыгали, накручивая безумные сальто через перила, ловкие плясуны с петушиными гребнями на ранних лысинах. Рявкнули басы рожков, засвербили кларнетные голоса визгунков — и будто белой пеной плеснуло по двору — кинулись вперед наши девки, задорно повизгивая, на ходу одевая стены мишурой, плакатами-транспарантами…

Вовремя отшатнулись кольчужные привратники: ворота терема тоже обрушились на пол, на ковры в просторных сенях; сразу загремели по упавшим дверям сапожки с бубенчиками, загрохотала под потолком трещоточная пальба! Орава трикстеров вломилась внутрь и бурливо полезла вверх по лестнице, как вдруг… Хоп! Стоп. Абзац.

Наверху лестницы стоял Катома Дубовая Шапка. И был он немного зол. Обнаженный меч в руках… Вяло подвывая, скуксились волынки. Оборвался хрип сиповок, сопелок, визжалок и дуд. Только сонный рокот бубенцов не стихает: стоит густо, до самого потолка…

— Угу! — рявкнул Дубовая Шапка и, поводя широким лезвием, шагнул ступенью ниже (пестрая толпа вздрогнула, чуть попятились петрушки в первом ряду; кто-то уронил посох с трещотками). — Где главный?!

— Спокойно, папаша, — сказал я. Толпа соратников раздвинулась, пропуская меня вперед. — Не волнуйтесь так, папаша, — повторил я, медленно поднимаясь по ступеням, тяжело бухая красивыми сапогами, мерно пощелкивая пальцами в такт шагам. — Здеся главный, здеся. Точно-точно.

Бубенцы. Когда их много, они не звенят, а ноют — ажно башню вертит.

— Саблю-то положите на место, — предложил я, приближаясь.

— Угу… — удовлетворенно сказал посадник, ловчее перехватывая рукоять в правой руке. Левую вытянул и пальцем тыкает: — Я вижу, ты со мной шутковать задумал, почтенный скомрах… Потешников своих привел? Народишко пьяный возмутил? Ворота мне сломал, угу?

— Я… дочку вашу нашел, папаша, — сказал я, старательно улыбаясь. — А это — друзья мои. Помогали девочку найти. Ждут теперь от вас милости…

Лезвие меча опустилось — я улыбнулся шире. И вдруг — ах! не успел даже пискнуть: Катома сделал быстрый шаг вперед, и — эр-рраз! Схватил левой рукой за горло!

Ау-вау! Больно, папаша!

Будет тебе милость… — прохрипел посадник, раздувая усы и накручивая на железный кулак ворот моей рубашки, шитое бисером жерлье дорогого халата, а заодно и кожу на груди… — Поплясать-поглумиться пришел на моем горе… Ах я, дурень, не сообразил сразу! Недаром видение было: помощи жди от благочестивого старца со златой цепью… А я, глупец, злому козляру поверил… Ну, ничего… сейчас исправим.

Я почувствовал: подошвы моих восхитительных сапог вот-вот оторвутся от стонущих ступеней. Катома был неслабый мен, дери его. Мне… мне действительно было больновато, когда он приподнимал мое тело над лестницей.

Ух ты! А че это он делает? А зачем, интересно, он сейчас заносит для удара правую руку с мечом? Меня нельзя рубить, я региональный мерлин!

Не волнуйтесь, ваш любимый герой выжил. Спас сувенир, подаренный доном Эстебаном Техилой. Впиваясь мне в горло, посадник Катома все-таки нащупал бесчувственными пальцами металлическую цепь, болтавшуюся на шее шута-подрядчика.

Цепь вывалилась наружу и засверкала. Йо-майо, раньше она была мутно-серая, а теперь прямо-таки сияет золотом! Круто. Катома вовремя заметил голду: заметно посерел рожей и разжал кулак. Усы задрожали, на миг показалось, что глаза его заблестели от слез. Вот нервный старый балбесище! Вы только гляньте: секунду назад хотел отсечь мне головизну, а теперь вот кланяется в пояс и лепечет извинения…

— Ох, не признал… Не серчай на дурня, о почтенная калика перехожая! — простонал посадник, задергался и попытался рухнуть мне в ноженьки. Я удержал его ленивым жестом.

— Нич… кхе! Ничего-ничего, — прохрипел шут-подрядчик, потирая онемевшее горло. — О репарациях и бонусах поговорим позже. А сейчас — начнем нашу презентацию.

Обернувшись к толпе, замершей внизу лестницы, я откашлялся и лучезарно проорал:

— ГОСПОДА! ПРОШУ ВСЕХ В ЗРИТЕЛЬНЫЙ ЗАЛ!

— Каждую минуту на Руси рождается полторы девочки. Это очень хорошая цифра, господа. Недорода на девочек в ближайшее столетие в нашей стране не предвидится, и это отрадно. — Я оторвал от бересты радостный взгляд и тут же обвел им собравшихся в зале. — Девочками страна обеспечена. Однако нельзя забывать, что каждая новорожденная девочка практически сразу подвергается угрозе быть киднепнутой. Злобные киднепперы не дремлют, точно-точно. По нашей статистике… — я порылся в записях, — по статистике Независимого Социологического Бюро профессора Язвеня, из каждых 100 девочек как минимум 99,8 рано или поздно подвергаются опасности со стороны разнообразных маньяков — будь то педофилы, вуайеры, фетишисты, эксгибиционисты или же просто учителя физкультуры. В среднем по Руси отечественные маньяки киднепят в среднем по 0,3 девочки ежедневно. Причем в Залесье этот показатель особенно высок — 0,39 девочек в день! Я вытер слезы и откашлялся. — Арсенал подло-коварных методов киднеппинга чудовищно разнообразен, господа! Обратите внимание на сцену. Сейчас наши актеры разыграют несколько зарисовок, иллюстрирующих эти мерзкие приемы. Прошу заметить, дамы и особенно господа: в роли маленькой жертвы (по традиции, мы назовем ее условно «Ирочкой») — восходящая звезда, новый секс-символ Залесья: девица Ластя! Поприветствуем! Роль киднеппера исполняет… прославленный Гнедан Ржавко!