Короче, поет он точно такую же песню, как все наши флотские механики – своим командирам.

– Вот здорово! – восхитился Мишка, – точь-в-точь, как у нас! Сколько же у нас общего, не смотря на разный цвет лица. Флот – он везде флот, хоть морской, хоть – воздушный, хоть – космический!

– А запчасти и ремонтников, кстати, дают именно тем, кто чаще ломается и не стесняется верещать об этом на всю Вселенную – вставил к месту “тарелочный” механик, тудыт всех этих распределителей на сковороду сверхновой да в черную дыру!

– И у вас – тоже? – как-то радостно – удивленно воскликнул наш Загрядский гений механического дела. И чувствую я, стало налаживаться кое-какое взаимопонимание и потепление межпланетной обстановки.

– А где стоят ваши гравокрейсера? – как-то вдруг совершенно не к месту, неожиданно и встревожено поинтересовался длинноносый инопланетянин. Он явно как-то не так, уж прямо совсем дословно, понял Криницина.

– Какие такие, на фиг, “гравокрейсера”? Вот еще знать бы, что это такое, хотел сказать я, но вдруг на меня нашло какое-то наитие.

– Тебе расскажи! – неожиданно для самого себя, возмущенно сказал я, – Штирлиц ты хренов! Ты-то про свою эскадру мне тоже не скажешь, как вы ее за темной стороной Луны, где пространство-то не сканируется, вон, крейсер прячете, дежурный, а за Марсом – сторожевые фрегаты, которые валят почти все земные научные станции, которые туда с таким трудом по полгода добираются! Все-то нельзя, чтоб не заподозрили, вы еще так думаете, что хитрые, но мы уже давно это знаем! Мы про ваши все знаем, про свои – ни черта, потому что все у нас от самих себя так секретно, чтобы вам не выдать случайно, под наркозом или “волнами правды”.

Вот уж не знаю сам, что это такое, а травлю все подряд, что под язык попадает – надо же человечество спасать. Да и себя заодно, тоже. Не то чтобы страшно, но как-то неприятно, под ложечкой холод и тяжесть в душу подло заползает. Но сражаться надо…уж больно в пробирку-то даром, и вот так, сразу, не хочется. А вот тут уже наш гениальный механик протрезвел сразу на целых пять рюмок и с уважением взглянул на меня. А меня уже, как самого великого Остапа, понесло! В рядах зеленых я заметил легкую панику! – И приперлись вы, (продолжаю), через гравитационную дыру в пространстве из созвездия… Кита (я вспомнил песню Владимира Высоцкого о космолетчике) и ткнул куда-то в небо не зажженной сигаретой. (Откуда я знаю, где этот самый, небесный Кит? Я что, елки-палки, штурман?) Тем более что звезд-то вовсе не видать по причине белой ночи. Но куда-то попал. Причем почти… Их командир переглянулся с длинноносым, затем они оба посмотрели на парня с нашивкой в форме звездного глобуса, тот нерешительно кивнул. Так, подумал я, дело идет! Опять забрал ветер в паруса словесной травли и попер!

– И вообще, – продолжаю, мы еще утром вас засекли, когда вы тучкой претворились, – (вспомнил я утреннюю боевую тревогу и бессмертного Винни-пуха одновременно). Вы же на фотонном фрегате перлись, говорю, а потом катер спустили. У нас – пикник, и вам, наверное – тоже надоело в прочном корпусе-то сидеть и одни концентраты есть. (При этих словах они дружно поморщились. Угадал я, значит! Как здорово, кстати, что мы им попались после возлияния, на трезвую-то голову точно бы засыпались, или язык проглотили бы от страха).

– Да и выпить всем живым людям иногда надо, расслабиться, стресс с себя снять, – продолжал я, – на борту-то, ни-ни, мы тоже это понимаем, сами такие….

При этих словах, один из них, до этого как-то равнодушно стоявший в стороне и не принимающий участие в разговоре, такой из себя плотный, здоровый с цветными значками на груди, вдруг вздрогнул и заинтересованно посмотрел на меня.

– Ага, клюет! – отмечаю я. Тут вдруг длинноносый стал принюхиваться к нам, потом достал какой-то прибор, вытянул из него щупальце и тот стал урчать и водить им – от меня к Мише, в стороны, и в направлении приближающейся нашей компании, попискивая и моргая какими-то лепестками на панели, и мерцая индикаторами на корпусе блока. На синем экране забегали желтые значки. Длинноносый посмотрел на экран приборчика, тихо свистнул, и спросил: “А что это вы пьете, в смысле какую жидкость имеете в крови?”

– Да так, слышь, разные напитки, но все – на воде, – отвечаю я так лениво и равнодушно.

– Вода-то сама по себе, она у нас хреноватая стала, всякие промсбросы, нефть разная, стоки, опять же, всякие разные, без очистки, испортили-то весь АШ два О на планетке – припомнил я школьный курс химии, – да и вообще…(Читал я где-то, что эти пришельцы запасы воды ищут! Пусть думают, гады, пока, что чистой воды они у нас не найдут!). Кстати, вот, попробуй, что мы теперь пьем – достал я тогда бутылку “шила” из мешка: осталось еще немного!

Я протянул бутылку их командиру. Тот нерешительно взял ее и поднес к своему лицу, внимательно оглядел ее своими тонированными фарами и осторожно понюхал.

– А почему вы эту воду с собой носите? – подозрительно спросил длинноносый, тут же полно разных ручьев и водоемов.

– Что верно – то верно – согласился я, и стал думать, как выкручиваться, но тут нашелся мой товарищ:

– А ты сходи, вот, сам – возьми пробу! – нагло предложил “зеленому” наш механик. А еще лучше – отхлебни! Завтра ты так прод…, запнулся рассказчик, но быстро нашелся: продиарешься (сконструировал Егоркин новое слово), никакими таблетками твои кишки в кучу не соберешь! Не знаю, правда, какой там у вас метаболизм, но, полагаю, все равно наши родные бактерии и химические элементы проймут любую чуждую биологическую систему.

У длинноносого особого желания воспользоваться советом Мишки не возникло, я же храбро отхлебнул из бутылки. Ядреное “шило” обожгло мне все небо и перехватило горло. Но – справился, опыт – ведь его не купишь, верно говорит наш народ! Кроме того, я нашел в мешке еще и полиэтиленовую флягу с теплой и противной водой (на вкус – чистая пластмасса – если ту пробовать жевать!) и украдкой сделал пару глотков, слегка погасив пожар в своем горле.

Командир космолетчиков кивком головы приказал своему толстяку последовать моему примеру. Тот вздохнул, но был, видно, старым служакой. “Жертвует, гад, малоценным членом экипажа!” – подумал я, почти с жалостью глядя на десантника. Он без возражений (видно, привык!) поднял сначала фляжку с водой, которую я ему протянул первой. Пригубил, немного, как дегустатор. Он сморщился и стал плеваться. Затем он взял у меня бутылку с “шилом” и сделал большой глоток. Как я перед ним. Но вот моего опыта у него не было! Он забился в кашле, его здоровенные глазища стали еще больше, прямо слезы, как у некоторых наших в таких случаях, потекли, но зеленая рожа тут же приобрела нормальный, живой, с нашей точки зрения, и к моему удовлетворению, ярко-помидорный цвет.

“Не совсем они потерянные существа для Вселенной, нет!!” – подумалось мне. Но толстяка надо было спасать! Невинно страдает разумное существо! Я так понял – он был у них что-то вроде прапорщика звездной пехоты, а я срочную оттянул в десантно-штурмовой роте, в морпехе, так что этот парень – мой собрат! Подумал я так, и решил его реанимировать.

Сунул я ему снова фляжку с водой, пей, мол, а сам быстро вскрываю банку тушенки водолазным ножом. Он морщился и плевался, но дышать начал. На толстый ломоть свежего белого хлеба я положил ему чуть ли не треть большой банки тушенки.

– Что это? – спросил длинноносый. (Ох, не нравился он мне!)

– Это? Это нейтрализатор всяких вредных веществ конкретно для этого клинического случая – и замедлитель охмельных процессов – очень серьезно сказал наш механик.

– Каких?

– А ты посмотри внимательнее! – Показал он взглядом на их “звездпеха”. (Егоркин легко и быстро создавал новые слова. Никакой дипломированный лингвист за ним бы просто не успел!)

Тот шел к своему катеру, заметно покачиваясь и неуверенно двигая руками, в полный разбаланс шагам.

– Слабак, а с виду не скажешь, – удивленно сказал я.

– Ты с собой-то не равняй! Он шило твое первый раз в жизни видел, а тем более – пил, да еще без закуски. А доза, что он заглотил с твоей подачи, в водочном эквиваленте – со стакан будет. Конечно, чердак сдвинет! – заступился за него наш механик. Тогда я догнал этого зеленого “прапорщика” и протянул ему свое кулинарное творение. Он медленно съел этот чудовищный бутерброд, и по его лицу не было видно, что закуска ему не понравилась. Лицо его постепенно стало принимать нормальный (для него!) бледно-зеленый вид. Еще бы, это ведь ему не питательные таблетки из пробирки жрать!