«Буря брани, врагом общего спокойствия, врагом непримиримым России подъятая, недавно свирепствовавшая в сердце Отечества НАШЕГО, ныне в страну неприятелей перенесшаяся, на ней отяготилась. Исполнилась мера терпения Бога защитника правых! Всемогущий ополчил Россию, да ею возвратит свободу народам и царства, да воздвигнет падшие!»{237}
Александр вошел во французскую столицу 18 марта 1814 года. Парижские пригороды встретили завоевателя с прежней, уже хорошо знакомой русским робостью и недоверием: жители ожидали косолапых и бородатых мужиков-медвежатников, но с изумлением увидели рослых усачей, с отличной военной выправкой, с французскими остротами на устах. Слухи о русских красавцах опередили армию, и чем ближе войска продвигались к центру столицы, тем теплее их встречали французы. Поначалу слабо, но потом все громче зазвучали приветствия: «Vive L’Emperor Alexander! Vive le Roi de Prusse! Vive la paix! A bas Napoleon!»[30] Балконы покрылись дамами с платочками, крыши — мальчишками, всё кричало, подпрыгивало, смеялось, самые отважные требовали, чтобы офицеры встали на седла — так их лучше было видно. Не то чтобы парижане так уж ненавидели Наполеона или столь восхищались российским императором — то было обычное опьянение толпы, радость от того, что в жизнь вступает ее величество перемена, на парижские улицы врывается ураган большой истории, а значит, духота сменяется воздухом и свежим ветром.
После нескольких эскадронов кавалерии на серой лошади, некогда подаренной Наполеоном, следовал Александр; рядом ехали король Прусский Фридрих Вильгельм III и Константин Павлович, за ними главнокомандующий союзной армией австрийский фельдмаршал князь Шварценберг и Барклай де Толли. Народ кричал: «Вот настоящие Государи! А наш корсиканец из грязи! Долой его!» Окружив русских офицеров, французы в возбуждении восклицали: «Пусть нами правит ваш император!» Слыша в ответ, что государь Александр вряд ли на это согласится, парижские ветреники добавляли: «Ну, так князь Константин»{238}.
Разбушевавшийся французский народ немедленно хотел разбить громадную статую Наполеона, возвышавшуюся на Вандомской площади. Александр, узнав об этом, заметил с легкой улыбкою, что когда стоишь так высоко, голова может закружиться, но мягко остудил пыл бушевавшей черни: «Я не хотел бы ее разрушать». Статую оставили. Другие слова российского императора, сказанные при входе в Париж, на следующий день также облетели все газеты: «Я принес вам мир и торговлю»{239}.
Хозяйки кофеен не желали брать с русских денег, мирные парижане предлагали раненым свои услуги и кров. «Все обнимались, жали друг другу руки, поздравляли себя взаимно в театральных залах, в коридорах, на лестницах. У всех голоса осипли, даже дамы потеряли сладкую приятность своего голоса; только взоры их блистали живее, пламеннее, и лица их сияли восторгом радости»{240}.
В ночь на 25 марта Наполеон подписал отречение, тем самым облегчив совесть присягавших ему солдат и маршалов: «Так как союзные державы провозгласили, что император Наполеон есть единственное препятствие к установлению мира в Европе, то император Наполеон, верный своей присяге, объявляет, что он отказывается за себя и за своих наследников от трона Франции и от трона Италии, потому что нет той личной жертвы, даже жертвы жизнью, которую он не был бы готов принести в интересах Франции»{241}.
Наполеоновские маршалы плакали, целовали императору руки, Александр отдал средиземноморский остров Эльба в полное распоряжение и владение бывшему императору, куда изгнанник и отправился спустя две недели к радости пиитов. На престол была вновь возведена сброшенная революцией династия Бурбонов, королем стал брат казненного Людовика XVI Людовик XVIII. Роялисты ликовали.
Победа и всеобщее ликование мало изменили цесаревича. Константин проводил парижские досуги в обычном своем духе — устраивал смотры, ради развлечения обучал маршировке высокопоставленных российских военных, которые, разумеется, не смели возражать. Он остался прежним. Однажды, решив показать французским фельдмаршалам свой любимый конногвардейский полк и не обнаружив в казарме большинства офицеров — те разбрелись гулять по Парижу, — в гневе приказал сажать под арест всех, кто не оказался на месте{242}. По свидетельству современников, напившись пьян, Константин в заграничном своем путешествии не доходил до нужника и испражнялся прямо в комодные ящики гостиницы; то-то интересно было потом слугам великого князя разыскивать по шкафам вещи своего господина. Французского кучера в дилижансе, не уступившего ему дорогу, цесаревич хорошенько огрел по лицу — мудрено было, однако, узнать в проезжающем брата императора: Константин был одет в штатское платье{243}.
Но довольно неуместных подробностей, когда вокруг бушует одна лишь радость. Война была окончена, Наполеон изгнан, Константин отправился с известием о заключении мира в Петербург. 9 июня 1814 года пушки известили о его прибытии в столицу.
В Исаакиевский собор Константин прибыл с августейшей матушкой и сестрой, Александрой Павловной. Министр юстиции Иван Иванович Дмитриев зачитал высочайший манифест «О заключении мира России с Францией», после чего был отслужен благодарственный молебен и произведена оглушительная пушечная пальба. Город сиял иллюминациями, аллегорическими картинами — коленопреклоненная Франция, благодарная Европа, торжествующая Россия, великодушный российский император, Александр Благословенный, плывущий на светлой звезде спасения человеков, под крестом с хорошо знакомой нам надписью: «Сим победиши!»…
В Павловске в честь брата императора был дан большой праздник, сопровождавшийся театральной постановкой.
Так радость ту герой, и сын царей принес,
Увенчан лаврами и славою Бессмертной
Он зрится ангелом, ниспосланным с небес,
С восторгом все твердят: царева благость нова
Еще явилась нам;
Он брата своего и правнука Петрова,
Достойна обоих почувствовал по делам,
Прислал к своим детям…{244}
Не слишком складно, зато от чистого сердца.
Спустя несколько месяцев, в начале сентября, дальнейшую судьбу правнука Петрова определил Венский конгресс. По решению его было восстановлено Царство Польское с российским государем во главе. Возрождение Польского королевства было инициативой Александра, он на этом настаивал и, преодолевая сопротивление союзников, добился своего.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
КОРОЛЬ ПОЛЬСКИЙ
Дитя! Всех рек синее — Висла,
Всех стран прекраснее — Литва.
Владислав Ходасевич{245}
ЦАРСТВО ПОЛЬСКОЕ
Екатерина трижды делила вместе с Пруссией и Австрией Польшу, последовательно присоединяя к Российской империи Южную Лифляндию, Восточную и Западную Белоруссию, Правобережную Украину, Восточную Волынь и Подолию. После третьего раздела Речи Посполитой в 1795 году, позднее аукнувшегося и в судьбе Константина Павловича, России отошли литовские, курляндские и волынские земли[31].
Разбив Пруссию, Наполеон в 1807 году создал из польских территорий, доставшихся Пруссии во время двух предыдущих разделов, Великое княжество, или герцогство, Варшавское, а через два года прибавил к ним и польские земли, входившие в состав Австрии, — получилось маленькое, зависимое от Франции, однако государство. В скором будущем император обещал полякам новые территории и полную независимость. Окрыленные надеждой, польские войска с готовностью встали под французские знамена. Наполеон сделался их кумиром. Однако кумир обещания своего исполнить не сумел, полякам грозил четвертый раздел, союзники антифранцузской коалиции уже точили ножи и снова готовились вонзить их в истерзанное тело Польши. Тучи рассеялись внезапно, спасение пришло оттуда, откуда никто не ждал, — полякам явился новый, чудный покровитель — император Александр.
30
Да здравствует император Александр! Да здравствует король Прусский! Да здравствует мир! Долой Наполеона! (фр.).
31
А именно: Курляндия и Семигалия с Митавой и Либавой (современная Южная Латвия), Литва с Вильно и Гродно, западная часть Черной Руси, Западное Полесье с Брестом и Западная Волынь с Луцком.