Рена наставила на графа черпак.

— Такие шутки могут сильно осложнить вам жизнь, сударь, — сказала она, неубедительно пытаясь держать суровый тон, — а она у вас и без того непростая.

— По крайней мере, я могу пошутить с вами, не опасаясь, что у вас начнется истерика.

— Вам не приходило в голову, что все это может быть лишь игрой вашего воображения? Возможно, вы вовсе не нужны этому мистеру Уингейту.

— В предыдущую встречу он постоянно расспрашивал, не могу ли я познакомить его с какими-нибудь аристократами, потому что Матильда достойна дворянского титула. А теперь, едва узнав о моем графстве, он сваливается на меня, как снег на голову. Как это, по-вашему, выглядит?

— Зловеще, — согласилась Рена.

— Если уж он что-то решил, то пойдет до конца. Думаю, именно так он стал миллионером. Я почти боюсь, что не успею и глазом моргнуть, как уже буду шагать по церковному проходу под руку с Матильдой.

— Тогда, наверное, так и будет, — почти резко сказала Рена. — Может, вам судьбой предначертано сделать то, что принесет поселку процветание, чего бы вам самому это ни стоило. А теперь будьте добры, посторонитесь. Мне до полудня нужно успеть сделать очень многое.

Этот разговор внезапно стал тягостным для Рены.

К визиту гостя Рена переоделась в свое самое строгое платье и прикрепила к прическе чепчик, который почти скрыл ее сияющие волосы. Джон пришел в ужас.

— Зачем вы это сделали? Вы выглядите, как служанка.

— Экономка и есть служанка.

— Только не вы. Снимите это с головы.

— Эй, пустите! — Но граф уже вытаскивал из ее локонов шпильки. — Немедленно отдайте назад.

— Не отдам.

— Отдадите. — Рена топнула ногой. — Сейчас же.

Джон улыбнулся девушке, и для нее будто солнце вышло из-за облаков.

— Для служанки вы очень умело мной командуете.

— Джон, прошу вас, постарайтесь быть благоразумным. — Рена уже почти привыкла отчитывать его, как брата. — Пока мы живем в этом доме вдвоем, чем невзрачнее я выгляжу, тем лучше. И мистер Уингейт это отметит.

— Что же, если он подумает, что вы моя… может, он не захочет, чтобы я женился на его дочери, верно?

— Глупости. Конечно, захочет. Где ему еще найти дворянскую корону? А как насчет моей репутации в поселке? Вы об этом подумали? Я даже не хотела здесь ночевать. Я собиралась, соблюдая все приличия, жить в пасторате, если бы толпа незнакомцев не выставила меня вон, поглумившись над одеждой моей матери и попытавшись украсть мою курицу… — ее голос задрожал и стих.

— Рена, Рена; простите. — Тон графа изменился, сделавшись трогательным и добрым, смягчая сердце девушки. Он обхватил Рену за плечи. — Я, эгоистичное животное, забыл, со скольким вам пришлось мириться. Моя бедная, милая девочка, вы плачете?

— Нет, — сказала Рена в платок.

— Что ж, вас никто не может упрекнуть. Идите ко мне.

Джон привлек Рену к себе и заключил в теплые, братские объятия. Уже второй раз за день граф прижимал девушку к себе, и это во второй раз повергало ее в смятение.

— Вы держались, как твердыня. Не знаю, как бы я без вас… — с нежностью сказал он. — А сам только и делаю, что усложняю вам жизнь. Да меня пристрелить мало за такое отвратительное поведение, согласны?

— Да, — пролепетала Рена.

Джон усмехнулся.

— Вот это моя девочка. Всегда говорит прямо. Упаси меня Бог когда-нибудь оказаться с вами по разные стороны баррикад.

Граф усилил объятия, и девушка оказалась крепко прижатой к широкой, надежной груди. Джон был на несколько дюймов выше Рены, и она слышала мягкий глухой стук там, где было его сердце.

Потом у нее возникло еще одно почти невероятное ощущение в районе макушки, как будто граф запечатлел на ее волосах легкий поцелуй. Однако он сразу ее отпустил, так что ей вполне могло показаться.

— Как вернуть это обратно? — спросил он, поднеся чепчик и шпильки к голове Рены.

— Я сама. А вы идите… не знаю… потренируйтесь, что ли, принимать графский вид.

Джон улыбнулся.

— Думаете, я пройду смотр?

Он потрясающе выглядел в темном костюме. Впечатление в первую очередь производили его высокий рост, широкие плечи и длинные ноги.

Лицо графа было красивым, но и это было не все, решила девушка, серьезно сосредоточившись на этом вопросе. Главное — это его гордая осанка, манера держаться с достоинством. А еще в этих голубых глазах кроется что-то, чего нельзя объяснить словами: шутливый огонек и сумасшедшая жажда жизни — его неизменные спутники.

Трудно представить, чтобы мисс Уингейт не влюбилась в него. Вполне возможно, что за всем этим стоит именно она, а отец лишь исполняет ее волю.

Рене стало тревожно, как будто она ощутила смутное предчувствие, что на Джона надвигается страшная опасность и она может вырвать его из ее когтей.

Но в следующую минуту девушка осознала, что не вправе совершить ничего такого. Возможно, они найдут больше монет, но этого вряд ли хватит, чтобы восстановить усадьбу.

Рена вернулась к работе с тяжелым сердцем.

Час спустя перед парадной дверью послышался стук колес. Гости прибыли. Рена с Джоном так много о них говорили, что они стали казаться чем-то нереальным.

Однако теперь их реальность не вызывала никаких сомнений, они стояли на пороге, требуя, чтобы их впустили. Рена почувствовала, как у нее перехватило дыхание и стало немного страшно.

Она взяла себя в руки и постаралась принять вид служанки.

В конце концов, она когда-то хотела стать актрисой. Вот он, ее шанс.

Зазвонил дверной колокольчик.

Потупив взгляд, Рена пересекла холл и открыла дверь.

На пороге стоял мужчина лет пятидесяти, которому, несмотря на недостающие дюймы роста, удавалось выглядеть чрезвычайно внушительно. Его нельзя было назвать привлекательным, но в нем было что-то, чего Рене еще никогда не доводилось видеть, — уверенность, которую дают богатство и власть, как она понимала.

И не только потому, что его тяжелое пальто с каракулевым воротником и сияющий цилиндр были явно новыми и дорогими. Его бриллиантовая булавка для галстука сверкала, перстень на пальце тоже был с бриллиантом. Но речь шла о большем.

Рена ощутила это, как порыв раскаленного воздуха из жерла ада. Чисто звериная решимость во всем добиваться своего. Черствость, жестокость, твердость скалы — все это она почувствовала на уровне инстинкта.

Зловещий. Она почти не задумываясь произнесла это слово в разговоре с Джоном, но теперь, столкнувшись лицом к лицу с реальным человеком, сразу же осознала это. Мистер Уингейт был зловещим. Пугающе зловещим.

И даже хуже. Рена была дочерью священника, тонко ощущавшей вибрации потустороннего мира, и теперь у нее встали дыбом волосы на затылке, ибо она воочию увидела зло.

Девушка никогда раньше не сталкивалась с ним. Оно было теорией, библейской абстракцией. Теперь, в эту минуту, она безошибочно уверилась в его присутствии.

Рядом с ним стояла его дочь, одетая изысканно и, как решила Рена, по последнему слову моды. Ее костюм был подбит мехом, брошь сияла жемчугом, а серьги — бриллиантами. Кто-то изо всех сил старался показать миру, что она дочь богатого человека.

И у этого «кого-то» денег имелось больше, чем вкуса, ибо мать Рены, принадлежавшая к знатному сословию, однажды сказала, что настоящая леди никогда не наденет бриллианты ранее шести часов вечера и никогда не смешает их с жемчугом.

— Добрый день, сударыня. Меня зовут Уингейт. Лэнсдейл ждет меня.

Его голос был неприятным и скрипучим, а по тому, как он произнес слово «Лэнсдейл», стало ясно, что он уже чувствует себя вправе командовать здесь.

Рена пробормотала что-то почтительное и отошла в сторону, позволяя гостям войти. Мистер Уингейт сбросил пальто и швырнул его девушке, даже не взглянув в ее сторону. Трость с серебряным набалдашником полетела следом.

Теперь, когда гость разделся, Рена заметила в его фигуре что-то странное. Мистер Уингейт не был высоким человеком, но плечи у него раздавались очень широко, и руки были чересчур длинными. Голова тоже была великовата по сравнению с туловищем. Он напомнил Рене обезьяну, изображение которой она когда-то видела в одной из книг.