– Он прав, Калеб. Действительно, вы во всем виноваты. – Леди Урсула промокнула влажные глаза платком. – Не понимаю, как я могла подпасть под ваше обаяние настолько, что почти влюбилась в человека, который шантажировал моего бедного сына?!

– Черт, побери, Урсула, мне никто не удосужился сообщить, что ваш граф просватан, – проворчал Харкур. – Я просто пытался найти самый легкий способ обеспечить свою дочь титулом.

– Вы готовы были идти по трупам, чтобы упрочить свое положение! – Виконт Тинсдэйл уставился на купца с таким видом, словно только что нечаянно вступил в лужу помоев. – Вот образцовый пример того, почему мы, старые аристократы, так старательно не допускаем в наши ряды амбициозных простолюдинов!

– Ах ты, чванливый индюк! – взорвался Харкур, поднимаясь со стула с явным намерением схватить обидчика за грудки.

Но в этот момент Тристан, прежде остававшийся в стороне от этой жаркой дискуссии, вышел из-за стола и, подойдя к разъяренному купцу, положил ему руку на плечо и шепнул несколько слов, от которых его боевой задор несколько угас.

– Элизабет! Сара! Мы уезжаем! – гордо объявил виконт, воспользовавшись паузой.

Леди Тинсдэйл отодвинула стул и поднялась. Глаза ее пылали гневом, а на бледных щеках горели яркие пятна румянца.

– Можешь уезжать, если хочешь, Горацио, но я останусь здесь с моей дочерью! Тридцать долгих лет я терпела твой эгоизм! С меня хватит! Харкур действует нечестными путями и неверно судит о людях, но он, по крайней мере, искренне желает своей дочери блага, а ты продал счастье своего единственного ребенка за несколько полотен Рембрандта и Ван Дейка! Этого я тебе никогда не прощу!

Глаза виконта Тинсдэйла выкатились из орбит.

– Элизабет! – ахнул он. – Неужели ты совсем потеряла чувство приличия? Как ты разговариваешь со своим мужем?!

– Мне нечего терять, Горацио, кроме уважения к тебе! – Губы леди Тинсдэйл заметно дрожали, но в глазах по-прежнему светился дерзкий вызов. – И теперь, вместо того чтобы тратить деньги на дорогие картины, тебе придется потратиться на содержание любовницы, поскольку я боюсь, что в обозримом будущем меня будут мучить нестерпимые головные боли, которые помешают тебе наслаждаться твоими супружескими привилегиями, когда тебе заблагорассудится!

Виконт Тинсдэйл прямо на глазах поник, как цветок, лишенный солнечного света и воды, и Мэдди вспомнила, что, по словам Кэрри, несмотря на весь свой эгоизм, этот человек горячо любил жену и дочь.

– Чего же ты хочешь от меня, Элизабет? – с неожиданной покорностью спросил он.

Выражение лица леди Тинсдэйл несколько смягчилось.

– Я хочу, чтобы ты помог графу решить финансовые проблемы, которые оставил ему в наследство его бесстыжий отец. Тогда он сможет жениться на Саре.

– Но как я могу это сделать, если все его расписки у Харкура?

Словно все это время она только и ждала этого вопроса, леди Урсула мгновенно перестала всхлипывать и тоже поднялась из-за стола.

– Я полагаю, мистер Харкур намерен уничтожить эти ужасные расписки, милорд, – проговорила она обманчиво спокойным тоном. – Ибо в противном случае он, к сожалению, тоже лишится неких привилегий, которыми с недавнего времени получил возможность наслаждаться. – Она устремила гневный взгляд на обладателя упомянутых привилегий.

– Что?! Мама, неужели ты хочешь сказать, что… – Кэролайн залилась краской смущения. – Я знала, что ты увлечена мистером Харкуром, но мне даже в голову не приходило, что вы… я хочу сказать, ты всегда была такой приличной и благопристойной, что…

– Не говори глупостей, Кэролайн. Я вовсе не так прилична и благопристойна. – Леди Урсула вновь устремила взгляд на сидящего рядом с ней Харкура. – Итак, Калеб, что ты собираешься сделать с этими расписками, которыми Мадлен уже полчаса размахивает у тебя перед носом?

– Это шантаж! – возмущенно заявил Харкур, но тут же пристыжено покраснел под укоризненным взглядом Мэдди.

– Можно сказать и так, – согласилась леди Урсула, – однако я предпочитаю называть подобную сделку “услуга за услугу”.

Харкур обвел собравшихся недоуменным взглядом и нахмурился:

– Черт побери, мадам! Вы с моей бессовестной дочкой просто загнали меня в угол!

Протянув руку, он выхватил из пальцев Мэдди документы, бросил их в серебряную пепельницу и поджег свечой из подсвечника.

– Вот, пожалуйста, – проворчал он, когда пламя в пепельнице весело разгорелось. – Я сделал для Рэндов более чем достаточно, если к стоимости этого костерка прибавить все те деньги, которые я вложил в ремонт этого городского дома и того мавзолея, который вы называете Уинтерхэвеном. А теперь поглядим, сможет ли раскошелиться этот скряга виконт.

– Полагаю, я смогу вложить достаточно средств в восстановление хозяйства графа Рэнда и поддерживать его до тех пор, пока поместья графа не станут приносить доход, – проворчал в ответ виконт.

И тут воцарилась полная неразбериха. Казалось, все присутствующие разом принялись смеяться, плакать и нести какую-то околесицу, а лакеи во главе с Фробишером лихорадочно пытались погасить “костерок” Харкура, грозивший перекинуться на скатерть.

Все бросились к Мэдди с объятиями и поцелуями. Сначала – леди Тинсдэйл, потом – леди Сара и граф (как только насмотрелись друг на друга). Правда, виконт Тинсдэйл не проявил такого радушия. Он лишь пробормотал нечто невнятное насчет того, как иностранное воспитание портит приличных английских девушек, и торопливо отбыл в компании жены, дочери и будущего зятя.

Мэдди улыбалась сквозь слезы, глядя им вслед. Граф и вправду был милейшим человеком и заслуживал такую верную и любящую жену, какой станет для него леди Сара.

– Ну вот, детка, ты своего добилась, – заявил Харкур, добродушно хлопнув Мэдди по плечу. – И хотя это дорого мне обошлось, я ни о чем не жалею. Если б я не заварил всю эту кашу, я не добился бы руки и сердца такой славной женщины, как леди Урсула.

Мэдди улыбнулась:

– Она действительно прелестна, и я от души желаю тебе счастья, папа!

– А я тебе, детка. Ты и вправду оказалась умной… пожалуй, даже чересчур. Как бы это тебе не повредило! Впрочем, надеюсь, этот твой везунчик-бастард не побоится взять себе в жены такую властную умницу. – Наклонившись, Харкур поцеловал дочь в щеку и прошептал ей на ухо: – Если, не приведи Господь, он заартачится, напомни ему о своем приданом.

И с этими словами, взяв за руки леди Урсулу и Кэрри, он удалился. Несколько минут спустя разошлись и слуги, унося с собой все еще дымящуюся скатерть.

Наступило мгновение, которого Мэдди дожидалась с таким нетерпением и страхом. Наконец-то она осталась наедине с Тристаном. И вся ее бравада внезапно рассеялась, как клуб дыма на ветру.

Тристан все это время воздерживался от участия в грандиозном спектакле, который она разыграла (если не считать того, что он вовремя удержал Харкура от драки с виконтом Тинсдэйлом). Со стороны можно было бы подумать, что все это просто его не касается. И даже когда все кончилось, и остальные трое мужчин заверили своих дам в своей вечной любви и преданности, Тристан ограничился тем, что молча отошел к окну.

Неужели отец прав? Неужели она отпугнула его своей властностью?

Словно желая подтвердить самые худшие ее подозрения, Тристан приложил правую руку к виску на манер военного салюта.

– Великолепно, мадам генерал! Сам Веллингтон не сумел бы построить столь великолепную стратегию! Однако, выиграв это сражение, вы тем самым, быть может, нанесли смертельный удар своему собственному счастью.

Мэдди напряглась, не совсем понимая, что он имеет в виду.

– Вообще-то в обычной жизни я совсем не такая властная, – попыталась оправдаться она, вглядываясь в его непроницаемое лицо. – Я просто сделала то, что должна была сделать. Иначе мой отец погубил бы счастье четырех человек!

– Из-за своей проклятой властности, – подхватил Тристан с глубоким вздохом. – У меня, не осталось сомнений в том, что это ваша семейная черта. А еще я теперь абсолютно уверен в том, что если бы ты взяла под командование французскую армию, то Бонапарт в, эту минуту уже сидел бы на троне Безумного Георга.