– Это чистая правда, мисс Мэдди. Что за дрянная посудина была! – вмешался Григгинс. – Ничего общего с этими чистенькими, аккуратными парусниками, которые сейчас плавают под флагом Харкура. Когда капитан поселился здесь, он отправил то дырявое корыто в отставку, а заодно и нас с Лакомкой. И с тех пор мы служим ему.

Мэдди улыбнулась. Было совершенно очевидно, что эти двое, “служившие” ее отцу, в действительности были давними товарищами “капитана”. Как, однако, все это странно! Один из самых богатых купцов Англии обходится услугами всего лишь пары старых помощников. С другой стороны, это соответствовало образу “простого человека”, каковым хотел казаться Калеб Харкур.

Разделавшись с ужином, Харкур положил вилку на опустевшую тарелку и нахмурил густые брови. Его обветренное лицо внезапно залилось румянцем.

– Этот дом не годится для женщины, и я отлично понимаю это, дочка.

– Нет, папа. Для меня он вполне годится, – возразила Мэдди, удивляясь, почему это отцу вздумалось извиняться за такой чудесный, уютный дом.

– Нет, ты не права, Мэдди. Этот дом и прислуга подходят для моих простых нужд, но для юной леди на выданье, которой предстоит завязывать знакомства в лондонском свете, он слишком мал и находится слишком далеко от Мейфера.

Мэдди изумленно уставилась на отца. – Но я вовсе не собираюсь завязывать знакомства, папа!

– Нет, дочка. Любой женщине хочется войти в свет, и я не допущу, чтобы тебя постигла судьба твоей матери. – Харкур невесело улыбнулся. – С тобой все будет иначе. Теперь я богат, как набоб, и ты войдешь в свет, даже если ради этого мне придется истратить все до последнего фартинга. У меня уже есть план, и поверь, не пройдет и года, как ты получишь все, о чем может мечтать девушка твоего возраста. Балы, званые обеды… и даже приглашение в Карлтон-Хаус!

Мэдди решила, что не станет спорить с отцом: ведь он придавал такое большое значение своим планам! Было бы слишком жестоко указать ему на то, что скорее человек научится летать, как птица, чем дочь простого купца войдет в надменный лондонский свет. И брак с бывшим шпионом и графским бастардом не увеличит ее шансы попасть в высшее общество. Но социальное положение Мэдди ничуть не интересовало. Сердце ее было отдано Тристану, и она выйдет за него замуж… как только этот тугодум, наконец, сделает ей предложение.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

На следующее утро Мэдди поднялась поздно и обнаружила отца в гостиной на втором этаже за серьезной беседой с какой-то худощавой, нервной женщиной с гладкими каштановыми волосами и бледно-голубыми глазами.

– Мэдди, детка, – обернулся Харкур к вошедшей девушке, – это мадам Элоиза Блузо, французская модистка. Леди Урсула порекомендовала нам обратиться к ее услугам. Я поручил ей сшить для тебя платья, которых тебе хватит до тех пор, пока леди Урсула не закажет тебе полный гардероб.

Кто такая эта леди Урсула и почему она должна заботиться о гардеробе его дочери, Харкур не сообщил, а Мэдди в присутствии модистки постеснялась спрашивать: вдруг эта леди окажется любовницей отца? Однажды Мэдди уже допустила подобную ошибку в отношении некой стареющей райской пташки, навещавшей ее деда по средам между часом и четырьмя. То был единственный случай в жизни, когда дед позволил себе поднять руку на любимую внучку, но щека ее после этого горела несколько часов. Повторять эту же ошибку с отцом Мэдди не хотелось.

– Леди Урсула предлагает для начала два утренних платья, дорожное платье и одно простое вечернее платье, в котором вы сможете посещать балы и театры, – проговорила мадам Элоиза с таким чудовищным акцентом, что Мэдди тут же поняла: эта женщина за всю свою жизнь и дня не провела на континенте. Но Мэдди сдержалась, несмотря на то, что ей хотелось от души расхохотаться. Ведь если она разоблачит эту мошенницу, то тем самым бросит тень на вкус леди Урсулы… а значит, и на вкусы своего отца в отношении любовниц.

– Из какой части Франции вы приехали? – не замедлила осведомиться Мэдди у модистки, как только Калеб Харкур оставил их наедине. – Я жила в Лионе с пятилетнего возраста и знакома с акцентами большинства французских провинций. Но такого, как у вас, я, признаться, нигде не слышала. – Мэдди сдержала улыбку, глядя, как мнимая француженка сперва побагровела, а затем побелела как мел.

– О Господи! – простонала мадам Элоиза. – Я пропала! – Расширенными от ужаса глазами она уставилась на Мэдди. – Вы, должно быть, поставите джентльмена в известность…

– Вы полагаете, что я намерена сообщить отцу, что вы не француженка? Нет, я ничего ему не скажу. Это не моя забота… если, конечно, вы не собираетесь обманывать его.

Мадам Элоиза горделиво приосанилась:

– Не бойтесь! Его деньги не пропадут зря. Во всем Лондоне не найдется модистки, чье мастерство сравнилось бы с моим!

– Тогда зачем же выдавать себя за француженку?

Модистка презрительно фыркнула:

– Хотела бы я знать, сколько у меня осталось бы богатых клиентов, если бы они знали, что я – всего лишь Мэри Блоджетт, выросшая в винной лавке в Ист-Энде? Думаю, они разбежались бы скоре, чем моя старая мамаша допила бы кружку эля!

– Кажется, понимаю. Нет пророка в своем отечестве, верно?

– Насчет пророков я ничего не знаю, но зато много знаю о модистках и о том, что делает их популярными среди светских матрон, – проворчала мадам Элоиза. – Десять долгих лет я, не разгибая спины, трудилась на французскую тиранку по имени мадам Адрианна. Я кроила и шила ей платья, а она все брала в кредит. А когда эта старая карга, наконец, протянула ноги, я получила всю сумму сполна и, наконец, смогла открыть свою мастерскую, назвавшись ее племянницей из Парижа. От нее я научилась и французскому языку. Этих познаний мне вполне хватало… до тех пор, пока не появились вы.

– Не волнуйтесь, мадам. Ваша тайна в полной безопасности. Клянусь, что не выдам вас ни единой живой душе, – пообещала Мэдди.

Краска стала медленно возвращаться на худые щеки модистки.

– Но почему? Чем я заслужила такую милость? – пробормотала она.

– Потому что я восхищена вашей предприимчивостью. В последнее время я научилась уважать людей, которым собственными силами удается возвыситься над своим скромным положением. – Мэдди улыбнулась. – А теперь, мадам, не приступить ли нам к примерке? Вы ведь не захотите разочаровать вашу покровительницу, леди Урсулу!

Два часа спустя, сняв необходимые мерки и продемонстрировав ткани для будущих платьев, мадам Элоиза попрощалась с Мэдди. Напоследок она пообещала доставить одно из утренних платьев на следующий же день.

Верная своему слову, на следующий день модистка прислала посыльного с пакетом, в котором оказались элегантное утреннее платье из желтого муслина, сорочка, пеньюар и домашний халат.

Мэдди тут же велела лакею принести ей в спальню лохань с горячей водой, чтобы принять ванну и вымыть голову.

Затем она надела шелковую сорочку и платье и села у окна в гостиной – дожидаться Тристана. За время путешествия она очень привыкла к его обществу и в его отсутствие не находила себе места.

Но Тристан не явился. Ни в тот день, ни на следующий, ни даже на третий день.

Когда прошло целых пять дней, а Тристан даже не прислал о себе весточки, Мэдди с ужасом начала предполагать, что он не шутил, когда уверял, что чувство чести не позволит ему сделать ей предложение.

Но всякий раз, когда рядом был отец, Мэдди удавалось спрятать свой страх под маской беспечной бодрости. Она была слишком горда, чтобы показать кому-либо, что отдала свое сердце мужчине, который отверг ее… каковы бы ни были причины этого отказа.

Каждый вечер Мэдди переодевалась в очередное новое платье и встречала отца реверансом и улыбкой. Ее от души забавляло, что Харкур полагает, будто у нее на уме одни фасоны и наряды.

И вот однажды солнечным днем, когда она стояла у окна в ожидании отца, взгляду ее предстал Тристан, едущий верхом через Блумсбери-сквер на черном коне, чья пышная грива была под стать развевающимся на ветру черным локонам всадника. Следя за тем, как он спешивается, Мэдди не обратила внимания на его спутника.