Изменить стиль страницы
  • Катя шагнула к Колесову близко, заглянула в глаза. Да! Признание Колесова — правда. Девушка это чувствовала.

    — Иван Григорьевич! Как неожиданно и как хорошо! — прошептала Катя и вдруг заплакала.

    Глаза Колесова потеплели; он обнял за плечи девушку, а она прижалась маленькой, по-мальчишески стриженой головой к его груди…

    — Нам надо спешить, — мягко отстраняясь, вновь заговорил Колесов, и голос у него вздрагивал. — У тебя есть кто-нибудь, у кого ты могла бы перебыть несколько дней?

    — Есть подруга, Лида Макарова, она звала меня к себе.

    — Где она живет?

    — Улица Шмидта, четыре.

    — Шмидта четыре… — запоминая, повторил Колесов. Он секунду смотрел на девушку, словно колебался: говорить ли ей самое главное. — Слушай, Катя, мне нужна твоя помощь, — наконец сказал он.

    — Я сделаю все.

    — Это очень опасно.

    — Я комсомолка.

    Колесов вынул крохотный бумажный шарик.

    — Здесь донесение в партизанский штаб. Если оно не будет своевременно доставлено, погибнет много людей. Я не могу передать его сам. Явка провалена, там сигнал опасности, меня ищут. На моей квартире засада. Возьмешься ты отдать донесение партизанским связным?

    — Я сделаю это, — сказала Катя.

    — Завтра с утра пойдешь на Братскую улицу, — продолжал Колесов. — В начале улицы по четной стороне стоит деревянный забор. Ты на нем приклеишь объявление: «Продается коза». Адрес укажешь любой, но с несуществующим номером дома. К объявлению должна подойти женщина к поставить под буквой П черту. У этой женщины ты спросишь: «Как пройти к вокзалу?» Она ответит: «Туда не надо ходить. Идите со мной». Ей ты передашь донесение и предупредишь, что явка провалена.

    Волнуясь, Катя старательно слушала Колесова — как бы чего-нибудь не упустить. Когда Колесов кончил говорить, она спросила:

    — А где я встречусь с вами, Иван Григорьевич?

    Колесов вместо ответа внезапно насторожился: за окном послышался шум подъехавшего автомобиля. Отодвинув угол шторы, он посмотрел на улицу.

    — Немцы… гестаповцы. Это за нами. Они, кажется, все вошли во двор. Одевайся, будем прыгать в окно. Скорее, Катя!

    Катя метнулась к вешалке, ощупью нашла пальто, надела его. И сейчас же услышала стук в дверь. Она на цыпочках подбежала и стала рядом с Колесовым.

    Стук повторился, было слышно, что за дверью несколько человек.

    — Отворите! Почему не отворяете? — дверь задрожала под тяжелыми ударами.

    Колесов поднял руку. Раздался треск выбитой рамы.

    — Прыгай, Катя, тебя не должны взять.

    Девушка вскочила на подоконник. Рухнула сломанная дверь. Колесов загородил спиной окно и выхватил револьвер. Катя спрыгнула на улицу.

    Впоследствии майор Отто Фурст не раз вспоминал этот день. С утра, плотно позавтракав, он собирался на аэродром. Подавая ему шинель, денщик почтительно напомнил, что завтра воскресенье, и что господин майор разрешил Колесову выступить со своими силовыми номерами перед солдатами аэродромной команды.

    Майор вспомнил, — такое разрешение он давал. Позвав Колесова, он приказал ему тотчас ехать и привезти свой реквизит. Колесов уехал попутной грузовой машиной.

    В середине дня, когда вернувшийся с аэродрома Фурст садился обедать, у дома, взвизгнув тормозами, остановились две машины.

    В комнату в сопровождении эсэсовцев быстро вошел Дилле.

    — Вот кстати, — прямо к обеду, — начал было майор, но, посмотрев Дилле в лицо, осекся.

    — Что случилось, Эрнст?

    — Где твой русский силач? — вместо ответа грубо спросил Дилле.

    Майор поджал губы.

    — Я не понимаю тебя, Эрнст. Что это значит?..

    — К черту!.. Я спрашиваю вас, где русский?

    Фурст с достоинством поднялся.

    — Я послал его в город, он будет к вечеру…

    — Вы осел, майор!

    Это было уже слишком. Фурст закричал, брызгая слюной:

    — В чем дело?.. Что это значит?.. Я не позволю…

    Дилле с презрительным любопытством смотрел на майора.

    — Вундербар![9] Он ничего не знает.

    Повернувшись к сопровождавшим его эсэсовцам, Дилле приказал:

    — Быстро в город! Я сейчас буду.

    Эсэсовцы вышли.

    Дилле, стуча каблуками, подошел вплотную к Фурсту.

    — Неужели вы еще ничего не знаете, майор? Ну так слушайте. Ваш протеже Иван Колесов — русский разведчик.

    Майор Фурст сразу стал похож на покойника.

    — Русский разведчик? Нет… Этого не может быть! Это ошибка.

    — Хороша ошибка! Сегодня ночью мы накрыли его явочную квартиру.

    Майор был близок к обмороку.

    — Колесов смелый и опытный разведчик, — продолжал Дилле, — об этом говорит хотя бы трюк с вашим мнимым спасением.

    — О майн либер гот[10], — застонал Фурст.

    Дилле повернулся, отошел. Выхватив сигарету, нервно закурил.

    — Меры приняты, и мы его, видимо, перехватим, но пока, до выяснения всех обстоятельств, прошу из дома не выходить.

    Фурст понимал, что это катастрофа, что в лучшем случае рушится его служебная карьера. Он умоляюще посмотрел на Дилле.

    — Эрнст, помоги мне, помоги ради нашей старой дружбы.

    Дилле брезгливо оглядел его и, ничего не ответив, вышел.

    Старый дощатый забор начинался сразу от угла Братской улицы. Было рано, и прохожие по этой окраинной улице еще не ходили. Катя остановилась недалеко от угла, огляделась и быстро прикрепила к забору листок бумаги. На нем выделялось написанное крупно: ПРОДАЕТСЯ КОЗА.

    Шло время, появлялись редкие прохожие, но к объявлению никто не подходил. Задул холодный ветер, снежные тучи поползли низко над крышами домов; Катя, прятавшаяся в развалинах какого-то сарая, чувствовала, что окончательно замерзает. «Неужели связная не придет?» — с отчаянием думала она.

    В середине дня, когда страшная тревога за судьбу донесения и мороз ее в конец обессилили, она заметила, что какая-то женщина задержалась около объявления.

    С трудом передвигая онемевшими от холода ногами, девушка заспешила к забору. Сердце ее забилось сильными толчками: объявления не было.

    Катя в отчаянии прислонилась к доскам забора и, не выдержав, заплакала. Сорвали… Объявление сорвали! Что делать? Пока она найдет где-то бумагу и карандаш и вывесит новое объявление, связная может пройти и не вернуться, Катя беспомощно огляделась и вздрогнула: женщина стояла рядом, внимательно ее разглядывая.

    — Кажется, Катя? — спросила женщина.

    Девушка, глотая слезы, кивнула головой.

    — Вы изменились, я вас с трудом узнала. Пойдемте со мной.

    Женщина взяла ее под руку.

    — Нет, нет… я не могу, я занята, — отнимая руку, проговорила Катя. Она не знала эту женщину.

    — Вы ищете дорогу на вокзал, туда не надо ходить. Вы пойдете со мной, — твердо сказала женщина, увлекая за собой Катю.

    Девушка почувствовала, что силы совсем оставили ее: голова кружилась, уши заложило, точно ватой; она пошатнулась.

    — Ну, ну, спокойно, Катя.

    — Кто вы?.. Где объявление?.. — дрожа, шептала девушка.

    — Я тот человек, которого вы ждете. Я давно наблюдаю за вами, проверяла, нет ли слежки. Объявление сорвала я. Надо спешить. Вас ищут.

    — Откуда вы меня знаете? — все еще настороженно допытывалась Катя.

    — Я вас видела на базаре, когда вы работали с Иваном Григорьевичем.

    Сомнения Кати рассеялись.

    — Где Иван Григорьевич сейчас? Что с ним, вы не знаете? — с надеждой спросила она.

    Женщина грустными глазами смотрела на девушку.

    — Он убит… Вчера вечером.

    …18 января 1942 года в 14 часов в Севастополе, в помещении кинотеатра «Ударник», должно было начаться собрание городского актива. На него были приглашены представители воинских частей, командование обороной города.

    В 14 часов 20 минут над Севастополем появилась группа вражеских бомбардировщиков. Все они спикировали на здание кинотеатра. Прямыми попаданиями бомб само здание и прилегающие к нему дома были разрушены. Но людей там не было.

    вернуться

    9

    Удивительно (нем.).

    вернуться

    10

    О боже мой! (нем.)