Глориана бросилась ничком на кушетку, слезы жгли ей глаза. Не надо, Дэйн, не делай этого, повторяла она про себя, зная, что ей не на что надеяться. Не пытайся спасать меня, по какой-то причине Мерримонт хочет убить тебя.

Глориана закрыла глаза и зевнула. Нет, она не уснет. Она смертельно устала, но слишком многое было поставлено на карту.

Когда Глориана снова открыла глаза, она поняла, что уже утро, и солнце сияет ей в лицо. Она рывком села на кровати, не понимая, как очутилась в этой маленькой незнакомой комнатке. Потом вдруг вспомнила, что Мерримонт похитил ее и что сегодня он может убить — ее любимого.

Глориана не сомневалась, что, даже если Кенбрук и победит Мерримонта, его люди прикончат его прежде, чем он доберется до подъемного моста. Дэйн едет прямо в пасть дракона, а ее используют как приманку. Ради нее он идет навстречу верной гибели.

Глориана бросилась к двери и принялась яростно стучать в нее кулаками.

— Выпусти меня, Мерримонт! — кричала она. — Ну давай же, трус! Ты что, испугался слабой женщины?

Дверь отворилась так внезапно, что Глориана едва не упала. Она поспешила привести себя в порядок — поправить прическу и разгладить юбку.

В дверях стоял барон Мерримонт. Он выглядел отдохнувшим, посвежевшим и помолодевшим. На нем была новая туника, мокрые волосы блестели в ярких лучах утреннего солнца. Он широко улыбался.

— Нет, — ответил он спокойно. — Так уж случилось, что я не боюсь ни тебя, ни любой другой женщины.

Глориана посмотрела ему в глаза.

— И вы совершаете ошибку, милорд, — сказала она. — Если бы у вас хватало здравого смысла, вы бы боялись меня.

Он рассмеялся.

— Кенбрук нашел себе пару, — сказал он, потом глаза его потемнели, а улыбка сошла с губ. — Радуйтесь, миледи, — проговорил он, беря ее за локоть, — ваш муж со своими людьми уже ждет у ворот.

Глориана вырвала свою руку из цепких пальцев Мерримонта.

— Зачем вы делаете это? — воскликнула она, живо представив себе побежденного, умирающего Дэйна. — Чего вы добьетесь, убив сына собственной сестры?

Мерримонт замолчал, обдумывая вопрос Глорианы. При упоминании о бедной Джилиан, которую он любил всем сердцем, лицо его исказилось. Он побледнел, потом открыл было рот, собираясь что-то сказать, но передумал. Барон оперся спиной о массивную дверную раму и опустил голову, словно борясь с самим собой. Когда наконец он вновь поднял голову и посмотрел Глориане в глаза, со двора послышались цокот лошадиных копыт и кряки.

Глориана бросилась к окну, надеясь увидеть мужа, но в поле ее зрения попала лишь голубятня да старый, давно высохший и покрытый мхом фонтан.

— Зачем? — повторила она, вновь поворачиваясь к Мерримонту. Тот уже сумел взять себя в руки.

— Ты скоро узнаешь, — ответил он и вышел из комнаты.

Глориана наскоро умылась и оделась. Никто не преграждал ей дорогу, дверь была не заперта, и она выбежала в коридор. Ей хотелось скорее увидеть Дэйна. Проскочив несколько комнат, спустившись по лестнице и миновав огромный пустой зал, она очутилась наконец на улице.

Дэйн был один, всех своих людей он оставил дожидаться за воротами. Это сумасшествие, подумала Глориана. Ей было ясно, что Дэйн не смыкал глаз всю ночь. Он был небрит, лицо его осунулось, а стальные глаза горели гневом. Наконец он увидел Глориану.

— Ты не ранена? — спросил он. Глориана покачала головой.

— Нет, милорд, — проговорила она, борясь со слезами. Леди Кенбрук хотела сказать мужу, чтобы он развернул Пелея и возвращался в замок Хэдлей, но она знала, что все ее просьбы будут напрасными. К тому же для Дэйна это было бы оскорблением.

Мерримонт подошел к Глориане и почти ласково дотронулся до ее плеча. Потом выступил вперед, и хотя барон был безоружен, держался он бесстрашно и спокойно.

— Ты пришел один, — произнес он удивленно. — Это впечатляет, Кенбрук. Может быть, кровь Сент-Грегори не сумела до конца отравить тебя.

Правая рука Дэйна покоилась на рукоятки меча. Глориана увидела, как побелели костяшки, когда он крепко сжал пальцы. Такого страха, как сейчас, она не испытывала никогда в своей жизни. Она не переживет, если Дэйн будет убит сейчас, когда на пути к их счастью, казалось, больше не осталось преград, когда они наконец были вместе…

Но она должна стойко принять любой удар судьбы ради их с Дэйном ребенка.

— Я всем сердцем люблю тебя, Дэйн Сент-Грегори, — сказала она.

Мерримонт указал Дэйну на дверь в стене, которая вела, очевидно, в небольшой дворик или сад. Барон смотрел в лицо Кенбруку со скрытой неприязнью.

— Пойдем, — сказал он, — разрешим наш маленький спор и покончим с этим. Оставь коня здесь, он тебе не понадобится, но захвати меч.

Мерримонт пошел к двери. Дэйн спрыгнул со своего громадного черного скакуна, не отрывая глаз от Глорианы. Во дворе не было никого из людей Мерримонта или солдат Кенбрука.

— А я люблю вас, миледи, — молвил Дэйн. Мерримонт остановился и повернулся к ним. Он ухмыльнулся и слегка поклонился, приложив руку к сердцу, желая показать, что оценил эту трогательную сцену. Его обнаженный меч сверкал на солнце, и у Глорианы не было сомнений, что он мастерски владеет им. Мерримонт был старше Дэйна и, наверное, не так проворен, но гораздо опытнее.

Войдя вслед за соперниками в маленький залитый солнцем дворик, Глориана опустилась на каменную скамью: ноги не держали ее.

Кенбрук и Мерримонт стояли на некотором расстоянии друг от друга, мечи их были обнажены. Рыцари решили биться не на жизнь, а на смерть. Оба были прекрасны в своей ярости.

Наконец зазвенела сталь скрещенных мечей, но Глориана, оглушенная, слышала только громкий стук собственного сердца. Началась битва, но сначала она напоминала скорее старинный ритуальный танец — такими грациозными и плавными были движения сражающихся.

Когда клинок ударял о клинок, Глориана помимо своей воли моргала, но не отводила взгляд, как бы ей этого ни хотелось. Если Дэйну суждено быть побежденным и умереть, то самое меньшее, что она могла для него сделать, так это поддержать в последнюю минуту.

Мерримонт ранил Дэйна в ногу — его меч оставил длинную кровавую полосу.

Глориана с криком вскочила со скамейки. Битва продолжалась, рыцари с яростью набрасывались друг на друга, оба были покрыты кровью, со лбов капал пот. Но каждый новый удар лишь прибавлял им злобы и решимости покончить с противником.

Глориана в ужасе прижала руку ко рту, моля небеса пощадить Дэйна.

Развязка наступила внезапно собрав все силы, Дэйн бросился вперед, одним мощным ударом выбил меч из руки Мерримонта приставил клинок к горлу своего дяди.

— Ну так что же, ты хочешь, чтобы я убил тебя, брат моей матери? — спросил он.

Мерримонт тяжело дышал, одежда его была насквозь пропитана потом и пылью, выпачкана кровью. Он упал на одно колено, но не потому, что сдавался на милость победителя, а потому, что силы оставили его. Когда он поднял голову, то Глориана едва не вскрикнула от удивления: на губах барона играла довольная улыбка.

— Я чертовски устал, Кенбрук, — признался он, глотая воздух, — но все же я еще не готов к тому, чтобы погибнуть от твоей руки. Ты жив потому, что мне нужен наследник.

Дэйн был поражен не меньше Глорианы.

— Что?! — воскликнул он с таким видом, будто все-таки собирался снести своему дядюшке голову.

Мерримонт с трудом поднялся на ноги. Дэйн не стал помогать ему, но и не помешал. Глориана замерла на своей скамейке, боясь даже вздохнуть или моргнуть.

— У меня было три жены, — продолжал барон, — и все они умерли при родах. Дети, мои наследники, тоже умирали, едва родившись. Ты, сын моей сестры, единственный, кому я могу передать все свое состояние.

Дэйн внимательно слушал Мерримонта, но не произносил ни слова. Гневное выражение по-прежнему не сходило с его лица.

Глориане наконец удалось справиться с изумлением и с изумлением и взять себя в руки. Она вскочила со скамьи.

— Тогда почему же ты пытался убить моего мужа, если хотел сделать его своим наследником? — вскричала она.