Гаррвитц на самом деле приехал в субботу.

Он оказался щуплым человечком с огромным лысеющим черепом и черными маленькими проницательными глазками.

Держался он надменно и неприятно. Когда они с Полом встретились в кафе и Пол предложил сыграть матч, Гаррвитц ответил столь туманно и нехотя, что Пол шепнул на ухо Эджу: «Он не будет играть со мной матч!»

Гаррвитц спросил, не хочет ли Пол сыграть пока легкую партию. Пол согласился и вытянул черные. В гамбите Альгайера Пол волновался, сыграл неточно и проиграл партию после затяжной борьбы. Смягчившись от своей победы, Гаррвитц согласился начать переговоры о матче. Он заявил, что друзья готовы на него поставить, но уточнить сумму ставок он пока не может…

Пол назвал своими секундантами де Ривьера и Журну, но тут возникло затруднение: Гаррвитц заявил, что оба они относятся к нему враждебно и что при таких секундантах играть он не будет. Пол был ошарашен. Как мог он объяснить это своим новым друзьям, как мог поддаться давлению Гаррвитца?

К счастью, и де Ривьер и Журну нетерпеливо ждали начала матча и с радостью сняли свои кандидатуры.

Организацией матча занялся известный скульптор Лекэн, ученик знаменитого Прадье, всегдашний устроитель турниров и матчей.

Условия были выработаны быстро. Гаррвитц высказался вообще против каких-либо секундантов или церемоний. У него было два кардинальных условия, которые он называл «строго обязательными».

Во-первых, Пол обязывался принять все ставки от друзей Гаррвитца, в какой бы сумме они ни выражались.

Во-вторых, игра должна была непременно происходить в большом прокуренном зале кафе, в присутствии зрителей.

Гаррвитц хотел получить некоторую фору – ведь Пол никогда в жизни не курил…

Матч должен был играться до семи выигранных, по четыре партии в неделю. Тут же был брошен жребий – белыми в первой партии должен был играть Гаррвитц.

Немедленно после жеребьевки Пол ушел вместе с Эджем смотреть ночной Париж. Они веселились до поздней ночи.

Когда Эдж внезапно спросил: – А вы помните, мистер Морфи, что завтра начинается матч? – Пол заметно сконфузился.

– Пустяки, ничего страшного нет! – сказал он строптиво, как в детстве. Они легли спать в половине третьего. Утром Пол был еще бледнее обычного и выглядел больным.

Пол проиграл первую партию без большого сопротивления и тут же заявил всем, что Гаррвитц на всем ее протяжении делал одни только наилучшие ходы.

– Я проиграл именно поэтому, а вовсе не потому, что поздно лег! – сердито сказал Пол Эджу.

Гаррвитц демонстрировал полнейшее презрение к своему юному противнику. Когда Пол признал себя побежденным, Гаррвитц встал, обошел столик и схватил Пола за кисть руки.

– Удивительно! Совершенно удивительно! – провозгласил он. – Пульс у мистера Морфи бьется так спокойно, точно он выиграл эту партию!

Эта развязность не понравилась аудитории, среди которой у Пола уже было много друзей и сторонников.

Они опять провели ночь на Больших бульварах и легли спать в четыре часа утра.

– Не беспокойтесь, Эдж, ведь завтра я играю белыми! – ответил Пол на уговоры Эджа оставить веселье и идти ложиться спать. В результате Пол снова не выспался. Он получил по дебюту великолепную игру, а затем наделал ошибок и проиграл.

Одержав вторую победу, Гаррвитц окончательно разважничался.

– Ну и партнерчика мне тут подобрали! – сказал он почти вслух одному из своих друзей.

Журну и де Ривьер возмутились такой бестактностью и отозвали в сторону Эджа.

– Угодно вам заявить протест, мистер Эдж? Мы оба готовы поддержать его! – сказал Журну, толстый господин с орденом Почетного Легиона в петлице.

– Этот пруссак ведет себя по-свински! – подхватил де Ривьер.

– Не беспокойтесь, господа! – хладнокровно заявил долговязый Эдж. – Ручаюсь вам, что еще на этой неделе Гаррвитц будет тих, как овечка!

Французы с сомнением покачали головами: неудачный старт Пола разочаровал всех. А сам Пол, покидая кафе после второго поражения, вдруг остановился в дверях, засмеялся своим мальчишеским смехом и сказал Эджу вполголоса:

– И удивятся же все они, когда Гаррвитц больше не выиграет ни одной партии!

Так оно и вышло. Накануне третьей партии Пол лег в одиннадцать часов и вышел к завтраку выспавшимся и свежим.

Разбивая яйцо всмятку, он небрежно сказал Эджу:

– Сегодня я побью Гаррвитца, и вы скажете, конечно, что это лишь потому, что я лег спать вместе с курами.

– Может быть, и так! – ответил Эдж. – Однако первые две партии вы проиграли лишь потому, что легли в четыре утра. Я буду утверждать это и на смертном одре!

Пол промолчал.

Вечером Пол выиграл третью партию в блестящем стиле.

Еще более удивительной была четвертая партия, о которой даже Стаунтон написал, что она «вызвала бы восхищение Лябурдоннэ».

На партнеров за игрой стоило посмотреть. Гаррвитц весь дрожал от присущей ему необыкновенной нервозности, ерзал в кресле и ронял фигуры.

Пол сидел против него холодный и невозмутимый, как мраморное изваяние. Он казался воплощением проницательности и спокойной решимости. В нем не было тени колебания, он знал исход партии заранее и был в нем абсолютно уверен.

Когда Пол уравнял счет, его принялись бурно поздравлять. Он пожимал руки, весело смеясь; в душе он смеялся над всеми этими людьми, которые вчера еще опасались, что Гаррвитц слишком силен для него.

В пятой партии Гаррвитц играл белыми – и снова проиграл почти без борьбы. Он выглядел после партии смущенным и сказал довольно громко одному из своих друзей:

– Такого противника, как этот юноша, у меня еще не было Он сильнее всех, мне трудно играть с ним…

Заявив о своем нездоровье, Гаррвитц попросил у Пола десятидневный перерыв, на который Пол немедленно согласился.

Гаррвитц поправился, с треском проиграл шестую партию – и счет стал 4:2 в пользу американца.

Гаррвитц снова «заболел», на этот раз без всяких заявлений. По-видимому, он выбыл из строя надолго, и, чтобы не терять напрасно времени, Пол начал вести переговоры с мсье Делонэ – владельцем кафе «Де ля Режанс» – об устройстве там сеанса одновременной игры вслепую.

Пол никогда особенно не любил такой игры. Известен ряд его высказываний, в которых он называл игру вслепую «простым фокусом» и утверждал, что она никак не связана с настоящей шахматной силой и глубиной. Вместе с тем Пол всегда думал о том впечатлении, которое производят шахматы на малознакомую с шахматами толпу; с этой точки зрения он считал игру вслепую очень важным привлекающим средством, «источником сенсаций».

Поэтому он и пришел поговорить к добродушному и толстому мсье Ашиллю Делонэ.

– Гаррвитц требовал со всех участников сеанса по пяти франков, – вздохнул Делонэ. – А вы также потребуете этого, мсье Морфи?

– Ни в коем случае, – твердо ответил Пол. – Деньги не должны иметь ничего общего с шахматами, мсье Делонэ!

Делонэ просиял и хлопнул Пола по плечу. Он обожал Пола, и посетители шутили, что, если бы Пол попросил у него половину кафе, она была бы вручена ему немедленно.

– Реклама будет недурна! – весело орал мсье Делонэ.

– Надеюсь, – улыбался Пол. – Я выступаю бесплатно, а вы устраиваете бесплатный открытый вход для всех…

– Придется начать сеанс в полдень, а то вы не управитесь! – озабоченно сказал Делонэ.

Однако кафе было набито битком с восьми часов утра, люди не уходили, боясь пропустить редкостное зрелище.

Парижская вода оказалась неблагосклонной к желудку луизианца. Утром Пол растерянно сказал Фреду Эджу:

– Что мне делать, Эдж? Ведь если мне придется выйти, обязательно найдутся люди, которые решат, что я анализирую там позиции…

– Старайтесь не задерживаться, мистер Морфи! – мудро посоветовал секретарь.

Тем не менее, Пол сел в свое кресло в малом зале кафе и не вставал ровно десять часов.

Доски противников помещались в большом зале и были пронумерованы: 1. Бошэ, 2. Бирвиз, 3. Борнеман, 4. Гибер, 5. Лекэн (скульптор), 6. Потье, 7. Прети, 8. Сегэн.