В восьмерке оказалось трое участников турнира – Киппинг, Эвери и Литтльтон. Остальные предпочли отказаться и были заменены сильнейшими любителями.

Сеанс состоялся в пятницу вечером, в свободный день турнира, в зале бирмингэмского колледжа.

Пол был посажен в дальнем углу зала и подал команду:

– e2 – e4 на всех досках!

Завязалась борьба. Пол сидел в большом кресле, спинка которого закрывала от него участников и столы. Когда Пол устал, он сел поперек кресла и перекинул ноги через его ручку. Пол ничего не записывал и выглядел совершенно свежим после шести часов напряженной игры.

Лорд Литтльтон, в силу своего положения игравший на первой доске, был выбит первым. Та же судьба постигла мистеров Сальмона, Фримэна, Роудса, Уиллса и Керра. Эвери упорной защитой добился ничьей, а Киппингу удалось выиграть. Общий результат сеанса был 6½:1½ – Бирмингэмская публика устроила Полу овацию, никто еще не видел ничего подобного. Отказ Пола от бирмингэмского турнира был прощен и забыт.

Турнир вскоре закончился. Несмотря на участие в нем самого Стаунтона, победителем вышел пятидесятивосьмилетний Иоганн Левенталь, только что проигравший Полу матч и обруганный газетами за «небывало слабую» игру. Всего через неделю этой игры оказалось достаточно для того, чтобы взять первое место в турнире. Левенталь сумел выиграть обе личные встречи у Стаунтона, и на второе место вышел бывший венский маэстро Фалькбеер.

Накануне возвращения в Лондон солнечным утром Пол неторопливо пересекал двор бирмингэмского колледжа, ставшего свидетелем его триумфа. С ним был Фред Эдж. Навстречу им шли Говард Стаунтон, лорд Литтльтон и Эвери.

Пол внезапно решился.

– Мистер Стаунтон! – вежливо сказал он. – Вы говорили, что будете непременно играть со мной матч. Могу я узнать, когда вы собираетесь осуществить свое намерение?

Кирпичное лицо Стаунтона потемнело.

– Мои издатели потеряют много тысяч фунтов, мистер Морфи, если я начну играть в шахматы сейчас. Мне необходимо закончить рукопись, лишь тогда я смогу приступить к игре.

– Я готов подождать, мистер Стаунтон. Выберите месяц сами, пусть это будет октябрь, ноябрь или декабрь…

Но пусть ваше решение будет окончательным! Стаунтон думал довольно долго.

– Хорошо, мистер Морфи! – сказал он наконец. – Если вы согласны на отсрочку, я готов играть с вами матч в середине ноября. Я постараюсь уговорить своих издателей и на днях сообщу вам точную дату…

– Ура! – закричал Эвери. – Ура, мы имеем великий матч Стаунтон – Морфи!

Этот разговор состоялся 26 августа и обрадовал всех присутствующих. Однако уже 28 августа, через день после возвращения шахматистов из Бирмингема, лондонская газета «Иллюстрэйтед Лондон ньюс» напечатала такое странное сообщение:

«Сообщаемая некоторыми спортивными газетами «новость» о предстоящем якобы шахматном матче между мистером Стаунтоном и молодым американцем м-ром Полом Морфи является совершенной чепухой. В нашей стране имеется твердое положение о том, что вызывающий обязан иметь секунданта и внести денежный залог.

Мистер П. Морфи приехал в Англию без того и другого.

Мы не сомневаемся, что то и другое со временем появится, но пока нет решительно никакой возможности фиксировать дату начала матча. Также не соответствует действительности утверждение некоторых газет, будто ставка матча снижена с тысячи фунтов до пятисот по инициативе английского шахматиста. Такое снижение имело место, но исключительно по просьбе мистера Морфи».

Заметка не была подписана. Белый от ярости Эдж принес ее Полу, и Пол вздрогнул.

– Немедленно пишите опровержение! – заорал Эдж.

Пол Морфи усмехнулся и покачал головой.

– В Лондоне много богатых американцев, Эдж, – сказал он. – И я уверен, что мог бы собрать хоть десять тысяч фунтов за двадцать четыре часа. Но дело не в этом…

– Садитесь писать опровержение! – настаивал Эдж.

– Нет, – твердо сказал Пол. – Это ничего не даст нам. Если человек прибегает к таким приемам, он на этом не остановится. Пусть продолжает, пока не откроет своих карт всему миру…

И Стаунтон продолжал раскрываться. В той же «Иллюстрэйтед Лондон ньюс» стали часто помещаться партии Пола, прокомментированные явно недоброжелательной рукой.

«Не так страшен черт, как его малюют!» – утверждали безымянные комментаторы, друзья Стаунтона.

Но таких было немного, огромное большинство английских любителей было возмущено поведением своего чемпиона.

Молодой лорд Сольсбери в газете «Эра» напечатал открытое письмо мистеру Стаунтону от множества английских шахматистов. В этом письме говорилось, что гениальный молодой американец имеет право претендовать на шахматную корону. Спортивный долг мистера Стаунтона как шахматиста и англичанина – предоставить ему такую возможность и подарить миру великолепный матч Морфи – Стаунтон.

Прочитав это, Пол просиял. Ему казалось, что положение Стаунтона стало безвыходным, он ждал вызова со дня на день.

Он мало играл в шахматы в эти недели, но в клубе бывал почти ежедневно. Краснолицый пастор Оуэн уклонился от игры с Полом на равных и попросил пешку и ход вперед.

Пол колебался, у него не было опыта в такой игре.

– Ну еще бы! – едко сказал Оуэн. – Будь у меня тысяча фунтов, я с радостью поставил бы ее на себя. Очень жаль, что этой тысячи у меня нет!

Пол не выдержал и согласился дать Оуэну пешку и ход вперед. Священник выступал под обычным своим шахматным псевдонимом «Альтер», но это не принесло ему удачи. Пол знал, что Оуэн – личный друг и постоянный поклонник Стаунтона. Раздражение его перенеслось на Оуэна, он играл с небывалой яростью и разбил Оуэна, давая ему пешку и ход вперед, с невероятным счетом 5:0 при двух ничьих. Действительно жаль, что у «Альтера» не было тысячи фунтов!

Тем временем Стаунтон нашел выход.

Он напечатал в своей газете пространную статью, подписанную им. В ней говорилось об упадке британского шахматного искусства за последние десятилетия. Молодое поколение британских мастеров бесцветно и заурядно, сетовал Стаунтон. Миновали дни, когда Лондон был шахматной Меккой Европы. Теперь такой Меккой стал Париж, где живут и творят Гаррвитц, Арну де Ривьер и другие. Да и немец Андерсен еще не сказал своего последнего слова, он тоже имеет право претендовать на шахматную корону в гораздо большей степени, чем молодой мистер Морфи. Никто не может узурпировать их законных прав.

Так писал Говард Стаунтон, шекспиролог, сильнейший шахматист прошлого десятилетия.

Прочитав эту статью, Пол ненадолго задумался.

– Может быть, он и прав! – сказал он наконец. – Мистер Эдж, займитесь, пожалуйста, билетами. Завтра мы с вами выезжаем в Париж…

Пол понял, что добиться матча со Стаунтоном будет не так просто. Англичанин отсиживался, точно в осажденной крепости. Ну что ж! Надо устранить последние возражения, выбить последние козыри из рук противника.

Пол давно хотел повидать Париж, он вполне мог подарить Стаунтону небольшую отсрочку.

XIII

Став на французскую землю, Пол широко расставил ноги и сказал серьезно, с задумчивой улыбкой глядя мимо Эджа в голубой простор:

– Во Франции я встречусь с Гаррвитцем и побью его с таким же счетом, с каким побил Левентапя, хотя Гаррвитц играет матчи лучше, чем Левенталь. Но и я буду играть лучше, чем играл с Левенталем!

В этом заявлении не было ни тени хвастовства: Пол спокойно и придирчиво взвешивал свои силы, определял наличие своих резервов.

Древний Кале, казалось, не переложил ни одного кирпича в своих границах за последние восемьсот лет. Никто не помнил уже, когда в городе был построен последний дом.

– Появись здесь опять Вильгельм Завоеватель, – сказал Пол, – он сказал бы, что тут все обстоит по-прежнему, лишь стало немного погрязнее…

– Но Кале – цитадель английской славы! – напыщенно по обыкновению ответил Эдж. – Здесь мои предки били французских баронов!