1 августа 1944 года, когда выступила Армия Крайова, главные силы правого крыла 1-го Белорусского фронта, которые шли непосредственно на Варшаву, были в 150 километрах от Вислы. Противник перебросил на это направление огромные силы и организовал жесткое сопротивление. В то же время наши войска, понеся значительные потери в предыдущих боях, были слабо укомплектованы, коммуникации, как обычно в наступлении, растянулись, артиллерия крупного калибра приотстала. Вообще главные силы фронта от баз снабжения к началу августа оторвались уже на 400–500 километров. [313]
Но решение командующего 1-м Белорусским фронтом К. К. Рокоссовского — резко повернуть прорвавшуюся 2-ю гвардейскую танковую армию на север и захватить Прагу — было не только дерзким, но и оригинальным. Оно было и исключительно глубоким — группировка противника, которая противостояла правому флангу и центру фронта, отсекалась от Вислы, а в случае овладения Прагой вообще могла оказаться в полуокружении. Предвидя такую перспективу, немецкое командование к перечисленным силам бросает в Прагу еще несколько соединений и 1 августа (т. е. одновременно с восстанием в Варшаве) переходит в контрнаступление на всем фронте, который занимала к этому времени 2-я гвардейская танковая армия. Тяжелейшие непрерывные бои шли пять суток. В итоге части армии были потеснены и отошли от Праги. Армия за эти дни потеряла почти 2 тысячи человек, в том числе 300 убитыми, около 500 танков и САУ, много автомобилей и бронетранспортеров. А 1-й гвардейский танковый корпус вообще был выведен из боя в резерв без материальной части (Архив МО СССР, д. 115, л. 90–97). Боеприпасы были на исходе. Но подошла 47-я армия, и обстановка стабилизировалась. Противник вынужден был прекратить свой контрудар.
Важно отметить, что руководство Армии Крайовой на протяжении полутора месяцев после начала восстания не желало поддерживать контакт с нашим командованием и, лишь когда наши войска освободили Прагу, пошло на этот шаг. Но 2 октября руководство Армии Крайовой сдалось немецко-фашистским захватчикам само и сдало оставшихся в живых повстанцев.
Это событие осталось темным пятном в истории польского народа, которому эта авантюра обошлась очень дорого. Сама Варшава по приказу Гитлера подверглась страшным разрушениям. [314]
Эти действия польской реакции были преступлением против собственного народа и никогда не забудутся.
Оказавшись перед фактом восстания народа, советское командование сделало все возможное, чтобы оказать ему помощь. А с освобождением Праги, т. е. восточной части Варшавы, 16 сентября 1-я армия Войска Польского при поддержке пяти советских артиллерийских бригад и 16-й воздушной армии форсировала Вислу. Переправилось до шести батальонов 2-й и 3-й пехотных дивизий польской армии. Но и здесь было совершено предательство. По договоренности высадка должна была проходить на участках, которые заняли повстанцы. Но руководители восстания к моменту высадки десантов отвели свои отряды от берега реки в глубь города, а их места расположения заняли немцы. Учитывая, что к 20-м числам сентября на захваченных все-таки плацдармах обстановка крайне обострилась, командование 1-го Белорусского фронта, по согласованию с командованием 1-й армии Войска Польского, вынуждено было эвакуировать переправленные подразделения со всех небольших плацдармов в районе Варшавы, а заодно и часть повстанцев.
Вот так трагично закончилось восстание в Варшаве.
Советский народ после войны сделал все, чтобы оказать всяческую безвозмездную материальную помощь для восстановления польской столицы. И за то, что Варшава в короткие сроки залечила раны войны и стала красивейшим современным городом, поляки, несомненно, должны быть благодарны советскому народу, как и за освобождение страны в целом: 640 тысяч солдат и офицеров советских Вооруженных Сил полегли в 1944 году на польской земле. И автор этих строк из трех ранений за всю войну дважды был ранен именно в Польше — под Магнушевом и под Кастшином (Кюстрин). [315]
Некоторые историки и политики заявляют, что, мол, надо было Рокоссовскому отказаться от захвата плацдарма в районе Магнушева и Пулавы, а все силы бросить на Варшаву, в том числе 8-ю гвардейскую и 69-ю армии.
Однако подключением этих армий немедленное и кардинальное разрешение проблемы не гарантировалось, так как соотношение сил все равно было не в нашу пользу. Но играл роль и другой фактор. Наши союзники к этому времени успешно высадили десант на севере Франции и готовились к наступлению на Германию. Нам крайне необходимо было иметь крупные плацдармы на Висле, чтобы в последующем начать мощное наступление на Германию. Это было крайне необходимо в политическом и военно-стратегическом отношениях.
Что же касается самого восстания в Варшаве, то по этому поводу очень четкое и ясное заявление сделал Сталин («Переписка Председателя Совета Министров СССР с Президентом США и Премьер-министром Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.», т. 1, с. 257–258).
Здесь два документа. Первый — Сталин пишет Черчиллю 16 августа 1944 года:
«…После беседы с г. Миколайчиком я распорядился, чтобы командование Красной Армии интенсивно сбрасывало вооружение в район Варшавы. Был также сброшен парашютист-связной, который, как докладывает командование, не добился цели, так как был убит немцами. В дальнейшем, ознакомившись ближе с варшавским делом, я убедился, что варшавская акция (речь идет о поднятом Миколайчиком восстании в Варшаве. — Авт.) представляет безрассудную ужасную авантюру, стоящую населению больших жертв. Этого не было бы, если бы советское командование было информировано до начала варшавской акции [316] и если бы поляки поддерживали с последним контакт. При создавшемся положении советское командование пришло к выводу, что оно должно отмежеваться от варшавской авантюры, так как оно не может нести ни прямой, ни косвенной ответственности за варшавскую акцию…»
Второй документ, направленный Сталиным 22 августа 1944 года в адрес Черчилля и Рузвельта, гласил следующее:
«…Рано или поздно, но правда о кучке преступников, затеявших ради захвата власти варшавскую авантюру, станет всем известна. Эти люди использовали доверчивость варшавян, бросив многих почти безоружных людей под немецкие пушки, танки и авиацию. Создалось положение, когда каждый новый день используется не поляками для дела освобождения Варшавы, а гитлеровцами, бесчеловечно истребляющими жителей Варшавы.
С военной точки зрения создавшееся положение, привлекающее усиленное внимание немцев к Варшаве, также весьма невыгодно как для Красной Армии, так и для поляков. Между тем советские войска, встретившиеся в последнее время с новыми значительными попытками немцев перейти в контратаки, делают все возможное, чтобы сломить эти контратаки гитлеровцев и перейти в новое широкое наступление под Варшавой. Не может быть сомнения, что Красная Армия не пожалеет усилий, чтобы разбить немцев под Варшавой и освободить Варшаву для поляков. Это будет лучшая и действительная помощь полякам-антинацистам».
Этими письмами Сталин все и всех ставил на свое место. И хотя он проявляет союзническое благородство, всем понятно, что главные виновники этой трагедии — это наши союзники, и особенно Англия, пригревшая у себя в Лондоне так называемое польское правительство [317] в изгнании под руководством Миколайчика. Союзники вместе с Миколайчиком рассчитывали, что имеющиеся силы в Варшаве смогут захватить город и выбить немцев. Поэтому само выступление готовилось и проводилось втайне от Москвы. А когда все провалилось, то все взоры были обращены к Красной Армии: «Спасайте». И Красная Армия, верная союзническим обязательствам, спасала, как могла. Хотя этой трагедии, конечно, можно было бы избежать, если бы союзники и сторонники Миколайчика свои действия согласовывали с нашим командованием.
29 июля 35-я гвардейская стрелковая дивизия после 400-километрового выдвижения на открытом фланге армии была введена в первый эшелон, в этот же день вышла на правый берег Вислы и сразу же получила задачу форсировать реку. Принимая все меры к сохранению скрытности подготовки, командир дивизии И. Я. Кулагин выдвинул непосредственно к берегу только охранение и разведку, жесточайше предупредив их о строгом соблюдении режима — не стрелять, не ходить, огонь не разводить, только наблюдать и охранять, а в случае переправы противника на наш берег — захватывать.