При осмотре части 2-й армии оставили хорошее впечатление. Позднее составилось хорошее мнение и о ее командующем. Приятно было видеть и слышать, как, невзирая на лютые морозы и ветры, отдохнувшие в ближнем тылу подразделения бодро двигались в сторону переднего края, и, то там, то тут звенела солдатская песня:
В приподнятом настроении я выехал в 19-ю армию. Командовал ею очень упорный и настойчивый в обороне и в наступлении генерал-майор Г. К. Козлов. Ока держала оборону на Кандалакшском направлении против 36-го немецкого армейского корпуса, прикрывая Кольский полуостров и подходы к Белому морю. В нее входили в основном как раз те дивизии и части, которые в 1941 году преградили здесь путь немецко-фашистским захватчикам и успели набраться опыта боевых действий в Заполярье. На эти войска тоже можно было положиться. За их плечами простирались верховья Кандалакшской губы.
Южнее лежала путаница рек, холмов, озер и лесов по берегам Ковдозера. Севернее дорога уходила к апатитовым разработкам. Там, за полярным кругом, в Хибинских горах, высились новостройки, возведенные упорным трудом советских патриотов — рабочих, техников, ученых. На склоках предгорий теснились ели, желтели северные березы. Причудливо изгибается железная дорога. Тут рукой подать до рудников Кукисвумчорра. Сереет нефелин Уртита. Зеленым блеском отливает Юкснор. Бегают вагонетки. А когда в небе возникает прерывистый гул немецких самолетов, все здесь замирает, чтобы вскоре опять прийти в движение. Даже в тяжелейшие для страны дни не затихает работа. Полям необходимы удобрения; химическим предприятиям нужен фосфор для вторичного производства; самолетные заводы требуют нефелинового алюминия, нержавеющих составов для покрытия металлических частей. А сейчас к этому богатству тянутся лапы германских монополий, которые ждут и не могут дождаться, когда же наконец фашистские части проложат им путь на советский Север.
Из 26-й армии мы поехали в 14-ю армию, в Мурманск. В этом городе мне приходилось бывать и раньше. Еще в 1940 году, когда я командовал Ленинградским военным округом, мы с А. А. Ждановым и начальником инженерных войск округа А. ф. Хреновым специально ездили в Мурманск, для изучения местных условий возможного театра военных действий, особенно полуострова Рыбачьего, который посетили вместе с моряками. Это покрытое тундрой плато, на 300 метров вздымающееся над уровнем моря, круто спускается к морскому берегу, где, согреваемый ответвлением Гольфстрима, лежит пропахший сельдью и мойвой важный в стратегическом отношении поселок Цып-Наволок. Мне особенно было приятно встретить в 14-й армии своего старого знакомого, ее командующего В. И. Щербакова. Я знал его как способного командира дивизии еще по работе в Ленинградском военном округе. Чувство такта и выдержки не покидало его даже в самые напряженные минуты, а последних было у него немало. Его армия состояла всего из двух стрелковых дивизий, морской стрелковой и отдельной лыжной бригад. Их сравнительная малочисленность компенсировалась высоким боевым духом. Именно они в декабре 1941 года нанесли невосполнимый урон егерям немецкого 19-го горнострелкового корпуса в долине реки Западная Лица, которую сами немцы прозвали «долиной смерти».
С 14-й армией взаимодействовал Северный военно-морской флот (командующий энергичный и решительный адмирал А. Г. Головко, всегда на редкость чутко относившийся к нуждам фронта). Флот осуществлял также оперативные и снабженческие перевозки для армии. В 1941 году несколько отрядов моряков приняло участие в боях на суше. Впоследствии эти отряды объединились в морские стрелковые бригады. Моряки не щадили себя в боях, и к 1944 году, когда мало кто уцелел из первоначального состава бригад, они были в основном укомплектованы маршевыми подразделениями пехоты, хотя по-прежнему назывались морскими.
Нашей встречей в тот раз дело не ограничилось. В ходе подготовки операций мне неоднократно приходилось встречаться затем с Арсением Григорьевичем Головко, бывать у моряков и приглашать их к себе. Однажды в начале апреля 1944 года меня пригласили осмотреть прибывший на Север линкор, присланный англичанами. Головко сетовал, что на прикрытие корабля приходится тратить много самолетов, а выход линкору в море был запрещен. И вот во время осмотра линкора кто-то из присутствующих сказал: «Жаль, что такая громада стоит среди моря и не приносит никакой пользы, а сколько бы вышло танков из его брони!» Это высказывание было не случайным. Среди моряков давно шли споры о том, какие нам нужны корабли и каким станет в дальнейшем военно-морской флот. Известно, что после войны все державы мира, владевшие ранее линкорами и другими крупными надводными кораблями, начали пересматривать состав своих флотов в связи с изменением характера современного оружия и соответственно боевых операций. Не хочу вмешиваться в дела моряков, но не скрою, что в тот момент, любуясь красавцем кораблем, я все же подумал, что три сотни танков были бы нам, пожалуй, более кстати. Не меньше, чем Головко, сетовал и я на то, что нужно обеспечивать «чистое небо» над линкором. Наш фронт был и без того не богат истребителями.
С командующим флотом у меня установился тесный деловой контакт. Когда возникала необходимость, мы охотно помогали друг другу. Ни моряки нам, ни мы им ни в чем не отказывали. Когда однажды во время подготовки операции Головко высказал опасение, что у них может не хватить снарядов, я без промедления отдал распоряжение командующему артиллерией фронта подсчитать наши возможности и тотчас поделиться с флотом. Такие отношения не только укрепляли боевую дружбу, но и помогали лучше делать общее дело.
Возвратившись в Беломорск, я встретился с командующим 32-й армией, уже знакомым читателю генерал-лейтенантом Ф. Д. Гореленко, который прибыл в штаб фронта с докладом. С командующим же 7-й армией генерал-лейтенантом А. Н. Крутиковым, до мозга костей военным человеком, я виделся несколько раньше, в Вологде, куда он прибыл с докладом, когда я направлялся из Москвы в Беломорск. Обе эти армии держали оборону против финляндских войск. Их район боевых действий хорошо был знаком мне еще по 1941 году, когда пришлось руководить операциями наших войск в Южной Карелии, сначала будучи представителем Ставки Верховного главнокомандования, а затем и командующим той же 7-й армией.
В результате изучения местности и противника, встреч с командующими армиями и командирами корпусов и дивизий у меня сложилось следующее представление о фронте, о возможных путях разгрома противника и освобождения Крайнего Севера и Карелии. Наиболее выгодным направлением для сосредоточения основных усилий являлось Кандалакшское. Оно позволяло провести расчленение 20-й лапландской армии на две изолированные одна от другой группировки. Вспомогательный удар лучше было нанести на Мурманском направлении. Штаб фронта пришел к мнению, что основной формой маневра следовало избрать глубокие обходы открытых флангов оборонительных позиций противника на труднодоступной местности специально подготовленными для этой цели войсками. Увы, для создания необходимой наступательной группировки на Кандалакшском направлении, а заодно и на Мурманском своих войск нам не хватало. Поэтому наряду с оперативным замыслом, который 28 февраля был представлен в Ставку, мы попросили о дополнительных средствах усиления фронта. Ставка одобрила предложенный фронтом план освобождения Крайнего Севера и приказала, не дожидаясь директивных указаний, немедленно приступить к подготовке операции, на что ушли весна и часть лета 1944 года. Войска усиленно готовились к наступательным действиям на всех направлениях сразу. Велись работы по улучшению дорог, прокладывались колонные пути, оборудовались запасные огневые позиции и дополнительные наблюдательные пункты. В отдельных местах войска провели частные боевые операции, чтобы обеспечить себе выгодное исходное положение. Что касается Кандалакшского и Мурманского направлений, то здесь войска постепенно усиливались за счет частей, перебрасываемых с других участков фронта. Для наступления по труднодоступной местности из морских стрелковых бригад, отдельных лыжных бригад и отдельных лыжных батальонов были сформированы легкие стрелковые корпуса — 126-й и 127-й. В отличие от линейных соединений, эти корпуса не имели в подразделениях ни автомобильного, ни гужевого транспорта. Тяжелое оружие пехоты, артиллерия, минометы, средства связи, боеприпасы перевозились вьюками. Войска тренировались в умении вести бой на горно-лесистой местности, прокладывать колонные пути своими силами, совершать глубокие обходы по бездорожью, Штабы изучали маршруты предполагавшегося движения, продумывали до деталей построение походных колонн, изыскивали наиболее рациональную экипировку и эффективные методы обеспечения войск. Особенно напряженными были апрель я май, когда с руководящим составом всех трех северных армий командование фронтом провело оперативно-тактические игры, во время которых был прорепетирован ход предстоящих боевых действий. Затем в дивизиях провели серию смотровых тактических учений и командно-штабных игр, а командиры дивизий, полков, начальники штабов и оперативных отделов участвовали в сборах.