Что же случилось? Выяснилось, что, пока танки стреляли в фашистов, пехота держалась в обороне. Но вот у танкистов кончились боеприпасы, подошло к концу горючее, и они отправились, заправляться. Пехота сейчас же восприняла это как сигнал к отступлению и стала отходить на юг. Тем временем немецкие и итальянские самолеты бомбили ее и расстреливали из пулеметов. Две республиканские батареи, поставленные для стрельбы по танкам прямой наводкой, были увлечены общим потоком, снялись с огневых позиций, и тоже стали отходить. Тут же за ними влез на машины штаб 50-й бригады и, обгоняя пехоту, помчался в тыл. У километровой отметки были в тот момент полтора десятка солдат, три танка и несколько командиров. Впереди показался противник. Перед ним отходили, пятясь в нашу сторону, остатки бригады — самые стойкие из ее бойцов, Вдоль шоссе ползла прямо на нас группа в 15-18 итальянских танков. За ними двигалась автомобильная колонна В трех километрах от нас из леса открыли огонь фашистские батареи. Справа от шоссе поле было пустым до самого горизонта, а слева вдали виднелись какие-то люди, цепочкой шедшие на юго-запад. Позднее мм узнали, что это наступало головное подразделение франкистского батальона «Америка».
Г. Каале поехал поторопить своих интернационалистов. А человек 400 из бригады, наскоро отрыв укрытия, рассыпались вправо и влево от шоссе и заняли оборону на 88-м километре. Вдруг с юга показался автомобиль, а из него вылез комдив-12. Полковник Лакалле с нескрываемым удивлением начал рассматривать картину, представившуюся его глазам, а потом пошел вдоль пегой солдат; спрашивая;
— Что тут происходит? Кто-то сказал:
— Разве не видите? Итальянцы!
— Где? — вскрикнул полковник.
— Да вон они виднеются.
— И что же они делают?
— Как что? Наступают на Бриуэгу.
Услышав это, комдив сейчас же залез в автомобиль и повернул назад, крикнув на прощание: «У меня там семья!» Он промчался мимо немецкого батальона из 11-й интербригады, даже не остановившись узнать, кто это и куда движется. Батальон этот Каале расположил на 83-м километре. Б. М. Симонов поехал в Ториху, чтобы направить оттуда в этот же пункт батальон имени Парижской коммуны. Поступили донесения, что левый фланг еще держится, а на правом итальянцы крепко наседают. Туда был отправлен из Бриуэги резервный батальон 48-й бригады, тот самый, которому мы передали оружие «теруэльцев». Так началось памятное сражение под Гвадалахарой.
К 11 марта республиканцам удалось в упорных и ожесточенных боях остановить итальянцев. В тот же день было принято ответственное решение — не эвакуировать столицу, как предлагали некоторые, а, напротив, готовиться к переходу в контрнаступление, чтобы отбросить фашистов от столицы. Решено было также объединить все войска Гвадалахарского направления под одним командованием и организовать из них регулярные соединения. Понадобилось четверо суток напряженных боев, чтобы хунта обороны поняла серьезность положения и приняла предложение о сведении всех отдельных бригад в четыре дивизии, а дивизий — в 4-й армейский корпус. Для пополнения соединений корпуса штаб фронта посылал еще несколько частей.
Реорганизация войск на Гвадалахарском направлении была произведена следующим образом. Командиром корпуса хунта назначила подполковника Хурадо, ранее командовавшего 1-й дивизией. Начальником штаба у него стал майор Муэдра, прежде являвшийся начальником штаба 3-го корпуса, действовавшего у Харамы. Старшим советником при командире корпуса был назначен Б. М. Симонов. В состав корпуса включили прежде всего 12-ю дивизию. Ее прежнего командира Лакалле, столь дурно проявившего себя в решающие дни оборонительных боев, заменил коммунист подполковник Нино Нанетти. Ему подчинялась помимо 48, 49, 50 и 71-й бригад новая, 35-я бригада. В задачу дивизии входило прикрывать левый фланг республиканской линии войск под Гвадалахарой. Действовать на центральном участке, вдоль Французского шоссе, предназначили 11-й дивизии во главе с майором Энрике Листером. Под его командованием оказались отборные соединения: 2-я бригада, и ранее подчинявшаяся Листеру, 11-я и 12-я интербригады и 1-я ударная бригада. На правом фланге должна была сражаться 14-я дивизия во главе с анархистом майором Мера. В ее состав входили вновь прибывшие 65-я и 70-я бригады, а также 72-я. Наконец, несколько, отдельных частей резерва в совокупности составляли по силам еще одну дивизию. Сюда вошли танковая бригада и два кавалерийских полка. Действия корпуса обеспечивались фронтовой авиацией — группой из 71 самолета. В течение недели все эти части и соединения были перегруппированы и подготовлены к контрнаступлению.
За тремя подписями (моей, Б. М. Симонова и Д. Г. Павлова) штабу фронта был представлен «План организации операции против итальянского экспедиционного корпуса». Одновременно главному военному советнику в Валенсию за двумя подписями (моей и В. Е. Горева) пошла телеграмма о неотложных мерах помощи, которых мы ждем и о которых он должен сообщить республиканскому правительству. Штаб фронта рассмотрел этот план и утвердил его.
Тем временем 11 марта с утра республиканцы еще раз отбили все атаки итальянцев. И испанские части, и интернациональные сражались блестяще, держались стойко и мужественно. Не было ничего похожего на первые дни боев под Торихой. С утра того же дня начали вступать в должность и новые командиры. Комкор Хурадо быстро разобрался в обстановке и в дальнейшем действовал со знанием дела. Он мог бы добиться еще большего, если бы не подчеркивал свою «надпартийность» и не боялся контактов с коммунистами. Его начальник штаба Муэдра отличался исключительной работоспособностью. Практически он тащил на себе бремя всех дел в штабе корпуса. Составленные им документы были весьма красочны: элементарный приказ превращался в длинное литературное послание. Столь же велеречиво он изъяснялся, явно питая склонность к художественной манере речи. Некоторым недостатком обоих этих офицеров было намерение руководить операциями только из штаба. Они в том не виноваты. Так воспитывалось в старой испанской армии все кадровое офицерство.
Успехи республиканских войск вдохновили местное население. Десятки тысяч людей добровольно вышли с лопатами и кирками в руках рыть окопы и противотанковые рвы. Они несли плакаты: «Долой Муссолини!», «Испания испанцам!» Особую популярность в те дни получила поговорка: «Испания — не Абиссиния». Помнится, она стала даже своеобразным пропуском. Проходящий говорил пароль: «Испания», в ответ следовал отзыв: «Не Абиссиния».
Вскоре республиканцы перешли в контрнаступление. Его ход убедил в полной возможности не только отбросить итальянцев от Гвадалахары, но и разгромить их. Как главный военный советник фронта я все время твердил об этом членам мадридской хунты обороны. По общей договоренности меня энергично поддерживали на местах все другие советники, общавшиеся непосредственно с офицерами в частях и подразделениях, а испанские коммунисты агитировали в том же духе во всех звеньях снизу доверху.
Генерал Миаха тоже не возражал против активных действий. Но он стремился не отводить далеко от Мадрида оборонявшие город соединения. Кроме того, снова вспыхнули политические разногласия: левые республиканцы, социалисты и анархисты не хотели, чтобы ударную группу войск под Гвадалахарой возглавил коммунист Листер. Началось «политическое урегулирование». Я старался держаться от всего этого подальше, но поневоле должен был соприкасаться с политической стороной дела, с сожалением наблюдая, как «внутренние соображения» мешали правительству Кабальеро укреплять дело обороны Республики.
Вплоть до 17 марта обе стороны приводили войска в порядок и укрепляли свои позиции. Лишь на флангах шли бои местного значения. Прибывали новые резервы и пополнения. Уставшие подразделения выводились на отдых и заменялись другими. Проводилась разведка боем. Любопытны попавшие в наши руки приказы, которыми в те дни генерал Манчини и его начальник штаба Феррарис пытались подбодрить дух своих солдат. Например, отмечалось, что на «XV году фашистской эры» младший комсостав заражен шкурнической и пацифистской идеологией; что учащаются случаи самострелов; что под перевязками у «раненых» не обнаруживалось ран: «русские танки не являются заколдованными»; «когда мы мокнем под дождем, то интернационалисты в это время тоже не обедают в ресторане» и т. п.