Лекции по военным дисциплинам с самого начала были поставлены несколько лучше. Зимой и весной 1919 года первому курсу читали тактику, штабную службу, историю военного искусства, артиллерию, инженерное дело, топографию и военную администрацию. Кроме того, некоторые слушатели ввиду недостаточной общей подготовки посещали еще общеобразовательные занятия. Объем сообщаемых нам знаний нарастал с каждой неделей, а в мае состоялись выезды на тактические учения. Главным недостатком занятий была их оторванность от событий того времени. Нам очень хотелось, чтобы преподаватели тактики и военного искусства приводили примеры не столько из истории походов Александра Македонского против персов, принца Евгения Савойского против турок или даже войн XIX века (лишь до этого периода доходили тогда преподаватели), сколько из истории войн русско-японской, первой мировой и гражданской.
По гражданской войне для нас организовали специальные лекции. Их читали Иоаким Иоакимович Вацетис, ранее сам окончивший Академию Генштаба, и бывший начальник полевого штаба Реввоенсовета Федор Васильевич Костяев.
Вацетис до революции был полковником старой армии, Костяев ~ генерал-майором. Оба они хорошо знали военное дело, примеры приводили яркие и доходчивые, тем более что совсем недавно сами руководили советскими войсками, сначала на Восточном фронте, а потом в масштабе всей РСФСР. На их лекции ходили не только слушатели, но и преподаватели. Последние, слушая высказывания лекторов о недавних событиях, пожимали плечами: «Помилуйте, ведь это случилось только вчера, не все сведения о событиях пока собраны, к тому же здравствуют их участники. А они — заинтересованные лица. Возможна ли тут объективность? Академия — это вам не конъюнктурная лавочка».
Первым, кто согласился изучать с нами опыт мировой войны 1914 — 1918 годов, был профессор стратегии Александр Андреевич Свечин, вторым — профессор истории военного искусства Василий Федорович Новицкий. Оба они достигли высоких постов еще в старой армии, но теперь с увлечением отдавались делу воспитания красных командиров. Должен сказать, что из всех преподавателей именно Свечин и Новицкий оказали на меня наиболее сильное влияние в теоретическом отношении. Главное, что я вынес из их лекций, это необходимость избегать шаблона, стремиться к творческому использованию военного наследия.
Профессор Свечин, например, говорил, полушутя-полусерьезно: «Вы должны овладеть военной мыслью прошлого и узнать как можно больше, только после этого, если понадобится, вы сумеете делать все наоборот».
Некоторую роль в изучении опыта первой мировой и гражданской войн сыграло организованное в 1920 году группой слушателей военно-научное общество. К сожалению, я не успел включиться в его работу, так как уже готовился к выпускным экзаменам и ограничился поэтому прослушиванием чужих докладов. Особенно интересовали меня сообщения о технических новинках в зарубежных армиях.
К тому времени многие преподаватели уже изменили свою позицию. Раньше некоторые из них третировали опыт гражданской войны еще и потому, что она велась «не по правилам». Слабые били тех, кто казался сильнее. Аэропланы и танки были порой бессильны перед винтовкой. В тылах армий восставали люди, и подавление таких восстаний обусловливалось сплошь и рядом не военными мероприятиями, а принятием определенных социально-экономических и политических решений. Это не значит, что военная сторона дела ушла в небытие. Нет, она сохранилась и даже развилась дальше, но при этом получила особую окраску, вызванную возросшим значением классовой борьбы. И вот с каждым годом все сильнее стал меняться характер лекций, все больше и чаще нас учили на примерах вчерашних событий.
В январе 1921 года, когда у меня разболелась рана, мне предоставили на несколько дней отпуск. Пусть будет позволено мне сделать здесь отступление от рассказа об академии.
Свой отпуск я решил провести в Судогде, с тем чтобы жениться на дочери кадрового рабочего-металлурга Евдокии Петровне Беловой, за которой ухаживал уже пять лет. Медленно ползущие поезда, задыхавшиеся на подъемах, казалось, хотели съесть весь кратковременный отпуск. Пассажиры шли в лес с топорами и пилами, кормили паровоз дровами, он нехотя разгонялся, однако опять лишь до следующей горки. Наконец-то я прибыл. Утром 31 января Судогодский исполком, столь хорошо известный мне по прежней работе, вручил жениху и невесте брачные свидетельства. После этого большая компания старых друзей собралась отпраздновать нашу свадьбу у тогдашнего секретаря укома РКП (б), моего товарища Малкова. Не простое это было дело в то трудное время. Стол накрывали, как говорится, всем миром. Одному поручили принести хлеб, другому — рыбу, третьему — еще какое-то блюдо и так далее, а потом торжественно отметили новый рубеж в нашей жизни. 1 февраля мы сели в сани и поехали в Ликино, к родителям жены. Они встретили меня приветливо, а «оппозиция» выявилась с несколько неожиданной стороны. Младшие сестры жены завели в то время «приличные знакомства» и, несмотря на свое трудовое происхождение, посматривали на меня косо. Дело в том, что у новобрачного вид был не очень-то шикарный. На здоровой ноге у меня был черный сапог, а на больной — серый, более просторный. Гимнастерка была старенькая, залатанная и прожженная. Девушки смотрели на меня во все глаза и в мое отсутствие, поддразнивая сестру, напевали частушку: «Наша Дуня — точно роза, а пошла за водовоза».
Наступил октябрь 1921 года — срок выпуска слушателей. Это был первый массовый выпуск академии. Перед этим мы держали государственный экзамен, выполняя три задания. Первое касалось одной из существенных проблем военного искусства — единства мысли и воли в стратегии и тактике. На доклад выпускнику отводилось 45 минут. Каждая лишняя минута вызывала снижение оценки. Уложиться же было не просто, если учесть солидные размеры задания и объем листов приложений. Отличная отметка вдохновила меня перед сдачей следующего задания. Эта вторая тема носила исторический характер. Мне достались два сражения: Лютценское (Гросс-Гёршенское) и Бауценское. 20 апреля (2 мая) 1813 года под саксонским городом Лютценом Наполеон I нанес поражение русско-прусской союзнической армии под командованием П. X. Витгенштейна, бездарно руководившего после кончины М. И. Кутузова боевыми операциями. Под Бауценом на Шпрее 8-9 (20-21) мая 1813 года Наполеон снова разбил союзническую армию. От меня требовалось не только дать всесторонний анализ обоих сражений, но и сопоставить оперативное мышление полководцев. Этот экзамен я сдал на «хорошо», получив замечание от самого председателя комиссии В. ф. Новицкого из-за того, что у меня в отчетном материале по вине машинистки была допущена опечатка. Профессор строго выговаривал мне за небрежность, непозволительную для офицера Генерального штаба.
На «хорошо» я сдал и третью тему, посвященную операции в масштабе армии. В ее основу был положен опыт боевых действий в годы первой мировой войны. До практического использования на экзаменах опыта нашей гражданской войны мы еще не дошли. Однако даже от разработки предложенной мне темы, достаточно актуальной, польза была, конечно, немалая.
В связи с окончанием академии группой слушателей был организован торжественный вечер. Праздничные подарки получили не только выпускники, но и их семьи. А затем мы разъехались по местам новой службы с назначением в кармане и горячими замыслами в голове, полные неуемной энергии и желания приложить свои знания на поприще создания кадровой Рабоче-Крестьянской Красной Армии.
НАВСЕГДА В РККА
Реформа
У Николая Каширина. — Год 23-й. — Дискуссия о реформе. — Знакомые места. — Что такое «мобилизационный план»? — Горбатов, Перемытое, Ворошилов, Фрунзе... — Путь Базилевича.
Меня аттестовали по окончании академии на должность командира бригады. Проведя месяц в отпуске, я попал затем в Петроград, в Отдельную учебную бригаду. Работа в ней считалась очень важной. Тем не менее М. Н. Тухачевский не согласился с этим назначением. Он сказал, что считает более целесообразным использовать 24-летнего комбрига как бывшего кавалериста в кавалерии и повел переговоры с Главнокомандующим С. С. Каменевым об отправке меня в Западный (Белорусский) военный округ. Поскольку до января 1922 года я находился в распоряжении штаба РККА, высшее начальство не возражало, и я уехал на запад.