Я видел, например, под Казанью, как много значит высокий боевой дух воинов, их сознательность, их преданность своему делу, их политическая стойкость. А спустя полгода постигал в ходе учебных занятий, сколь важно руководить этими же бойцами достаточно квалифицированно, как много зависит от умелого командира, и вспоминал при этом Говоркова. Прошло еще несколько месяцев, и я убедился, наблюдая за А. К. Степинем, что теория неразрывно связана с практикой, что в трудных условиях нашего отступления на юге в июне 1919 года менее талантливый начдив, чем Степинь, мог бы погубить очень много людей.
Семен Михайлович Буденный — исключительно одаренный красный командир, выросший в огне сражений гражданской войны, — явился во многом новатором, руководя крупными кавалерийскими соединениями. Сплошь и рядом он и другие военачальники 1-й Конной армии опрокидывали шаблонную теорию ведения войны, навязывая белым невыгодные или непривычные для них условия боя. Значит ли это, что здесь всякая военная теория исчезала и все зависело только от природной сметки? Ничего подобного. Конечно, без сметки не обойдешься. Но речь шла, по сути, о неприменимости устаревших теоретических положений, о замене их другими, новыми. Вот эти-то новые взгляды и вырабатывались практикой действий 1-й Конной. И когда я совмещал услышанное ранее на лекциях с увиденным на фронте летом 1920 года, то еще раз убеждался, что ведение войны — это и наука и искусство, причем искусство сложное, требующее не только максимальной отдачи и использования природных способностей, но и серьезных знаний, а также творческого их применения.
Вот мы прорвали польский фронт под Бердичевом. Блестящая операция, рассчитанная на одновременное поражение противника в рамках крупного театра военных действий сразу на фронте и в глубоком тылу.
А вот Львовская операция, развернувшаяся через какиенибудь полтора месяца: горькая неудача, связанная с рядом факторов, среди которых определенную роль сыграли и ошибки военно-оперативного характера. А разве Западный фронт, наступавший в то время на Варшаву, действовал безупречно? Когда его командующий М. Н. Тухачевский стал начальником нашей академии, слушатели не раз обращались к нему за разъяснениями о случившемся. И из самих ответов Михаила Николаевича все мы видели, что нарушение некоторых законов ведения войны (необходимость прочной связи тыла с фронтом, правильное и налаженное обеспечение войск, умелое использование ошибок противника, концентрация сил на главном направлении) сказалось на общей неудаче тогдашнего наступления. И опять я убеждался: руководство войсками — это искусство!
Я не стал бы в то время мало-мальски толковым военачальником, не пройдя через горнило боев в течение трех кампаний 1918 — 1920 годов. Но полагаю также, что из меня не вышло бы ничего путного и в случае, если бы я не получил достаточно серьезной военно-теоретической подготовки. Особенно понадобилась она позднее, в период боев в Испании, в финскую кампанию и Великую Отечественную войну. Здесь опять теория и практика оказались неразрывно связанными. Обе они не стояли на месте, развивались, шли вперед, и снова не раз вспоминал я уроки прошлого, иногда для того, чтобы прямо их использовать, иногда — чтобы лишь оттолкнуться от них, а нередко — чтобы поступить уже совсем по-другому.
Очень многое зависело от того, кто и как конкретно читал нам лекции и вел занятия в академии. Скажу сначала об общем впечатлении относительно ее преподавателей, которое сохранилось в моей памяти с тех пор. Преподаватели были разными. Одни из них являлись, по-видимому, опытными командирами, но читали лекции плохо. В академию они попали по приглашению Реввоенсовета и теперь передавали слушателям те знания, которыми обладали, служа еще в старой армии. Другие были способными лекторами, но не для данной аудитории, где вместо привычного для них избранного офицерства рядом с бывшими офицерами сидели вчерашние рабочие и крестьяне, многие с весьма слабой общеобразовательной подготовкой. Были, конечно, и такие, которые умели устанавливать контакт с аудиторией, освещали вопросы популярно и в то же время научно, поэтому и пользовались они всеобщим уважением и любовью у слушателей.
Резкое недовольство слушателей вызывала подчеркнутая аполитичность ряда преподавателей. Пресловутый тезис «армия вне политики», которого все еще придерживались многие из них, был для нас совершенно неприемлемым. Как это «вне политики», когда идет гражданская война? Как это «вне политики», если сама война есть не что иное, как продолжение политики иными средствами? Беззубое, «надклассовое» отношение к военному делу служило и могло служить только врагам трудящихся. Я бы не сказал, что такие преподаватели очень быстро перевоспитывались. Их консерватизм сохранялся довольно долго. Например, на первом году обучения лекции на социально-экономические темы вообще не планировались, считались факультативными. Посещать такие лекции было не обязательно. Тем не менее их посещали все с большим желанием. Разве можно оторвать от политики людей, связанных с ней всей своей деятельностью и смыслом самого существования?! От нас не требовали на первом курсе сдачи зачетов по общественным дисциплинам, но вникали мы в них глубже и основательнее, чем в любую отрасль военного дела.
Упорядоченной системы лекций социально-экономического цикла в то время еще не имелось. Многое зависело здесь попросту от наклонностей и уровня познаний лекторов, приглашаемых со стороны по инициативе партийной ячейки. Постепенно, однако, дело налаживалось. В 1919 году мы уже слушали курс лекций по марксизму (читал комиссар академии В. Н. Залежский) и курс лекций по внешней политике и тактике революционных боев (читал видный деятель революции Н. И. Подвойский).
Занятия по этим предметам нередко отменялись, то изза занятости лекторов, то из-за внезапных общих выходов на заготовку дров. Слушатели, желавшие приобрести систематические знания, посещали Пречистенские рабочие курсы. В 1920 году к нам приходили также лекторы, направляемые МК РКП (б). Они выступали с докладами по текущему моменту или на важные теоретические темы.
Из лекторов, читавших курсы социально-экономического цикла в 1921 году, я запомнил нескольких. Политэкономию вел А. А. Богданов. Врач, экономист, политический деятель, в прошлом большевик, он со времени столыпинской реакции начал отходить от ленинских позиций. За путаницу в философских вопросах В. И. Ленин в своем труде «Материализм и эмпириокритицизм» подверг Богданова резкой критике. В 20-е годы Богданов интенсивно занялся медицинской деятельностью. Он был директором Института переливания крови. А в академии Богданов излагал вкратце содержание собственных работ по политэкономии. Изъяснялся он довольно туманно, насыщая лекции сложной терминологией, не всегда понятной слушателям.
Курс истории читал Н. М. Лукин-Антонов. В основном он рассказывал о Французской буржуазной революции конца XVIII века. очень образно характеризуя ее видных представителей Марата, Робеспьера и Дантона. Лукин вступил в большевистскую партию еще в начале века и активно участвовал в работе московской парторганизации. Однажды он случайно узнал, что я распространял в 1913 году большевистскую газету «Наш путь», к созданию которой Николай Михайлович имел прямое отношение. Он долго расспрашивал меня о моей жизни и интересовался, не хочу ли я учиться на руководимом им факультете общественных наук в Московском университете. Но я отказался. Меня влекла служба в РККА.
Слушали мы также курсы лекций по Конституции РСФСР и военной психологии. Первый курс лекций освещал, по сути дела, теорию государства и права. Второй был любопытен постановкой вопроса о психологии широких народных масс во время революций и крупных войн. Оба курса читал профессор М. А. Рейснер. Лекции его были интересны, но по содержанию сложны, малодоступны.
Исторический материализм преподавал нам Б. И. Горев. От его лекций веяло порой меньшевистским душком, особенно когда он излагал вопрос о диктатуре пролетариата. Мы понимали это при всей недостаточности нашей подготовки, и не случайно. Положение на фронтах, пролетарское движение за рубежом, практика «военного коммунизма», повседневная жизнь партии — вот что занимало нас в первую очередь. Естественно, что мы реагировали очень остро на все, не совпадавшее с партийной линией.