— Кто? — переспросил милиционер.

— Да этот, Кадержабек… — пояснил Петер. — Мы его так прозвали. Я купил у него зажигалку за десять крон. Я ее просто купил!

После минутной паузы он продолжал:

— А потом пан Длоугий меня поймал, сказал, что я — вор, и отвесил мне такую оплеуху, что… — Петер потрогал синяк под глазом.

Милан насторожился. Так вот откуда у Петера «монокль»!

— Как пан Длоугий узнал, что зажигалка у тебя? — продолжал свой допрос седовласый милиционер. — Откуда ему это стало известно?

— Не знаю…

Милиционер усмехнулся и сказал директору:

— Ему нажаловался этот… — Он ткнул пожелтевшим от курения пальцем в Лупоглазого. — Сказал, что зажигалку у него стащил Голуб.

Лупоглазый, глупо улыбаясь, опустил голову.

— Сам украл зажигалку и пошел выдавать товарища — это просто неслыханно! — ужаснулся директор.

— Ну и ну… — не удержался Милан.

— Ты, Мразек, молчи: ты о воровстве знал и мог события предупредить, если б вел себя как порядочный человек! — перебил его директор.

— Я порядочный человек!

— Не груби!

Милан опустил глаза. Он чувствовал, что в горле у него пересохло. Ему было мучительно стыдно. Директор не прав. Он не мог ябедничать на Лупоглазого, ведь… Но если теперь директор вызовет в школу мать или отца… Он и не пытался представить себе, что ждет его в результате этой встречи. Сначала анкета, а теперь еще и эта история!..

— Я поставлю родителей в известность о твоем поведении. Пошлю письмо. Ты мог предотвратить как избиение Голуба, так и другие вещи.

Неприятнее всего для директора было присутствие в школе милиционера. Он то и дело обращался к нему.

Подсолнечники светились в лучах солнца и привлекали внимание Милана. Вероятно, поэтому он не следил за словами директора. Мимо него мчался бурный поток, половодье грохочущих звуков, смысл которых до него не доходил.

Наконец директор умолк, и Милан понял, что может вернуться в класс.

24

На большой перемене, во время обеда, он рассказал Вендуле обо всем, что происходило у директора, и увидал, что Вендула проявляет искренний интерес.

— Боишься? — спросила она заботливо.

— Из-за письма? Что ты… — Милан попытался выдавить самоуверенную улыбку. Он живо представил себе минуту, когда мать получит заказное письмо со штампом школы. Сколько ненужных слов выльется на его голову! Потом с работы вернется отец, и сцена повторится, произойдут лишь небольшие изменения в «действующих лицах и исполнителях».

— Одна беда за другой! — добавила Вендула.

— Еще несколько месяцев, и тогда…

— Что «тогда»? — спросила она, не понимая.

Договорить он не успел, потому что к их столу подошли Вомачка и еще двое мальчишек.

— Ну, как дела у супругов? Что слышно? — съязвил Вомачка и уселся за стол с тарелкой кнедликов.

— Ты, случайно, не того… А? — вспыхнул Милан. — Сходил бы, проверился.

— Пойдем отсюда… — сказала Вендула.

Они вернулись в свой класс. Славечек разглядывал какой-то заграничный журнал. «Попрошу, чтоб дал мне домой, — решил Милан. — Если английский, Лилина переведет. Английский она знает прилично…»

Но прежде чем Милан успел заговорить про журнал, в класс вернулся Петер.

Только сейчас! Петеру понадобилось всего несколько минут, чтобы выложить ребятам все, что произошло у директора.

История с Лупоглазым была словно крючок с наживкой, на который попался весь класс. Были высказаны первые суждения. Детективы-любители состязались со знатоками криминалистики.

Но в большинстве своем ребята сделали два вывода: 1) что Лупоглазый продолжает свои кражи; 2) что Милану попало ни за что ни про что.

Но на все советы и указания, что ему делать, — ибо многие специалисты предсказывали самое меньшее четверку по поведению и плохую характеристику, — Милан отвечал два слова: «Еще чего!»

«В субботу после обеда надо сходить с Вендулой на реку», — решил он. Его самого удивило, что именно сейчас ему лезут в голову мысли, ничего общего с грозным письмом не имеющие.

Только бы хватило смелости сказать Вендуле. Ведь это… ведь это же самое настоящее свидание! Факт.

25

«Ничего плохого я не сделал. Зажигалку стащил не я, а что Петеру подбили глаз, так это же не по моей вине! Почему директор не хочет этого понять? Письмо он обязательно пошлет. Если б я бегал к нему каждый раз, когда кого-нибудь в чем-нибудь заподозрю, что бы обо мне думали ребята? Лупоглазый и раньше подворовывал, это известно всем. И директору тоже. Говорят, что Лупоглазого отправят в исправительную колонию. Но за что же попало мне? Это жестоко. И несправедливо».

26

Прошли два долгих дня. Письмо не приходило. Милан с большой неохотой являлся домой и вопросительно поглядывал на мать. Но та была слишком занята мыслями о Лилининых экзаменах. Она нервничала, ни на чем не могла сосредоточиться и, раскопав старый свитер, вдруг принялась распускать его, решив безотлагательно связать из него новый, для Милана. Модный. Связав с десяток рядов, она звала сына и заставляла поворачиваться спиной; прикладывала спицы, беспрестанно делая замечания и упрекая, что он не может и минутки постоять спокойно, и что рубаха у него не заправлена, и вообще ему следует немедленно отправляться мыть уши…

Но Милан честно признавался себе, что беготня к ее стулу — хоть она и не вызывала у него восторга — намного приятнее, чем тягостные мысли об анкете или письме, которое непременно придет.

Отец стоял нагнувшись над разобранным пылесосом, пытаясь его исправить. И хотя все его ремонтные работы мать обычно сопровождала язвительными замечаниями, Милан считал, что папа — мастер на все руки.

— Как ты думаешь, мы можем в субботу съездить к Кларе?

Милан даже застонал. Это ужасно! Тетя Клара — мамина сестра. Когда бы она ни приехала, всегда ухитрится всех замучить насмерть. Она, видимо, полагает, что Милан пятилетнее дитя, которое только и ждет, чтоб его погладили по головке да поцеловали… В ее присутствии Милан становился страшно дерзким. Мама говорит — «грубым». Но он ничего не может поделать с собой. Он не может выносить тетиных разговоров, этого Ниагарского водопада сладких слов.

— К тете? О господи!.. — воскликнул он с ужасом.

— Ну-ну!.. — прикрикнула мать.

Отец поднял голову от пылесоса:

— В субботу я не могу. Встреча по баскетболу. Первенство района. Я должен пойти…

— «Должен»… — перебила его мать. — Ты всегда что-нибудь должен, когда я куда-то собираюсь! Ты ведь знаешь, что для нас Клара сделала!

— Знаю, знаю. К чему эти вечные разговоры? А может, в другой раз? А?

— Еще бы! Твой баскетбол для тебя важнее. Разве можно хоть раз сделать по-моему!

Последнее слово всегда за мамой. Милан это знает. Мама никогда не ссорится, не пытается воздействовать на отца угрозами, но так долго и нудно уговаривает и доказывает, что отец в конце концов соглашается.

А в тех случаях, когда решение отца бывает тверже каменной скалы, мать прибегает к самому действенному методу — сердечному приступу. Она хватается за сердце, валится на стул и стонет: «Ты своего добился…» Эти слова относятся к отцу, и тому приходится уступать. А что ему еще остается?

Милан злится, что отец не может настоять на своем.

Вот почему все субботние планы предстали перед ним в черном свете. Не было ни малейшего сомнения, что семейство отправится в Фидликов к тете Кларе. Но Милан хочет пойти с Вендулой на реку!

Он должен пойти. Должен!

Опять придется врать. Отцу и маме. А врать нехорошо. Он и сам не выносит вранья. Взять бы да удрать, тогда и врать не придется…

Чепуха! Он отверг такое решение. Не имеет смысла. Все равно ему не удрать. Смелости не хватит. Он весь в отца — тряпка! Милан поглядел на отцовские руки. Пальцы точно и ловко вводили шурупы в узкие отверстия. Отец умеет всё. И вовсе он не тряпка! Просто хочет, чтоб в доме было тихо. У него и на работе забот хватает.