– Это означает, что я не такая уж простушка, мистер Куинн. Вы получите деньги завтра на рассвете, когда сядете в грузовик.

– На рассвете?

– "Пораньше вставай и пораньше ложись, будешь красивым и сильным всю жизнь"[2].

– Меня не так учили.

– Учитель переделал некоторые пословицы, чтобы детям было понятнее.

– Что же это за Учитель такой? – спросил Куинн. – Можно будет его повидать?

– Не сегодня, он плохо себя чувствует. Вот когда вернетесь...

– Откуда такая уверенность, что я вернусь? Вы плохо знаете картежников, Сестра.

– Я знаю о картежниках все задолго до того, как вы впервые увидели туз пик, – ответила Сестра Благодать.

Глава 2

Куинна разбудили, когда было еще темно. Кто-то бесцеремонно тряс его за плечо. Он открыл глаза.

На него сквозь толстые стекла очков глядел маленький, толстый человечек. В руках он держал фонарь.

– Боже милостивый, я уж совсем было подумал, что вы умерли. Вставайте скорее!

– Почему? Что случилось?

– Ничего. Пора встречать новый день. Я Брат Верное Сердце. Сестра Благодать велела мне побрить вас и накормить завтраком до того, как поднимутся остальные.

– Который час?

– В Башне нет часов. Я буду ждать вас в умывальной.

Вскоре Куинн понял, почему у Братьев царапины на макушках и подбородках. Бритва была тупой, свет фонаря слабым, а сам Брат Сердце – близоруким.

– Да вы неженка, – добродушно заметил Брат Сердце, – и нервы, наверное, не в порядке.

– Ваша правда.

– Хотите, я вас заодно подстригу?

– Нет, спасибо. Мне и так неудобно, что вам приходится меня брить.

– Сестра Благодать сказала, чтобы я постарался. Она о вас так хлопочет, что я прямо-таки теряюсь в догадках.

– Я сам теряюсь, Брат.

Видно было, что Брат Сердце с удовольствием поговорил бы на эту тему еще, но не решается, боясь быть неделикатным.

– Пойду приготовлю завтрак. Печку я уже растопил, так что яйца сварятся в одну минуту. Позавтракаем вдвоем.

– А почему только вдвоем?

Пухлое лицо Брата Сердце порозовело.

– Сестра Смирение, конечно, хорошая кухарка, но без нее спокойнее, особенно утром. В нее как будто бес вселяется! По утрам нет ничего хуже, чем злая женщина.

К тому времени как Куинн оделся, Брат Верное Сердце поставил на стол вареные яйца, хлеб, джем и снова вернулся к прерванной беседе.

– В мое время женщины не были такими острыми на язык. Они были тихими, хрупкими, с маленькими ногами. Вы заметили, какие у наших женщин большие ноги?

– Я не присматривался.

– Увы, очень большие. И широкие, как капустные листья.

Несмотря на традиционную для парикмахеров болтливость, Брат Сердце заметно нервничал. Он едва притронулся к еде и то и дело поглядывал через плечо, будто опасался, что их подслушивают.

– Почему вам не терпится отправить меня прежде, чем встанут остальные? – спросил Куинн.

– Ну-ну-ну, это не совсем так.

– А по-моему, так.

– К вам это не относится, мистер Куинн. Я бы сказал, это всего лишь мера предосторожности.

– Может, и я бы так сказал, если б знал, о чем идет речь.

Брат Сердце с минуту колебался, покусывая губу, словно она чесалась от желания поговорить.

– Почему я, в конце концов, должен от вас скрывать? Это из-за Кармы, старшей дочери Сестры Смирение. Когда грузовик в прошлый раз ездил в город, она спряталась в кузове среди мешков. Брат Терновый Венец обнаружил ее уже на полпути в Сан-Феличе. Она чихала от пыли. До этого она год училась в школе, вот и напридумывала себе невесть что. Хочет, видите ли, найти себе в городе работу и жить там.

– А это невозможно?

– Конечно нет. В городе девочка пропадет. Здесь она, по крайней мере, бедная среди таких же бедных.

Солнце уже начинало свой подъем, и небо окрасилось в розоватый цвет. От невидимой Башни поплыли звуки гонга, и почти сразу же в дверях столовой возникла запыхавшаяся Сестра Благодать.

– Пора ехать, мистер Куинн. Не заставляйте Брата Терновый Венец ждать. Дайте-ка мне ваш пиджак, я его почищу как следует.

Куинн уже чистил его, но спорить не стал. Сестра Благодать вынесла пиджак за порог и наградила несколькими энергичными шлепками.

– Пойдемте, мистер Куинн. У Брата Венец сегодня еще много хлопот.

Надев пиджак, он последовал за ней по направлению к дороге. Она ничего не сказала ни о деньгах, ни об О'Гормане.

"Уж не забыла ли она о вчерашнем разговоре", – подумал Куинн. В таком случае Сестра Благодать определенно была не в себе.

Посреди дороги стоял с зажженными фарами и включенным мотором старый грузовик "шевроле". За рулем, низко надвинув на бритую голову шляпу, сидел Брат, которому было от силы сорок. "Самый молодой", – подумал Куинн. Когда Сестра Благодать познакомила их, Брат улыбнулся, обнаружив дыру вместо переднего зуба.

– В Сан-Феличе Брат Венец высадит вас, где вы ему скажете, мистер Куинн.

– Спасибо, – сказал Куинн, забираясь в кабину, – а как насчет О'Гор?..

– Счастливого пути, – прервала его Сестра Благодать с непроницаемым видом. – Езжай осторожно, Брат Венец. И помни, если в городе тебе встретятся соблазны, повернись к ним спиной. Если любопытные будут смотреть на тебя, опускай глаза. Если станут делать замечания, не слушай.

– Аминь, Сестра. Что касается вас, мистер Куинн, то постарайтесь вести себя осмотрительно.

– Послушайте, Сестра, те деньги...

– Au revoir[3], мистер Куинн.

Грузовик покатил по дороге. Куинн оглянулся, чтобы еще раз посмотреть на Сестру Благодать, но она уже скрылась за деревьями.

"Может, ничего не было и я безумнее их всех, вместе взятых?" – подумал он и прооран сквозь шум мотора Брату Венец:

– Славная женщина Сестра Благодать!

– Что-что? Не слышу!

– Я говорю, славная женщина Сестра Благодать, но чувствуется, что стареет. Становится забывчивой, да?

– Если бы!

– Но время от времени все-таки забывает всякие мелочи?

– Ничего подобного! – раздраженно и в то же время с невольным уважением отозвался Брат Венец. У нее память как у слона. Вы бы закрыли окно. Воздух Господень сегодня холодноват.

Действительно было холодно. Куинн закрыл окно, поднял воротник пиджака и сунул руки в карманы. Его пальцы коснулись гладких, прохладных банкнотов.

Он оглянулся в направлении Башни и произнес:

– Что ж, Сестра, an revoir.

Дорога петляла, старый мотор капризничал, и им понадобилось два часа, чтобы добраться до Сан-Феличе, узкой полоски суши, зажатой между горами и морем. Это был старый, богатый и консервативный город, державшийся особняком среди других городов Южной Калифорнии. Его улицы заполняли нарядные пожилые дамы, загорелые пожилые джентльмены и атлетического сложения молодые люди, которые выглядели так, будто родились на теннисном корте, на пляже или на поле для игры в гольф. Увидев опять этот город, Куинн понял, что Дорис, с ее платиновыми волосами и толстым слоем косметики на лице, выглядела бы здесь неуместно, а поняв это, постаралась бы выглядеть совсем уж вызывающе, и все бы кончилось плохо. Нет, Дорис сюда никак не вписывалась. Ее уделом была ночь, а в Сан-Феличе жили люди, предпочитавшие день. Для них рассвет был началом дня, а не концом ночи, и Сестра Благодать с Братом Венец, несмотря на странную одежду, выглядели бы здесь куда естественнее, чем Дорис. "Или я... – подумал Куинн, чувствуя, как теряет уверенность в себе и в осуществимости своих планов. – Я здесь чужой – слишком стар для подводного плаванья и тенниса и слишком молод для шашек и канасты".

Он погладил лежавшие в кармане деньги. Сто двадцать долларов плюс те триста, что ему должен Том Юргенсен, – это четыреста двадцать. Если он вернется в Рино и начнет играть осторожно, если ему повезет...