Когда он отошел, капрал усмехнулся:

— Все-таки экономия... Каждый шел на смерть за тысячу долларов.

Приступили к допросу. Фоджер показал взглядом на мальчишку, но полковник запротестовал:

— Пусть приучается, Генри. Орральде хотел, чтобы сын был воспитан в нашем духе.

— Я хочу видеть убийц отца, — сказал мальчик.

Фоджер нехотя разрешил ему остаться. Первым ввели Чиклероса.

— Малый давно просится к вам, — заметил кон­воир.

— Ты кто? — спросил Фоджер.

— Я «Сейба в квадрате пять», — сказал Чиклерос. Офицеры зашумели. Брови мальчика взлетели вверх; он с удивлением посмотрел на Чиклероса и отвернулся.

— Попрошу тишины, джентльмены, — холодно ска­зал Фоджер. — Сейба в квадрате пять — пароль нашего осведомителя. Ты, кажется, из Науаля, дон Диего?

— Я не Диего, — сказал Чиклерос. — Диего не уда­лось остаться, последние передачи вел я.

— Твое имя?

Чиклерос только сейчас заметил Мигэля. Он уже придумал себе имя и хотел его назвать, но присутствие Мигэля сковывало его.

— В отряде меня звали Чиклерос. Я из Петена.[32]

Он старался не очень далеко отходить от истины: кто знает, — зачем здесь Мигэль?

— Что тебя заставило помогать Диего?

— Он обещал мне много денег. Я хочу выучиться на механика, сэр. И потом я не верю, что наши могут устоять.

— Ты говоришь складно. На какой волне ты вел прием?

— Сто один и шесть... В пять утра и в девять ве­чера.

— Где рация?

— Сейчас в дупле.

Рацию доставили. Позвали радиста.

— Покажи свое искусство, Сейба, — вкрадчиво ска­зал Фоджер.

Чиклерос настроился на прием. Радист присмотрел­ся к его точным и ловким движениям.

— Он дело знает, шеф.

— Сядь и отдохни, — сказал Фоджер пленному. — Ты нам крепко помогал. Но твои последние сведения были неточны.

Чиклерос возразил. До последних дней Диего и он знали, куда отряд движется. Но потом штаб все засе­кретил.  Запрещено  было  даже   задавать   вопросы. С большим трудом Чиклеросу удалось подслушать раз­говор команданте с начштаба, — речь шла о том, чтобы на рассвете принять бой. Он, Чиклерос, с трудом про­брался к рации. Почему изменился план? Кто знает? Дозорные донесли, что правительственные войска окру­жили лагерь. В отряде было много коммунистов, проф­союзных лидеров. Эти предпочли смерть сдаче. Другие думали выбраться. А были и такие, что побоялись лезть в болото. Вроде грузчика Мануэля. Диего загнали си­лой…  Где команданте? Он шел первым и первым увяз. Чиклерос сидел на кроне дерева...

— И ты видел в темноте? — недоверчиво   перебил его Фоджер.

Чиклерос едва не прикусил себе язык. Нет, сам он этого не видел, хотя люди шли с фа­келами. Но он слышал, как кто-то крикнул: «Команданте погиб!»

 Многие хотели выбраться, но назад пути не было: шли и за собою минировали. Кое-кто подо­рвался на минах. Пять — шесть чудом уцелевших бе­жали к реке.

— Но ведь это сумасшествие!—крикнул полков­ник. — Масса людей добровольно идет навстречу смерти!

— Штаб всех уверил, что вы не пощадите и одно­го, — пробормотал Чиклерос.

— А кто с вами костлявый и высокий? — поинтере­совался Фоджер.

— Мы его плохо знаем, — ответил Чиклерос. — В отряде он с месяц. Держался особняком.

— Имя?

— Аррьос.

— Немедленно его сюда! — распорядился Фод­жер. — Это ценный трофей.

Вирхилио Аррьос вошел в палатку и скорее пове­лительным тоном, чем просительным, сказал:

— Прикажите развязать мне руки, Фоджер!

По знаку Фоджера солдат разрезал ремень, кото­рым были стянуты кисти рук Аррьоса.

— Уф, — вздохнул пленник. — До чего жесткие у вас ремни. Точь-в-точь как режимы, которые вы наса­ждаете в этих маленьких республиках.

— Вы нам пригодитесь, Аррьос, — почти весело сказал Фоджер. — Вашей судьбой мы еще займемся. А пока не можете ли вы сказать, какого черта отряд су­нулся в эту топь и жив ли Вельесер?

— Вельесера нет, — с грустью сказал Аррьос. — Не­счастный случай. Он пытался спасти мальчишку и за­вяз. Началась паника. Проводники должны были про­вести людей по кромке болота и вывести вам в тыл. Решено было замести следы. Но вышло иначе,

— Все понятно! — загудели офицеры. Фоджер легким жестом водворил тишину.

— Пересечь болото они могли?

— Тридцать миль? А вы попробуйте.

Ответ Аррьоса вызвал смех офицеров. Чтобы скрыть легкое замешательство, Фоджер атаковал Вирхилио во­просами о его спутниках. Затем отдал приказ откон­воировать Аррьоса и Мануэля в Пуэрто.

Мануэля привязали к спине мула — идти грузчик не мог. Аррьос молча шагал рядом. Конвойных догнал юный Орральде.

— Вы слышали что-нибудь о моем отце? — громко спросил мальчик. — Дон Орральде попал к вашим...

— Не будь я привязан, я бы тебе показал Орраль­де, — прошипел грузчик.

Мигэль жалобно смотрел в глаза Вирхилио, и в этом ожидании Вирхилио уловил другой вопрос — о Карлосе.

— Ничего не станется с твоим отцом, — хмуро ска­зал он. — Если вчера он был жив, то жив и сегодня.

Кажется, они поняли друг друга.

Когда мальчик подходил к палатке, из нее выбе­гали офицеры. Слышался шум, седлали лошадей, что-то приказывал Фоджер.

Возвращаемся в Пуэрто! — крикнул полковник. — Слышишь, Хусто? Эти дьяволы остановили большой конвейер компании.

Фоджер собирался всю карательную экспедицию по­слать прочесать берега Рио Дульсе, — забастовка со­рвала план, но перед переброской в Пуэрто несколько групп солдат-американцев он отправил курсировать на катерах по течению Рио Дульсе до озера Исабаль, а патрульному самолету предписал кружить над лесом, высматривая партизан; сам же с основной массой сол­дат и офицеров двинулся в Пуэрто-Барриос.

Пуэрто встретил карателей гробовым молчанием. Но зато красноречиво говорили голубовато-белые флажки национальной гватемальской расцветки в окнах рабо­чих хибарок, такие же значки в петличках водителей таксомоторов и даже витрина ателье мод, окаймленная голубыми и белыми тканями.

Фоджер разослал ищеек по всем кварталам и окре­стностям. На плантации выехали роты солдат. Порт был превращен в военный лагерь; кто-то пустил ост­роту, что часовых здесь больше, чем гниющих фруктов. Начались обыски.

Допросы вели поочередно Фоджер и полковник Леон.

Мигэль в эти дни был предоставлен самому себе. Помня наказ своего учителя дифтонгов, он ни с кем не завязывал знакомства. Но однажды кельнер бара, по­давая ему яйцо, зажаренное по способу «ранчо», тихо шепнул:

— Если бы Хусто мог знать, где прячут дона Ма­нуэля!

— Я не знаю. Но рискнуть могу.

— С риском не нужно! — гневно сказал кельнер. — Вы забыли, где и в качестве кого вы нужны!

— Извините, — жалобно сказал Мигэль. — Я попро­бую без риска.

Кельнер улыбнулся и вышел.

Без риска? Если бы Мигэлю сказали в другое вре­мя, — он бы уж нашел, что ответить. Он бы проучил боязливого кельнера. Но жизнь шлифует лучше мор­ской волны. И задира Мигэль, бесшабашный Мигэль, ничего и никого не боящийся Мигэль, научился боять­ся... риска.

Вечером, когда полковник зашел перекусить в но­мер, Мигэль навел его на разговор об операции «Кон­дор».

— Как вы думаете, сеньор полковник? — с тревогой спросил он. — Мы выполнили свою задачу на Рио Дульсе?

— Будь спокоен, мальчик, — ответил полковник. — Президент уже поздравил нас с ликвидацией красного отряда. И скажу тебе по секрету, — понизил он голос, — если бы ошиблись мы, не ошиблась бы народная молва. В Пуэрто уже носятся слухи о гибели Кондора в тро­пическом болоте. Я жду ордена Кецаля, мой Хусто.

— Дон Леон, — сказал мальчик, — а не мог ли по­гибнуть в этом болоте и мой отец?

— Нет, нет, Хусто... Не думаю. Лучше выбрось из головы грустные мысли. Разве мы знаем, — этот ли от­ряд взял дона Орральде?

— Дон Леон, а не расспросить ли наших пленных?

— Я уже расспрашивал их. — Полковник потеребил свой ус. — Не помнят... Или не хотят помнить.