Алексей вдруг широко улыбнулся и сделался совсем молодым и приветливым.

— Хорошо сказано, честное слово! Как вы сюда добрались, воинственная девушка? Дорог-то нет, насколько мне известно.

— Кто ищет дорогу, тот ее находит. Разве дождешься, когда вы к нам найдете дорогу?

— Дельно! Дельно! — с искренним удовольствием сказал Алексей. — Вы, очевидно, прибыли на партийную конференцию. Рановато немножко. Как вас зовут?

— Васильченко.

— По имени-отчеству?

— Татьяна Петровна.

— Я бы мог, Татьяна Петровна, дать вам кое-какие разъяснения. Однако по некоторым соображениям хочу, чтобы вы прежде обратились к главному инженеру. После разговора с ним обязательно приходите ко мне, обсудим все дела вашего участка. Устраивает?

В коридоре Таню догнал Петька.

— Татьяна, давай еще раз поздороваемся. Ты как раз подоспела. Тут у нас такое творится! Сидоренко отбыл в неизвестном направлении, твоего врага Грубского загнали под лавку! Новая эра в истории строительства!

— Не суетись, Петюньчик, веснушки отскочат. — Таня дотронулась рукой до веснущатого лица чертежника. — Странно, они у тебя даже зимой не исчезают...

— Издеваешься? — спросил Петька, становясь в оборонительную позицию. — Смотри, не серди меня: попадет! Я ж к тебе с делом. У Коли Смирнова была? Он комсорг теперь. Мобилизует молодые силы. Ты тоже можешь пригодиться.

— Вот как! — воскликнула Таня и торопливо пошла, кинув Петьке через плечо: — Иди, герой, к своему канцелярскому станку, пока твой начальник не всыпал тебе за простой. Вечером поговорим о новой эре, о мобилизации молодых сил и о том, кто для чего может пригодиться.

Таня забыла о своем намерении пойти и отдохнуть. Встречи с управленцами и все услышанное от них взбудоражили ее. Прежде всего надо было поговорить с парторгом и выяснить, почему от их девятого участка никто не вызван на партийную конференцию. Уже по дороге к Новинску она услышала об этом событии. Теперь срочный созыв конференции почему-то увязался в ее мыслях с истерическими фразами Музы Филипповны о японцах.

В приемной парторга технический секретарь, молоденькая девушка с детским лицом, оживленно шепталась с каким-то парнем. Улыбка ее сменилась выражением строгой официальности, едва Таня к ней обратилась.

— Вы слишком рано прибыли, — сказала девушка. — Я вас зарегистрирую и выдам талоны в столовую, но все-таки незачем было так торопиться.

— Регистрировать меня не надо, и талонов я не прошу.

— Вы не делегат?

— Не делегат, и хочу узнать — почему?

— Мне не известно, почему вы не делегат, — девушка пожала плечами.

— Вы откуда, с какого участка? — спросил парень, внимательно разглядывая незнакомую красивую девушку.

— Я издалека, с девятого. А что?

— То, что на конференцию с дальних участков не вызывали, — сказала девушка, не скрывая своего недовольства тем, что парень заинтересовался этой гостьей с повадками хозяйки.

— Почему не вызывали? — допытывалась Таня.

— Значит, так надо. Вы уж извините товарища Залкинда. Он забыл согласовать с вами этот вопрос.

Девушка отвечала задорно, с вызовом, как нередко разговаривают между собой женщины на служебные темы. Услышав знакомую фамилию парторга, Таня потеряла интерес к секретарше и, обойдя ее, скользнула в кабинет.

Там, спиной к двери, сидели два человека и считывали газетную полосу. Не замеченная ими, Таня подошла ближе и через их головы стала рассматривать сырой типографский лист с вдавленными черными столбиками набора. В передовой статье говорилось о задачах строительства, о самоотверженном труде в дни войны, доблестью равном ратным подвигам, о бдительности. О нападении японцев не было ни слова.

— Можно задать вопрос? — спросила Таня громко, дочитав статью до конца. Один из журналистов от неожиданности вздрогнул. — Почему вы называете газету органом всего строительства?

— Посторонним нельзя читать газету до выхода ее из печати, — сказал бледный молодой человек с ярко-синими глазами и перевернул полосу белой стороной кверху.

— Не переворачивайте, я успела все прочесть.

— Кто вы такая и что вам нужно? — с раздражением спросил синеглазый.

— Не беспокойтесь, не посторонняя: такой же хозяин, как и все остальные. Вы редактор?

— Редактор, если вам угодно. Фамилия моя Пущин.

— Почему, товарищ Пущин, газета называется органом строительства, когда она написана в управлении и только про управление? Хотя бы одна заметка об участках. Например, о нашем!

— Вы с участка? Делегат? Здорово! Садитесь, пишите заметку. Мы тиснем.

Газетчики оживились. Один из них пододвинул стул, второй положил перед ней лист бумаги и перо.

— Я не делегат. И пришла узнать у Залкинда, почему наш участок оставлен в стороне.

— Но вы с трассы?

— Конечно. Разве по мне не видно, что я не кабинетный деятель?

— Видно, видно. Неважно, что вы не делегат. Напишите, о чем хотите, лишь бы о трассе. Мы только начинаем жить, это наш второй номер. Не наладилась пока связь с участками, приходится собирать материал здесь, как говорится, не отходя от кассы.

— Вот и зря. Надо собирать материал не в кабинетах, а на строительных площадках. Учитесь у военных корреспондентов, они под пулями пишут заметки и выпускают газеты. Пришла же я к вам с девятого участка, а вы почему ко мне не можете придти?

— На лыжах, одна? — восхитился Пущин. — Напишите, как шли, зачем шли, как дошли.

Таня, к удивлению Пущина, не возразив ни слова, принялась писать заметку.

— Маловато! — сокрушенно сказал Пущин, получив от нее минут через двадцать лист, исписанный крупным небрежным почерком.

— Хватит. И это не подойдет, не решитесь поместить.

Заметка в резких выражениях требовала от руководства стройкой внимания к участкам: «Пора из стен управления выйти на просторы трассы». Пущин и в самом деле задумался над заметкой — пожалуй, стоило поднять такой вопрос в газете.

Таня снова заглянула к главному инженеру, он все еще не возвращался. Перебрав в памяти поручения с участка, она решила зайти к Либерману. Снабженец разговаривал с человеком в полушубке, сидевшим перед ним.

— Маменька родная! С первыми же обозами все будет доставлено на ваш участок! — восклицал он. — Вы запишите на бумажечке, я перечислю, какие грузы приготовлены для вас...

«Ох и жук! — подумала Таня. — Человек шел к нему с намерением подраться, а уйдет счастливый».

Действительно, представитель участка крепко пожал Либерману руку, дважды поблагодарил его и ушел явно довольный.

— Танечка! Королева! Ангел милый! — живо вскочил снабженец и ринулся к ней с распростертыми руками.

— Слишком темпераментно, Либерман, прошу поспокойнее, — сказала Таня, отстраняясь. — Мое отношение к вам не изменилось.

— Что ж поделать, дорогая. Я давно примирился с вашим равнодушием. Маменька родная, меня утешит мимолетный взгляд ваших очей! Мне достаточно дышать одним воздухом с вами. «Хоть редко, хоть в неделю раз в деревне нашей видеть вас», — дурачился Либерман. — Садитесь, моя прекрасная дама в лыжных штанах.

Таня, покачивая головой, насмешливо смотрела на суетившегося снабженца.

— Искренно удивляюсь, почему вас не прогнали со строительства. Говорят, Батманов — умный человек, неужели он не разобрался, с кем имеет дело? Вам, видимо, не хотелось терять теплого, насиженного места, и вы втерли новому начальнику очки, совсем так, как этому товарищу с участка: он ушел, очарованный вами. Или Сидоренко не взял с собой, решил, наконец, отделаться от вас?

Либерман тоненько захохотал и с умилением посмотрел на нее.

— Никогда не перестану восхищаться вами, моя королева. Редкостное сочетание: и красивая, и умница. Даже Елена распрекрасная не имела такого изобилия привлекательных качеств... Насчет меня вы всегда заблуждались. Маменька родная, как Яков Тарасович переживал, узнав, что меня задержали! Как я сам переживал!

— Кто же задержал? Какой нашелся чудак?

— Батманов. Он в меня буквально влюбился. Где, говорит, найдешь другого такого снабженца?