Эла была потрясена. Она увидела разнообразные аспекты Каина, вырвавшиеся перед ней на волю в безумстве смерти, обращенного против детей Иши, так же, как когда-то Каин погубил древних эльдарских героев.

Всё это было неизбежно. Оно стало неизбежным много эпох назад, возможно даже до видения Гоури Сиятельного. Возможно, это просто был неминуемый аспект эльдарской дамашир? Это была душа-слир, неуравновешенная, подверженная непредвидимым влияниям и требующая дисциплины. Задача состояла в том, чтобы хранить души падших от лап жаждущего Великого Врага, даже если это предполагало кровопролитие их собратьев эльдар. Каэлор желал, чтобы они сделали это. Он породил беспощадного Ликосидая для того, чтобы восстановить баланс в развращённом сердце искусственного мира. Это была сила, которая не желала ничего, кроме смерти. Для себя он не желал ничего.

Когда вихрь прорвался и вспыхнул сквозь проводящую структуру искусственного мира, Эла ясно увидела это. Вихрь варпа снаружи был вызван совокупным упадком Нэвир, и он распространился по всему Каэлору. Щупальца похоти и разврата снаружи уже искали этого, проникая на искусственный мир и заражая души слабеющих каэлорцев, притягивая их ближе в лапы Слаанеши, которая ждала в центре бури, постоянно в нетерпении жаждая дамашир детей Иши. Когда души её собратьев погрузились в бездну своего разложения, они подводили Каэлор все ближе и ближе к краю пропасти. И вот на Наковальне Ваула приносилась ритуальная жертва Слаанеши.

Развращённые и падшие должны быть убиты прежде, чем совместная сила их желаний сможет дать мутному вихрю больше энергии – возможно, энергии, достаточной, чтобы поглотить Каэлор целиком – или прежде, чем вожделение Нэвир сможет столкнуть Каэлор в вихрь варпа, словно притянутый огромной гравитационной силой.

Смерть была единственным решением. Только в кровопролитии Каэлор мог найти спасение.

Со слезами, стекающими из её блестящих сапфирных глаз, Эла бесцельно брела сквозь побоище на Площади Ваула, наблюдая за экзархами, изливающих кровавый дождь ужасной смерти на своих родичей. На противоположной стороне площади она увидела, как малые силы Уйшнеха Эйниона вместе с одетым в золотую броню братом приближаются к Стражам Ансгара, которые преграждали им путь во дворец. Не останавливаясь ни на мгновение, Найс бросился в атаку, выхватывая из ножен двойные Ведьмины клинки Хукулина и разрезая воздух сбоку от себя. В то же самое время Уйшнех взмыл вверх, метнув связку гранат в середину воинов Ансгара, как только они подняли свои сюрикен-катапульты и лазерные бластеры.

В свете плазменных взрывов Эла смогла рассмотреть Найса как танцующий силуэт, который кружился и прыгал среди Стражей своего собственного дома, разрезая их и рубя клинками, которые он забрал у последнего Стража Ансгара, осмелившегося противостоять ему. Он продвигался без колебаний и без сострадания, раздавая смертоносные удары направо и налево, когда прорубал себе дорогу к воротам дворца. Стражи Ансгара были просто препятствиями на его пути. Это выглядело так, словно вся личная гордость и преданность Найса исчезли, и их заменило невыразимое и неумолимое желание смерти и очищения. Он больше не был сыном Бедвира, он был Ликосидаем.

Когда сверкающая золотая броня Призрачного Паука исчезла за оборонительными линиями и мгновенно перенеслась внутрь дворца, Уйшнех и его Стражи Эйниона бросились в бой с дезориентированными остатками Стражей Ансгара.

ДВЕРИ В банкетный зал были закрыты и заперты изнутри. Без единого колебания, Найс выставил плечо и ударил двери, разламывая их и срывая с петель. Обломки и фрагменты брызнули внутрь зала и за ним, а остатки дверей въехали в комнату по скользкому полу, открывая Найса, стоящего в дверном проёме.

Залп сюрикен-огня загрохотал по его золотой броне, но маленькие диски безопасно рикошетировали, отскакивая от непробиваемой поверхности. Посмотрев в одну сторону комнаты, Найс увидел перевёрнутый стол и отряд Стражей, которые сжались за ним. Стволы их сюрикен-катапульт лежали на краю стола. На мгновение он направил на них взгляд своих серебристо-чёрных глаз, словно обдумывая, стоят ли тратить на это время, а затем его внимание привлекло движение на другой стороне комнаты.

Обернувшись, он увидел кучку придворных Нэвир, стоящих линией впереди Силти, преграждая ему путь. Женщина в струящихся красных одеяниях протягивала руки, словно умоляя о милосердии. Золотоглазый мужчина в роскошной, богатой одежде тотчас же упал на колени со страхом и мольбой. Дрожащими руками двое других навели на Найса красивые сюрикен-пистолеты и нажали спусковые механизмы. Найс замер, позволив сюрикенам отскочить от его брони, разглядывая собравшихся с непонимающим любопытством. Почему эти эльдары пытались причинить ему вред столь жалким оружием?

Парой шагов он пересёк пространство между ними, рассекая двоих стрелков своими клинками и раскидав пинками в стороны патетические фигуры Синнии и Селиддона. Они упали на пол и с грохотом приземлились рядом со связанным Ахирном, который лежал под высоким столом с заткнутым ртом, закутавшись в защитный кокон плаща.

Силти один стоял перед Найсом.

Два кузена мгновение таращились друг на друга, словно стараясь узнать один другого, но, возможно, им так и не удалось этого сделать. Ни один из них не был тем же самым, кем они были последний раз, когда противостояли друг другу в бою, будучи учениками в Храме Паука. Один изменился под влиянием блестящего богатства и чувственных удовольствий Сентриума, а также под развращающим действием вихря варпа. Другой перенёс метастаз, вызванный духом Каэлора. Снаружи на Площади Ваула, они слышали звуки бушевавшего сражения. Пронзительные крики и стенания боли перемежались залпами перекрёстного огня и грохотами взрывов. Одновременно с этим, варп-молнии, которые с треском прорывались сквозь части конструкций дворца из призрачной кости, заставляли банкетный зал дрожать.

Внезапно Силти исчез. Его варп-генератор был отремонтирован и снова функционировал. Появившись снова позади Найса, он ударил в золотую спину кузена своими энергетическими клинками, однако не застал Найса врасплох. Он мгновенно обернулся, словно был в состоянии проследить путь Силти сквозь варп. Парируя удар, Найс взмахнул клинком Хукулина и отсёк в локте руку Силти.

Завопив от боли, Силти инстинктивно ударил его другой рукой. Не двигаясь, Найс блокировал этот удар и поймал руку Силти. Затем, с неторопливостью, он вытянул один из своих клинков поперёк рубиновой брони Паука Варпа и перехватил его другой рукой. Ещё раз, два кузена заглянули на мгновение друг другу в глаза, словно разделяли последний момент понимания или искали последнюю крупицу родственного сочувствия. Оставшийся без руки и истекающий кровью Силти не увидел проблеска милосердия в жутких серебристых глазах Призрачного Паука. Когда он смотрел, его собственные глаза слегка расширились от ужаса, а затем Найс дважды ударил его, одним ударом рассекая ему живот, а вторым отделяя голову от плеч за мгновение до того, как его убил первый удар.

Отвернувшись от искалеченных останков своего кузена, Найс обвёл комнату взглядом в последний раз. Он видел Синнию, Селиддона и ясновидца, беспомощно и жалко сжимавшихся под столом. Мгновение он рассматривал их, а затем новый залп сюрикен-огня ударил в его броню из укрытия Стражей на другой стороне комнаты. Не торопясь, без видимой поспешности, Найс развернулся и пошёл к ним. Один из них попытался убежать, другой был готов сражаться, а двое в ужасе просто опустили своё оружие и стояли, словно приросли к полу. Призрачный Паук нарезал их на куски одного за другим, а затем просто развернулся и вышел из зала, пройдя мимо связанного ясновидца, как будто его и не было.

Эпилог: Пророчество

КОГДА ЛИКОСИДАЙ исчез за разрушенными дверями, Синния повернулась к Селиддону и улыбнулась. Эта улыбка содержала в себе смесь эмоций. Она вздохнула с облегчением, что ужасный Призрачный Паук оставил её в живых, а также она была счастлива. В её улыбке явно светилась бурная радость.