Можно считать и вымыслом, но существует легенда, будто Екатерина Великая, женщина без предрассудков и умевшая ценить мужскую красоту, заказала фарфоровую модель орудия прославленного Потемкина. Будто бы именно эта модель находится под большим секретом в Эрмитаже. Проверке факт не поддается, но изготовление подобных игрушек в развратном осьмнадцатом столетии было делом само собой разумеющимся. Годмише широко практиковались: достаточно перелистать сочинения маркиза де Сада, издающиеся ныне массовыми тиражами для бывших советских читателей.

Завязка рассказа Ремизова заключена в том, что Андрей Иванович Сомов — хранитель, как мы помним, Эрмитажа — по просьбе сына принес футляр с курьезным предметом в квартиру на Екатерингофском, где был устроен показ для избранного круга. Собрались, как бы за чаем, с женами, у кого были: Бенуа, Добужинские, Розановы, Нувель, Кузмин (Ремизов и Дягилева называет, в чем мы усомнимся, по недружбе его с Сомовым), еще три-четыре человека.

Дам оставили беседующих за чаем с Анной Андреевной, а кавалеры перешли в кабинет. Предмет осмотрели во всех подробностях, запаковали вновь в бумагу, вату, обмотали шелками и уложили в ларец. Тут Ремизов и высказался: это, мол, так, бездыханный предмет, а я знаю живое нечто, по размерам не уступающее. Все заинтересовались, стали просить познакомить. Оказалось, есть такой долговязый парень, кое-где уже печатавший юмористические стишки. Не лишенный таланта, но никому не известный. Ремизов знал его через приятеля, газетного репортера А. И. Котылева, у которого Петруша снимал комнату. А фамилия его была, как ни удивительно — Потемкин.

Рекомендация сильно ему помогла. Нувель немедленно вышел на юношу, завел его к Сомову, там был и Кузмин… «Петрушу, — пишет Ремизов, — пичкали пирожками и играли с его живым потемкинским — три часа». С тех пор Петр Петрович Потемкин, один из главных авторов популярного юмористического журнала «Сатирикон», пошел в гору. И людям удовольствие, и молодому дарованию польза. Как квартирохозяин Котылев говорил: «Что ж, стесняться нечего: ну, поиграют-поиграют и бросят. Так оно и вышло, я этих господ знаю, а ему какая убыль — слава Богу, на всех хватит!»

… Направляясь от сомовского дома по Екатерининскому каналу к Аларчину мосту, видишь на переднем плане истончающиеся кверху купола Исидоровской церкви, а за крышами домов самые кончики золоченых маковок и кусочек шпиля колокольни Никольского собора, что в целом имеет оттенок восточной пряности и затейливости, намек на Византию, то есть, опять ассоциативный отзвук: Сан-Марко, Венеция.

Никольский собор (1753–1762, арх. С. И. Чевакинский) — к нашей теме, казалось бы, совсем не относится. Разве что бирюзовый цвет елизаветинского барокко. Но как знать, может, слышались здесь горячие молитвы, жгучие слезы катились по щекам. Конечно, не у всякого: Сомов, например, был убежденным атеистом, Кузмин — скорее мистиком, нежели православным. С так называемыми религиозными предрассудками следовало бы, однако, определиться.

Мужеложников в старину называли «содомитами», и «содомским грехом» называли это самое наши предки. Что же Библия говорит о Содоме? «Жители же Содомские были злы и грешны перед Господом» (Быт. 13. 13) Ничего более. Что здесь собственно связано с нашей темой?

В Книге Бытия повествуется о двух ангелах, явившихся в мужском образе к праведному Лоту и укрывшихся у него в доме, когда «городские жители, Содомляне, от молодого до старого, весь народ со всех концов города, окружили дом», и объявили Лоту, что хотят «познать» этих мужей. Лот предложил им взамен двух дочерей-девственниц, но они сказали Лоту: «теперь мы хуже поступим с тобою, нежели с ними» (Быт. 19. 4–9)

Нам, людям простым и невежественным в отношении богословия, это так понятно, без всяких извращений: собралась обозленная, встревоженная толпа, нутром чующая опасность. Горланят, хорохорятся, задирают. Заводилы орут: «Да е… мы вас всех в ж…» Что тут доказывать. Очевидная вещь — в данном случае речь идет отнюдь не о практическом мужеложестве. Наверное, содомляне совершили куда более тяжкий грех: хулу на Господа. И получили по заслугам: дождь из огня и серы, обрушившийся на город. Нигде в Писании не говорится, что влечение к своему полу было свойственно исключительно жителям Содома и Гоморры, и что именно этот грех был причиной гибели городов.

Ну да, говорит Левит: «Не ложись с мужчиною, как с женщиною, это мерзость» (Лев. 18. 22). Здесь неуместно уточнять, что обычно с мужчиной ложатся именно, как с мужчиной. Но что еще именовалось мерзостью в библейские времена? Поедать зайцев, верблюдов и тушканчиков. Напротив того, рекомендовалось есть саранчу и каких-то насекомых, именуемых солам, харгол и хагаб. Карались смертью любые виды гаданий. То есть, бабушка, раскладывающая пасьянс, совершает столь же страшный грех, как внучек, трогающий приятелю письку.

Когда-то, может, так и нужно было судить, но сейчас в это трудно поверить. Нам остается уповать на милость Того, Кто сказал Аврааму, что пощадит город сей, если в нем есть хотя бы десять праведных (Быт. 18. 32)

Мы думаем, что просто невозможно выполнять абсолютно все мелочные и исторически детерминированные предписания священных еврейских книг. Тогда как на самом деле, о чем говорил Спаситель: надо не красть, не лгать, не убивать, не прелюбодействовать, почитать Бога и родителей. «Не все вмещают слово сие, но кому дано… Кто может вместить, да вместит» (Мф. 19. 11)

Мы ни в коем случае не претендуем писать богословский или моральный трактат, но полагаем, что вправе иметь свое мнение на этот счет. Сексуальная ориентация — это не совсем то, что сексуальная практика. И нас, собственно, занимает ориентация, а как они занимались этим практически, занимались ли вообще и с какой интенсивностью — для любителей этого существует специальная литература.

Квартал напротив «Николы Морского» в конце XVIII века принадлежал зодчему и масону Василию Баженову, известному загадочной близостью с императором Павлом I (нет, только не это; годится любое другое объяснение, но не то, что на уме у читателя). Угловой дом по нынешней улице Глинки, 15 был куплен в 1799 году метрдотелем императрицы Марии Федоровны Луи Бенуа, женатым на дочери медника Гроппе, и по наследству перешел к сыну, Николаю Леонтьевичу, придворному архитектору Николая I.

Младший сын архитектора — уже знакомый нам Александр Бенуа. В этом доме и рождался «Мир искусства», о предыстории которого было уже сказано. Ввиду отсутствия каких-либо признаков «голубизны» у Александра Бенуа, упоминать о других его адресах не имеет смысла.

Впрочем, в Петербурге существовал термин «bleu Benois» («голубой Бенуа»), в начале нынешнего века применявшийся к оклейке стен темно-синими обоями, что чудно гармонировало с мебелью красного дерева. Так впервые была отделана столовая в доме Николая Леонтьевича — еще одно свидетельство глубокого влияния, оказанного родом Бенуа на русскую культуру.

Тесть Николая Леонтьевича — тоже архитектор, сын придворного капельмейстера, А. К. Кавос, построивший театры в Москве и Петербурге. Итальянская, французская и немецкая кровь, наклонности к музыке, рисованию, гастрономии, архитектуре, литературе — все замечательно в жителях этого дома, сохранившего типичный облик эпохи классицизма, с уютной каменной лестницей на полуарках, коридорчиком с кессонированным сводом, коваными балконами. Но особенно милы замковые камни над окнами, где «горгоны», похожие на злобного старца, чередуются с лицом улыбающегося приветливого юноши в замысловатом колпаке.

Отсюда рукой подать до Мариинского театра. Что тут сказать? Разумеется, все герои нашей книги бывали здесь бесчисленное множество раз, и здесь проходили счастливые часы их жизни. Вольно или невольно, они играют всю жизнь, и театр — место, как бы самой судьбой для них предназначенное. Вероятно, многие, кто связан с театром профессионально, были таковы, но и те, для кого театр — любовь, а не работа, — куда же, как не сюда?

Глава 6

Театральная площадь

Падающие архитекторы Большого театра. — Любовь мужа А. И. Истоминой к бриллиантам. — «Зеленая лампа». — Что осталось от богатств В. А. Всеволожского. — Яков Толстой, агент III Отделения. — Занавес Мариинского театра. — «Черубина де Габриак». — Премьеры в Мариинском 1890 года: «Пиковая дама» и «Спящая красавица». — «Павильон Армиды». — Жизнь В. Ф. Нижинского. — Репетиции в зале Екатерининского собрания. — Скандал с «Жизелью». — С. П. Дягилев, как пионер фандрейзинга. — Барон Шарлю из романа М. Пруста, покупатель фарфора К. А. Сомова. — Нижинский и Роден. — Саша Маврин, Леня Мясин, Серж Лифарь и Борис Кохно. — Смерть в Венеции