– Келли, ты самая лучшая подруга! Я люблю тебя!

Но мои глаза нашли вышибалу Вэйда, который тащил Рэнди. В тысячный раз я пожалела, что не сообщила о том, что случилось.

Я не знала, почему не сделала это.

Я практически не встречалась с Рэнди прошлой весной, после того как мы с Диланом поругались. Это была глупая ссора. Я была пьяна, а он мучительно переживал ту опасность, в которой находился. Я сказала то, о чем теперь жалею. То, что я боялась, что мы не сможем быть вместе, что расстояние и опасность разрушат нас. Ну, то есть мы долго не видели друг друга. Долгое время. И столько всего случилось.

Глаза Дилана похолодели без предупреждения. Я даже не могла описать то, что сделал со мной его взгляд без слез. Это был взгляд невероятной печали, и еще хуже, презрения и отвращения. Он прервал связь по Skype без единого слова. Без предупреждения, без слов, ничего.

Я пыталась ему перезвонить, но не было ответа.

На следующий день я попробовала еще раз. Его аккаунт в Skype был удален. Был еще аккаунт на Facebook. Он удалил меня из друзей... он удалил меня отовсюду. Он не отвечал на мои электронные письма или обычные письма, и до этой недели он словно… исчез с лица земли.

После месяца опустошения, Келли начала призывать меня ходить на свидания. Я старалась. Правда старалась. Я пошла на свидание с Рэнди. Однажды ночью мы с Рэнди слишком сильно напились. И каким-то образом я очутилась в его комнате, и мы стали целоваться. Я не была готова. Но следующее, что я знала, Рэнди толкнул меня на кровать и сорвал с меня рубашку. Я пыталась оттолкнуть его, но едва ли могла пошевелиться.

Я закричала, и было просто удачей, что вернулись соседи в нужный момент. Они оттащили его от меня, а я плакала и спотыкалась.

Этого бы никогда не случилось, если бы Дилан не порвал со мной так внезапно.

Этого никогда не случилось, если бы я не пила так много.

– Ты в порядке? – спрашивает Келли.

Я смотрю на нее и киваю.

– Я просто думала о Дилане и... и обо всем.

– Вот дерьмо, – говорит Келли. – Ты все еще по уши влюблена в него, не так ли?

– Нет, – говорю я, в то же время кивая.

Келли усмехается.

– Попробуем еще раз.

– Черт, Келли. Я все еще люблю его.

– Ты знаешь, что он полный мудак, раз бросил тебя подобным образом.

– Я знаю.

– Он не дал тебе шанса объясниться. Это было глупо. Он позволил своей глупой мужской гордости убить лучшее, что у него когда-либо было.

Я киваю. Это не помогает. Совсем. Ничуточки.

– Ты собираешься попытаться вернуть его?

– Нет, – говорю я.

– Я не верю тебе. Ты лжешь мне, Алекс.

– Нет. Ни в коем случае. Он все испортил, Келли. Он разбил мне сердце. Я не хочу возвращаться к этому. Ни в коем случае.

– Конечно, Алекс. Как знаешь.

Она возвращается к своему напитку, а я смотрю в зеркало, висящее над баром. Лгала ли я ей? Лгала ли я себе?

Я не знаю ответа.

Глава 4

И не говори, морпех

(Дилан)

Утро понедельника. Восемь часов. Время моей пытки в Администрации Ветеранов.

Сперва, когда меня ранили, они эвакуировали меня в госпиталь Баграма, дыру за хрупкими стенами, заставленную контейнерами для кораблей и временными удобствами. Я мельком увидел его из-за дверей госпиталя, оставаясь каким-то чудом в сознании. Я помню, как видел госпиталь, пролетающий подо мной, и понял, что, возможно, попаду домой.

Я помню, что меня привезли в отделение скорой помощи, и ничего больше после этого до того момента, как я проснулся в Германии. Там доктора сказали мне, что существовал значительный риск того, что я потеряю ногу: повреждение мышц и глубоких тканей было чудовищным. Я провел почти тридцать дней в Германии, затем меня отправили в Вашингтон до тех пор, пока меня не уволили из армии в середине мая. Они спасли мне ногу, но в тот момент я все еще был в инвалидном кресле.

В Уолтер Рид я встретил представителя Колумбийского Университета, который посоветовал мне подать заявление. Я сомневался. Сильно сомневался. Я не думал, что смогу успешно учиться в колледже, а уж тем более в самом престижном колледже Колумбии.

Но моя мама заставила меня сделать это. Она заставила меня встать из инвалидного кресла, пройти курс физиотерапии, сделать все, что говорили врачи и еще больше. Она работала с парнем из Колумбии, который расчистил мне путь, включая тот факт, что я давным-давно пропустил последний срок сдачи. И вот я здесь.

Посмотрите, я смог. Я довольно-таки счастливый парень. Робертс кормит червей на кладбище в Бирмингеме в штате Алабама. Я встретился с его семьей в августе. Я наконец-то полностью встал из инвалидного кресла, и отправился туда выпить пива с его отцом, обнять его мать и поплакать. Иногда я хочу, чтобы выжил именно он. Все это было делом случая. Почему его убили, а меня оставили живым? Я не знаю.

Оборотная сторона счастливчика – иногда я не тот парень, каким был. Я хочу нарисовать картинку у вас в голове. Просто представьте мозг: большой серый блок, соединенный с твоим телом при помощи ствола головного мозга и позвоночника, плавающий и окруженный жидкостью и защищенный моим большим толстым черепом. Теперь возьмите кувалду и ударьте по нему, сильно.

Именно это и случилось. Если быть честным с самим собой, это было трудно принять. Возможно, я и не самый лучший студент в мире, но я довольно-таки умный. Был когда-то, по крайней мере. Сейчас…у меня проблемы. Иногда у меня проблемы с памятью. Например, я не помню, где я должен быть, или какой сегодня день, или как складывать и вычитать. Становится хуже, когда я устаю, я забываю слова. Я могу говорить о шторме, а затем внезапно забыть такие простые слова, как голубой, или небо, или мое собственное имя. Оно будет вертеться где-то здесь, на кончике моего языка, но я просто не смогу воспроизвести его.

Тем не менее, когда меня приняли в Колумбийский Университет, Союз Ветеранов Атланты договорился о продолжении курса моей терапии здесь, в Нью-Йорке. Три раза в неделю я отправлялся в Совет Ветеранов на 23-ей Ист Стрит, где меня ощупывали, кололи, растягивали и теребили.

– Доброе утро, – говорю я, когда меня вызывают, и медленно, без трости, иду в кабинет Джерри Вайнштейна.

Джерри – крупный парень. Монстр. Морской пехотинец лет сорока, который потерял ногу в 2004 году. У него полное отсутствие симпатии к ерунде, которую я несу. Ах да, еще он любит причинять мне боль.

– Что стряслось, Пэриш? Почему ты такой бодрый? Всего лишь утро понедельника.

Я смотрю на него, стараясь сохранить серьезное выражение лица.

– Не могу представить другого места, где бы я хотел провести утро понедельника, кроме компании никому не нужного морпеха с фетишем к жестокости.

Он хохочет.

– Ты получишь дополнительную работу за это, новобранец.

– И не говори, морпех.

Усмехаясь, он спрашивает:

– Хорошо, как нога?

– Лучше. Эти несколько дней я ходил без трости, но брал ее с собой на всякий случай. Все еще двигаюсь медленно.

– А как голова? – спрашивает он, постукивая себя по голове.

Я пожимаю плечами.

– Терпимо, особенно с математикой. Раньше с математикой у меня было все хорошо.

– Хм, – бормочет он кивая. – Чувствительность к свету?

– Да, всегда.

– Голова болит?

– Могло бы быть лучше, я не уверен.

– Хорошо. Ты принес снимок компьютерной томографии?

Я думаю об этом. Затем качаю головой.

– Я не знаю. Это было в Атланте. Три недели назад? Месяц назад?

Он медленно кивает, затем говорит:

– Ладно, пора сделать другой. Я направлю тебя к врачу на обследование головы на следующей неделе. Давай посмотрим, что с ногой.

Он сделал осмотр моей правой ноги. Было больно. Мышцы моего бедра и икр были крайне слабы: можно увидеть, что моя правая нога худее, чем левая.

– Ты делаешь успехи, – говорит он. – Я думаю пора вернуться к пробежкам.