— Я не буду марать свои руки в её крови.

— Ты так боишься Дмитрия Ивашкова, или надеешься на то, что Хостинга убью я? — Александр выжидающе приподнял бровь.

— Ты должен её убить, кто угодно, но только не я!

— Почему? — сузив глаза в змеиные щелочки, допрашивал Радов. — Всё из-за этого пророчества? Да?

— Да! Ты сам знаешь, что Ибсен никогда не ошибается!

— Знаю! — взревел Король. — Если ты это признаешь, то объясни мне тогда, почему мы все это делаем? Если Ибсен никогда не ошибается, на кой чёрт, мы пытаемся избавиться от Ивашковой? Если Провидица права, то Кристина Ивашкова станет Истинной Королевой, и все мы потеряем власть, все мы станем…

— Никем, — закончил за Радова его собеседник. — Именно поэтому мы пытаемся убить её, Саша. Всё это строилось долгими веками, никто, никакая новоявленная Принцесса не должна это разрушить. Я не прикоснусь к ней, убей ее, как захочешь, но до коронации я хочу увидеть тело этой девчонки в гробу.

— Что было в том пророчестве? Почему ты так боишься убить её?

— Смерть.

— Что?

— Смерть. Ты же знаешь, что хост династии Ивашковых особенный. И не только для носителя, смерть Кристины от моей руки принесет смерть не только ей, но и мне…

***

Стук в двери прервал размышления Короля Управляющей династии, позволив сыну войти, он сел на стул и, сложив руки, подпер ими подбородок.

— Повлияй на это, отец! — с порога воскликнул Артем, резко жестикулируя руками.

— На что на это? — удивился Александр.

— От Вьюжиной младшей ничего не слышно вот уже три месяца! — Артём никогда бы не просил о такой просьбе у отца, никогда! Но только не на этот раз. Его девочка всегда была рядом, он знал каждый её шаг, даже когда жил в Швеции.

Но три месяца назад она уехала и не давала о себе знать. Такое поведение было вполне в её духе, но причину он узнал совсем недавно от Антона Вьюжина. Как оказалось Королева Вьюжина, решила отдать свою дочь замуж, за отпрыска династии Покровских.

Артём готов признать себя полнейшим эгоистом и последней сволочью, учитывая его ситуацию с Евой Лужиной, но он не готов видеть свою Мирославу с кем-то другим.

Судя по всему, как и она не готова видеть себя с кем-то, кроме Артёма.

— Мне-то что с того? Я бы от твоей дрянной девчонки вообще ничего не слышал, — Александр не был заинтересован в разговоре, если бы он мог решать, то Мирослава Вьюжина вообще бы забыла дорогу к Королевскому Двору. Если бы он только мог, но сделка, которую он заключил с сыном, не позволяла ему даже нехорошо покоситься на девчонку.

— Поговори с её матерью, — настаивал на своем Радов-младший. Он-то уже обыскался везде, где только мог и был уверен в том, что если Слава узнает, что мать отменила помолвку, то вернется и… Да, глупей, чем сейчас, он не чувствовал себя никогда.

— Уйди, Артём, — махнув рукой в сторону сына, произнес Король. — Мне сейчас не до тебя и до твоих выдуманных проблем.

— Отец!

— Уходи.

Артём захлопнул за собой дверь и, опустив голову вниз, побрел по тёмному коридору.

***

Кристина, засунув руки в карманы растянутых штанов, скользила по паркету и подпевала какой-то попсовой певичке, разглагольствующей о любви.

— Тише! — кричала Мира из соседней комнаты, на что Тина ещё больше стала фальшивить. — О Боже, я надеюсь, что ты умираешь, и это твои предсмертные конвульсии.

— О, да, детка! — в общем-то, так и проходил практически каждый вечер подруг. В мелких ссорах, просмотрах кино, редкой охоте и доставанием друг друга. Но самым любимым их занятием было мучить Диму, бедный парень сбегал из дому при каждом удобном случае.

Ивашкова зашла в маленькую комнатку Миры, которую любезно предоставил Виктор, крестный Тины. За три месяца проведенных у Ивашковой Мирослава обустроила комнату под свой вкус. Строгие серо-черные цвета превратились в теплые пастельные, пустые книжные полки заполнились классической литературой, на стенах навешаны старые постеры кинематографа времен Мэрилин Монро.

— Что это? — махнув подбородком в сторону книги, лежавшей на коленях Миры, спросила Тина.

Девушка, подняв книжку на уровень своих глаз, пролистала её и, демонстрируя от корешка и каптала до форзаца, стала рассказывать Тине, растягивая слова как для трехлетнего ребенка:

— Это, Кристина, источник знаний человечества, своеобразная магия, запечатленная на страницах, иногда с помощью этой волшебной бумажной штучки люди умнеют. Не все, конечно…

— Мир? — перебила Вьюжину Тина, пока ту совсем не понесло.

— А?

— Скажи, как тебя люди терпят-то вообще?

На это Мирослава только загадочно улыбнулась. Перелистывая страницы, она углубилась в чтение, потом подняв свои яркие голубовато-синие глаза, посмотрела на подругу и сказала:

— «Жизнь взаймы» Ремарка.

— Никогда не встречала человека читавшего больше книг, чем ты, — произнесла Кристина, поглядывая на библиотеку блондинки.

— Я выросла среди книг, они были моими друзьями и спутниками. Благодаря им я стала верить в то, что магия бывает не только губительной, — она захлопнула книгу и бережно отложила её в сторону. — Для меня книги дороже людей. Хотя, что такое книги, как не мысли людей?

Кристина молчала. Всегда когда Вьюжину тянуло на философию, Кристина молчала. Мира была комочком ран, которые все никак не заживали; призраком былых времен; времен, которые были самыми лучшими в её жизни. Всегда так: ты живешь, кажется, что всё так обыденно или как и должно быть, а потом однажды твой мир рушится, и та жизнь, которая была до катастрофы, начинает казаться тебе совершенно идеальной, и ты начинаешь жалеть, что не ценил и не наслаждался ею сполна.

— Чего ты замолчала? — спросила Мира, наблюдая за стеклянным взглядом Тины.

— Задумалась… — улыбнувшись, пояснила она.

— Вау, значит, в твоей голове живут мысли.

— Мира, я могу выставить тебя за порог, — смеясь, пригрозила девушка.

— Как так? Я же такая прелесть, — удивилась Мира, вставая с кресла и подходя к книжной полке. Проводя своим пальчиком по корешкам книг, она остановилась, достав то, что искала, Мира протянула её Тине. — Держи. Начни развиваться.

Кристина, закатив глаза, взяла книгу и посмотрела название.

— «Мы»? — антиутопию Замятина Тина прочитала лет шесть назад и осталась от неё в изумлении. Изумление — это было крайне двойственно. Знаете, как бывает, ты прочитал книгу, и она тебя убила, прямиком выстрелом в сердце или в висок, зависит от жанра. Романтика — сердце, что-то посерьезней — в голову. Твой мир перевернулся, ты не знаешь, как жить, а все потому, что тебя изменила книга. Да, книги они такие…