Торжество закончилось. Все стали расходиться. Настроение было приподнятое, но не столько от сухого вина, что нам подливали (к рыбе — белое, к мясу — пурпурное), сколько от общей торжественной обстановки, не фальшивых, а верных слов и мыслей, высказанных на встрече. Все постепенно двигались к выходу. Вдруг ко мне подходит молодой человек и говорит: «Валентин Иванович, вас просят задержаться в проходном зале. Не спускайтесь вниз». Я вышел из зала приема и увидел одиноко стоящего недавно назначенного на должность командующего 6-й армией генерал-майора Бахметьева.

— Что вы в такой вечер скучаете?

— Да нет. Мне сказали задержаться.

— Мне — тоже.

К нам подошел командир 30-го армейского корпуса. Публика уже почти растаяла, и нас пригласили в соседний очень нарядный, но небольшой зал. Там стояли небольшие столы, за которыми располагались по 4–6 человек. Кое-где к стенам прислонились диванчики и кресла. Ближе к центру стоял роскошный белый рояль. В стены были вмонтированы разные украшения. Особо блистательно в прямом смысле слова выглядели пол из чудесного паркета, а также люстры и канделябры. Убранство зала дополняли букеты цветов. Нас втроем посадили к столу, за которым уже сидел неизвестный мне, но хорошо знакомый моим коллегам мужчина средних лет. Они тепло пожали друг другу руки. Он, не спрашивая, налил напиток в небольшие игрушечные рюмочки. На столе — фрукты, шоколад. За нашим столом было еще два свободных стула. Я осмотрелся. Все тихо, вполголоса разговаривали, мои соседи по столу — тоже, но я их не слушал, а с интересом рассматривал все вокруг. Среди гражданских почти никаких знакомых лиц. Руководство округа — за одним столом с руководством области и города. Всего в зале было не более 30 человек. Мягкий, слегка приглушенный свет создавал теплую, чуть ли не семейную атмосферу. Я тоже включился в разговор. Оказывается, за нашим столом был первый заместитель председателя Ленсовета. Он с увлечением рассказывал о перспективах развития Ленинграда. Потом вдруг его лицо засияло улыбкой и он тихо сказал: «А вот и концерт. У нее чудесный голос».

В этот момент совершенно незаметно появилась миловидная, небольшого роста, вся в розовом молодая женщина, встала посреди зала ближе к роялю. Ничего не объявляя, начала петь. Это были романсы — наши, русские, народные. Ее бархатный голос проникал в самые потаенные глубины души. Она начала петь третий романс, когда к нашему столу подсел среднего роста крепкий мужчина с очень привлекательным лицом и ярко-голубыми глазами:

— Мы решили попросить вас, Валентин Иванович, вручить певице от всех присутствующих цветы.

И здесь же появились розы. Естественно, я с удовольствием выполнил эту миссию. Когда я произнес слова благодарности за радость, которую она несет людям, и подал цветы, она прижала их к себе и всем низко поклонилась. Так красиво смотрелись на мягком розовом фоне ее платья темные розы. Дальше она продолжала петь уже с цветами. А «голубые глаза» продолжали сидеть за нашим столом и улыбаться. Мы познакомились поближе. Моим новым открытием стал второй секретарь Ленинградского обкома КПСС Григорий Васильевич Романов. Оказалось, что он тоже участник войны. В последние годы окончил Ленинградский кораблестроительный институт. Тот самый институт, куда я мечтал попасть после средней школы. Такие вот интересные параллели. Во время службы в ЛенВО мне довелось с Романовым встречаться многократно. И каждый раз он чем-то корпусу помогал. А позже нас судьба свела уже при других обстоятельствах.

Вернувшись в Архангельск, выслушал в шумливо-ворчливом тоне упреки Попова: «Что-то командир корпуса отбивается от своих земель. На праздники — в Ленинград, а не с нами. В этот раз простим, поскольку мы тоже выходцы из Ленинграда, но впредь просим быть только с нами». И вдруг перешел на другую тему:

— Слушай, Валентин Иванович, — когда он бывал особо хорошо расположен, то обычно переходил на «ты», — у нас на весь Архангельск есть только два ЗИМа. Один у командира корпуса, а второй — у попа. Поэтому и обком, и горком, и облисполком, и горисполком, да и вообще вся общественность города, когда едет ЗИМ, вечно гадают: то ли это поп и надо снять шапку, встать на колени и перекреститься, или же это командир корпуса и всем надо вытянуться по стойке «смирно» и молодцевато отдавать честь, пожирая начальство глазами. А так как церковь-то находится рядом со штабом корпуса, вы оба ездите по одним маршрутам, то каждый день люди теряются в догадках. Что-то надо делать.

— Борис Вениаминович, да я готов хоть сегодня его сдать, если будет вместо него приличная «Волга». ЗИМ вечно ломается.

— Так за чем остановка? Согласуйте со своим начальством. Если оно не против, то можно сдать свой ЗИМ в наш гараж и получить хорошую «Волгу» из группы гостевых. Мы ЗИМ отправим в Москву, а там его обменяют на новую «Волгу».

На том и порешили. Через генерала Белецкого я договорился с автослужбой округа, они прислали по этому поводу официальную телеграмму, и мы провели обмен. Все были довольны. Но больше всех я, водитель и адъютант. С этим ЗИМом действительно было много мороки. И Попов понимал, что я испытываю двойное неудобство: во-первых, никто из руководства области машин такого класса не имеет, и, во-вторых, дряхлый ЗИМ всегда может задохнуться, и тогда его надо вместе с генералом доставлять на буксире в штаб.

Позвонил в Вологду Дрыгину — тот тоже ворчит: «Всё вас в Ленинград тянет. Конечно, город хороший. Я сам был много лет секретарем Ленинградского обкома по сельскому хозяйству. Но имейте в виду: к нам скоро приезжает Алексей Николаевич Косыгин на неделю — будет вручать области орден Ленина, а перед этим объедет трудовые коллективы. Только на Череповецкий комбинат отведен весь день. Так что планируйте быть все это время с нами.

У меня навечно осталась в памяти эта встреча с удивительным и редкостным человеком. На мой взгляд, у нас в стране после Ленина и Сталина более сильного государственника, чем Алексей Николаевич Косыгин, не было. В период Хрущева ему, конечно, пришлось немало пережить и испытать на постах руководителя Министерства товаров широкого потребления, затем первого заместителя, а потом и — председателя Госплана СССР. Шестнадцать лет быть председателем Правительства (с 1964 по 1980 гг.), да еще такой страны — это подвиг. Умело проводя линию по нейтрализации или максимальному снижению негативных последствий от вредных течений и позиции лиц, формировавших у генсека неправильные представления по экономическим проблемам, Алексей Николаевич всячески старался объяснить, какими должны быть условия, необходимые для развития объективных законов социализма. И не его вина в том, что во второй половине 70-х темпы роста нашего народного хозяйства стали снижаться. Он знал пути выхода из надвигающегося застоя, предлагал конкретные меры, однако интриганы, сколотившие вокруг доверчивого Л. И. Брежнева непробиваемое кольцо, не позволили ему осуществить свои планы. Это по существу и являлось причиной некоторых теневых моментов в экономике. Но это еще не было даже началом постепенного развала. Однако государственный организм уже был болен, особенно его экономика. Болезнь прогрессировала и была объективно признана де-факто и де-юре во времена Хрущева. Она протекала подспудно. Но даже в этой форме обычные таблетки, массажи, инъекции, капельницы уже не могли помочь — нужен был скальпель. Но Косыгину просто-напросто решать проблемы с помощью Брежнева не дали, а Брежнева кое-кто отговаривал от радикальных шагов. Когда же не стало ни Косыгина, ни Брежнева, ни тем более Андропова, а наверху воцарил Горбачев, болезнь стала быстро прогрессировать.

Об этом еще будет подробный разговор, а сейчас вернемся в Вологду.

Визит А. Н. Косыгина произвел сильнейшее впечатление. Само торжество с вручением ордена и посвященный этому событию прием запланировали на последний день пребывания. А перед этим — многочисленные встречи в коллективах. В отличие от других руководителей, Алексей Николаевич проводил их по-деловому, без парадов и пышных рапортов о достижениях. Разбиралось состояние дел, как оно есть, и на месте принимались решения: об оказании помощи государством (к чему, конечно, каждый раз стремилось областное руководство), о подключении резервов области, о которых Косыгин был прекрасно осведомлен, чем часто и ставил местных руководителей в неловкое положение, или же, наконец, о переустройстве производства с целью обеспечения его рентабельности. Во время встреч А. Н. Косыгин убеждал руководителей предприятий в целесообразности организации производства побочной продукции, которая со временем могла бы стать основной. «Что касается Госплана, то мы все вопросы согласуем», — успокаивал Косыгин тех, кто кивал на центр, что, мол, там это не позволят.