Вошедшие в дом колхозники тоже садятся и смотрят на Ваню.

Вся эта сцена производит такое впечатление, будто друзья собрались у постели больного.

В окна просовываются головы любопытных.

— Ну и артист! Как всё натурально представляет! — шепчет кто-то в тишине.

— Смотрите, даже не шелохнется! — говорит другой уже громче.

— Что там случилось? Почему молчат? — спрашивает кто-то, кому не удаётся пробиться к окну.

— Держись, Ваня! Спи! Не то худо будет! — ободряюще кричит со двора какой-то парень.

Смех на улице.

Свет из первой комнаты освещает стену возле кровати, на которой висит портрет солдата с орденом Славы и множеством медалей на груди. Это фотография отца Вани.

Коротеев хмуро глядит на портрет, потом поворачивается к Бровкиной:

— Жаль мне, Евдокия, что у такого отца такой сын уродился…

Ваня, незаметно скосив глаза на портрет отца, тяжело вздыхает.

— Ничего не поделаешь, Тимофей Кондратьевич, гримасы природы! — ехидно добавляет Самохвалов.

Хохот за окном.

Коротеев поморщился.

— Ну вот что, Иван, — говорит он вставая. — Это моё последнее предупреждение. Иначе поставим вопрос на правлении колхоза и вышвырнем тебя, как сорную траву. Понял? — грозно спрашивает он.

Ваня, слегка открыв глаза, наивно отвечает:

— Понял, Тимофей Кондратьевич.

Громкий хохот собравшихся за окном.

Коротеев быстро выходит из дома Бровкиных, за ним — Самохвалов.

За Самохваловым устремляется встревоженная Евдокия Макаровна.

— Что же это такое получается, Тимофей Кондратьевич? — сердито говорит Самохвалов. — В ваших руках вещественные доказательства. Забор сломан.

— Да он же мальчик, — старается оправдать сына Евдокия Макаровна.

— Хорош мальчик! — нарочито громко кричит Самохвалов. — Эдак он и до амбаров доберётся.

Бровкина, вдруг рассвирепев, набрасывается на Самохвалова:

— А ты кто такой? Кто ты такой, я тебя опрашиваю? Кто дал тебе право так говорить о моём сыне?

— Успокойся, Макаровна, — обращается к ней Коротеев. — Я ведь только хотел узнать, зачем он у меня забор свалил…

— Не затем, чтобы гусей у тебя воровать, Тимофей Кондратьевич, не затем, ты это хорошо знаешь, — уже не без ехидства говорит Бровкина.

— А зачем, я вас спрашиваю? — снова вмешивается Самохвалов.

— А какое твоё дело? — опять набрасывается на него Евдокия Макаровна. — Прощалыга ты этакий! Кто ты такой? Кто тебя звал в мой дом?

Коротеев удерживает разбушевавшуюся Бровкину. Поворачивается к присутствующим:

— Да помогите же вы!

Женщины обступают Евдокию Макаровну, всячески стараясь успокоить её.

Полдень. На пригорке у края большого колхозного огорода лежит Ваня с пастушечьим кнутом в руке и насвистывает свою любимую мелодию.

Внизу, у реки, стадо колхозных свиней. Некоторые из них вошли в воду, спасаясь от жары, другие роют рылом землю на берегу.

Ваня поднимает голову, садится и, окинув взглядом своё стадо, продолжает насвистывать мелодию.

Вдруг до него доносятся звонкие девичьи голоса и стук колёс.

Ваня поворачивает голову и видит несколько приближающихся к нему телег, на которых сидят колхозные девушки с мотыгами и граблями.

На одной из телег — Любаша. Она слышит, как девушки издеваются над Ваней.

Они говорят нарочито громко, чтобы Любаша всё слышала.

— Слыхали, до чего Ваня докатился?

— А что с ним случилось? — громко спрашивает девушка с капризными губами, подталкивая в бок подругу.

— Его «выдвинули»… свиней пасти.

— Не может быть! — хохочет третья девушка, показывая глазами подруге на молчаливо сидящую Любашу.

— Я утром сама видела, как он свиней выгонял. От меня хотел спрятаться, а не вышло, — ехидно говорит веснушчатая девушка.

Отворачивается и по-прежнему молчит Любаша.

Ваня быстро срывается с места и бежит вниз, к ложбине, боясь, как бы девушки не увидели его пасущим свиней.

Он скрывается в кустах за обрывом.

Девушки останавливают лошадей и бегут вниз к речке. С шумом и гамом они начинают умываться, брызгая водой друг на друга и смеясь.

Ваня сидит, притаившись, в кустах, боясь выдать своё присутствие. Вдруг, к своему ужасу, он замечает, что свиньи вылезли из воды и пошли вверх, в сторону огородов.

— Машка! Машка! — шёпотом зовёт Ваня идущую впереди громадную свинью.

Но свиньи, не обращая на него ни малейшего внимания, скрываются за пригорком.

Ваня выглядывает из своего убежища и хочет бежать за свиньями, но…

…В это время девушки с шумом возвращаются в поле.

Ваня мгновенно снова скрывается в овражке.

Оставшиеся без присмотра свиньи влезают в огород и с жадностью начинают подрывать рылами сочные кочаны капусты.

Постепенно всё стадо оказывается в огороде и беспощадно уничтожает одну грядку за другой.

Лицо Вани перекашивается от ужаса. Схватив кнут, он ползёт по берегу, стараясь остаться не замеченным девушками.

По дороге в машине «Победа» едет Коротеев. За рулём сидит Захар Силыч. Он в морской тельняшке, с голыми руками; грудь широкая. Чувствуется, что это бывший моряк.

Коротеев, увидев в огороде свиней, в ужасе восклицает:

— Что это такое?

Захар Силыч, быстро остановив машину, отвечает:

— Свиньи. Тимофей Кондратьевич. Что же они у вас без присмотра?

Коротеев быстро выскакивает из машины. За ним — Захар Силыч. Оба бросаются в огород и с громким криком начинают выгонять свиней.

По дороге по направлению к огородам идёт Евдокия Макаровна. Она несёт обед для сына.

Из-за пригорка вылезает с кнутом в руках перепуганный Ваня.

— Что ж это ты натворил, бездельник? — гневно спрашивает Коротеев.

— Я, Тимофей Кондратьевич… — бессвязно бормочет Ваня.

— Хорош пастух! — бурчит Захар Силыч.

Взбешённый Коротеев выхватывает из рук Вани кнут и хочет ударить им Ваню, но слышит спокойный голос подошедшей Евдокии Макаровны:

— А ну-ка, ударь! Попробуй, председатель!

Коротеев швыряет кнут на землю и со злостью говорит:

— Лучше уйду от греха, иначе ты меня до тюрьмы доведёшь!

И, повернувшись, быстро идёт к машине. Возле машины он останавливается и обращается к Захару Силычу:

— Захар Силыч, присмотри, пожалуйста, за свиньями, а я сюда кого-нибудь пришлю.

С этими словами Коротеев садится за руль, и машина трогается.

Ваня только сейчас оглядывается и видит, какие разрушительные следы оставили свиньи на огороде.

— Эх, сынок! — слышит он голос матери. — Спал ты, что ли?

— Где там спал! — с горечью говорит Ваня и, взглянув по направлению к реке, откуда слышны голоса приближающихся девушек, со вздохом добавляет: — Девушки во всём виноваты.

— Ну, отдавай концы, Ваня, пока тебя здесь девушки не застукали, — говорит Захар Силыч, поднимая кнут Вани.

Ваня быстро бежит к пригорку, за ним — Евдокия Макаровна.

Захар Силыч, оглядев «вверенное» ему стадо, качает головой.

— До чего моряк дожил!.. — и, помахивая кнутом, гонит свиней к реке. — А ну-ка, братцы, причаливайте к берегу!

Приближающиеся на телегах девушки видят, как Захар Силыч гонит свиней. Удивлению их нет границ.

— Смотрите, девоньки! Что такое? Наш завгар свиней пасёт…

— А ты мне говорила: Ваня…

— Что это вы, Захар Силыч, машину на свинью сменили? — смеясь, спрашивает девушка с капризными губами.

— Разжаловали меня, голубушки мои, — отвечает Захар Силыч.

— А где Ваня?

— Ваня — главный пастух, а я его заместитель.

Девушки хохочут.

По улице быстрыми шагами идёт Евдокия Макаровна; губы её сжаты. Она на что-то решилась. В окно высунулся старый колхозник.