— Да ты как Чапай, — говорит озадаченный Барабанов.
— Чапай — не Чапай, а без тракторов дело не пойдет, — говорит Бровкин.
— Подумаем… — неопределенно отвечает Барабанов.
— Ну, пока вы будете думать, я поболею, — и Бровкин снова ложится в постель.
По посёлку рядом с Ириной идёт Абаев.
— А откуда Бровкин родом? — спрашивает Ирина.
— Из Калининской области, — отвечает Абаев.
— Хороший он парень… очень мне нравится, — говорит Ирина.
У Абаева будто что-то внутри оборвалось, он криво усмехается.
— Да, очень хороший… замечательный парень! — и, задумавшись, добавляет: — Душа парень! — И уже совсем жалобно заключает: — Я его очень люблю… Ирина Николаевна.
— Знаете, Мухтар?
— Что?
— Ничего… — смутилась Ирина.
— Опять ничего… — чуть ли не простонал Абаев.
Размахивая руками, Барабанов ходит из угла в угол.
— Ты что, хочешь у меня всю технику забрать? Откуда я тебе возьму пять сеялок? А что я другим дам?
— Как хотите, это меня не касается, — сидя в постели, говорит Иван. — Я думаю о своей бригаде.
Стук в дверь.
— Войдите! — отзывается Ваня.
Дверь распахивается. На пороге стоят Юрис Скроделе, Бухаров, Верочка и вся седьмая бригада. У Бухарова в руках гармонь.
Смущённый присутствием директора, Юрис тихо спрашивает:
— Ну, как больной? Говорят, у него высокая температура?
— Да, высокая, — с издевкой говорит Барабанов. — Умирает. Входите, прощайтесь с ним!
Входит Юрис, за ним — Бухаров и все остальные. И в маленькой комнате стало совсем тесно.
— Вы зачем пожаловали? Узнали, что Бровкина назначили бригадиром?
— Нет, не узнали, — отвечает Юрис. — Но кого же, если не его?
— Слышишь? — победоносно глядя на Бровкина, подхватывает Барабанов. — А ты ещё артачишься. По-моему, по этому поводу следовало бы выпить, — подмигивает он друзьям Бровкина.
— Это как директор прикажет… — улыбается Бухаров.
— Тебе ещё приказывать надо, иначе не можешь, — смеётся Барабанов, снимая с плеча Бухарова гармонь. Затем он присаживается на край кровати Бровкина и растягивает меха гармони. Под его пальцами рождается новая, ласкающая душу мелодия.
Все присутствующие расселись — кто на стулья, кто на кровать, кто на пол. И Барабанов хриповато, но задушевно запел:
Барабанову тихо подпевает вся седьмая бригада. Он кончил петь, улыбнулся, посмотрел на гармонь и спрашивает:
— Чья?
— Моя, — улыбаясь, отвечает Ваня.
— Хороша! Давно не играл. А ну-ка, бригадир, давай!
И Ваня, устроившись поудобнее в постели, приладил к себе гармонь.
— В молодости у меня это неплохо получалось, — говорит он и начинает петь:
Солнечный день. Степь до самого горизонта. И до самого горизонта идёт пахота.
В кабине трактора, рядом с Бухаровым, — Бровкин.
Крепко сжимая баранку, Бухаров ведёт машину.
Ваня сворачивает цигарку, проводит языком по бумажке, заклеивает её и тычет в рот Бухарову; затем вынимает у него из кармана спички и, зажигая, говорит:
— Сегодня ещё наведаюсь к тебе… — и, соскакивая на ходу с трактора, направляется к мотоциклу, стоящему здесь, у края полосы.
Иван садится на мотоцикл и несётся по степи.
Солнце клонится к закату.
В кабине трактора «ЧТЗ» за рулём — уставший, измученный Абаев. Рядом с ним — Ваня. Абаев, дремля, ударяется лбом о руль. Иван останавливает трактор, оттаскивает от руля спящего Абаева и сам заменяет друга.
Трактор снова заработал.
Абаев свалился в угол кабины; лицом вверх, с полуоткрытым ртом, он спит богатырским сном. Ему не мешают ни гудение трактора, ни толчки.
Ваня, держа руль, глядит на часы, переводит взгляд на Абаева и продолжает вспашку.
Ночь. Горят мощные фары трактора.
В кабине за рулём — Бровкин. У него от усталости слипаются глаза. Он смотрит влево, и мы видим, как рядом с ним, в неудобной позе, раскинув длинные руки и запрокинув назад голову, спит тракторист Юрис Скроделе.
Серый, похожий на жемчуг рассвет в степи.