Дорога была асфальтирована. В одном месте мы въехали во что-то белое, густое и вязкое. Оказывается, здесь вдоль шоссе тянулись армейские продовольственные склады, которые немцы, уходя, сожгли. Сгущенка, а местами и сало растеклись по дороге. У этого белого потопа кое-где стояли наши Иваны и ковыряли эту массу штыками. Мы проехали по ступицу в сгущенном молоке.

Везде лежали спутанные красные и зеленые провода, трупы, остовы сгоревших машин. Всюду — аккуратные указатели, готическим шрифтом были обозначены подходы к расположению различных немецких частей с указанием их номеров и расстояния в километрах. Раньше такие сведения у нас на дорогах отсутствовали секретности ради; потом мы переняли у немцев обычай ставить указатели, но на них писали только «Хозяйство такого-то» (командира части или соединения), и только.

Доехали до развилки на Киркенес и свернули к нему с шоссе. У въезда в город меня поразил запах свежевыпеченного хлеба: это тлела большая куча зерна, которую немцы, уходя, подожгли.

Въехали в самый Киркенес. Города не было. На одной из окраин видно было домов пять; все остальное было уничтожено. Сады, аккуратные заборчики вокруг палисадников, асфальтированные улицы, тротуары — а посреди этого только пепелища. Кое-где торчали пальцами трубы: когда деревянный дом сжигают, они стоят, на два этажа и выше. В разных местах города виднелись огромные кучи угля (им в Норвегии отапливались дома, а в Киркенесе был еще и завод). Уходя, немцы не только зажгли уголь, но и насовали в него гранат и ракет. Все это до самой весны медленно горело, по временам взрываясь. Синий или красноватый огонь угольных куч и каменные квадраты фундаментов.

Мы въехали в середину городища. Там скрещивалось несколько улиц, образуя что-то вроде площади, и лежала большая куча дивных, зеленых с белым лыж. Генерал остановил машину, я соскочил. Генерал в первый раз за всю дорогу, если не считать эпизода с погонами, обратился ко мне:

— Ну вот, вы здесь останетесь и каждый день будете доносить мне о политико-моральной ситуации среди местного населения.

Я сказал: «Есть, товарищ генерал», — и спросил, откуда я должен отправлять донесения.

— Из штаба корпуса.

Это была та самая школа в Ярфьордс, в 18 километрах от Киркснеса, за взорванным мостом. Как я буду туда каждый день добираться и сообщать ему донесения, сказано не было.

Здесь надо раз и навсегда рассчитаться с официальной историей «Карельский фронт в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. Военно-исторический очерк», ред. А.И.Бабин, изд. «Наука», М., 1984. Цитирую со страницы 285.

«Предвидя неизбежность своего поражения, гитлеровцы в ночь на 25 октября приступили к разрушению Киркснсса. Они жгли и минировали жилые дома, предприятия, школы, угольные склады. Взрывы и пламя пожаров вызывали ненависть к оккупантам» — имеется в виду — у наших войск, находившихся тогда в Ярфьордс, на восточном берегу Патсоиоки — Бскфьорда.

Затем описывается артподготовка «рано утром 25 октября» и форсирование «Бскфьорда» со второй попытки («200-метровый водный рубеж»).

«К 9 часам 25 октября залив форсировали основные силы 45-й и 14-й стрелковых дивизий 131-го стрелкового корпуса, части подоспевшего с юга 99-го стрелкового корпуса и 73-й гвардейский танковый полк». Дальше описывается переправа наших войск через Лангфьорд, т. е. западнее города Киркснсса, а также высадка десанта морской пехоты на побережье у Грснсс-Якобсэльва, к северу от Ярфьорда. (Морская пехота уткнулась в широкий Бскфьорд и до Киркснсса дойти не могла). Затем читаем:

«Бои за город Киркснес носили ожесточенный характер. Гитлеровцы цеплялись за каждый дом, за каждую улицу» — но ведь дома — вес деревянные — были сожжены еще раньше!… «Воины соединений и частей 131-го и 99-го стрелкового корпуса, 73-го гвардейского танкового полка шаг за шагом выбивали их из укрытий и развалин домов. 25 октября, к часу дня, Киркснес был освобожден. Пятитысячным гарнизон противника был полностью разбит. Оставшиеся 160 человек сдались в плен. В Киркенссс было захвачено много трофеев, в их числе 233 различных военных склада…»

Вот это уже чистая фантастика. На пятачке полуострова Киркснес, соединявшемся с материком дорогой через узкое дефиле, не могли поместиться два стрелковых корпуса и танковый полк. В Киркснесе действительно был пятитысячный немецкий гарнизон, и историк осторожно не утверждает, что он был весь перебит — если бы он был перебит, на другой день все улицы Киркенсса были бы полны немецких трупов, — но трупов не было. Трупы лежали вдоль дороги от моста через Патсоиоки на Лангфьорд и Нсидсн. По воде немцы из Киркснсса ускакать не могли — немецкие солдаты не лягушки.

Правда же в том, что они заблаговременно удрали из города. И подготовка к взрывам и поджоги начались не в ночь на 25-с, а самое позднее — 22 октября, а скорее, раньше.

Что в действительности произошло, подсказывает здравый смысл и подтверждает мнение боевых офицеров Советской армии, которым я ставил вопрос о том. что могло произойти.

Наступая по пятам немцев вдоль шоссейной дороги от Патсоиоки на запад, наши части имели по правую руку догорающий маленький городок на замкнутом полуострове. Продолжая наступление, командир корпуса или дивизии мог отрядить туда разведроту или, максимум, батальон — чтобы посмотреть, что там творится. Никаких боев за каждый дом не было, потому чго не было уже почти никаких домов. Тот, в котором потом размещалась наша комендатура, был прошит двумя-тремя пулеметными очередями — очевидно, «профилактическими», чтобы убедиться, что там никто не скрывается. Напротив и рядом были совершенно целые дома и садики, а далее шла пустыня, кое-где перемежаемая кучами горевшего каменного угля. Никаких двухсот тридцати трех немецких складов не было и в помине — если несколько складов и было, они были взорваны немцами в первую очередь. А тс 160 немцев, которые сдались, были, конечно, обеспечивавшей отход командой, имевшей, может быть, задание завершить разрушение города. Как уже упоминалось, немцы не забыли сжечь и все продовольственные склады на подступах к Киркснссу, — а складов боеприпасов не оставили и подавно, — в отличие от того, что мы с Прицкером видели на подходах к Луостари.

Чтобы уж покончить с официальной историей Карельского фронта, перейдем еще к с.289. Здесь сказано:

«Гитлеровцы завезли в Северную Норвегию заболевших дизентерией, паратифом и дифтерией, которые раньше здесь почти не наблюдались. Для лечения больных с помощью Советского командования было открыто дополнительно шесть больниц. 46 тяжелобольных были помещены в армейский госпиталь в районе Киркснсса. Норвежским властям было выделено 1 млн. кубиков дифтерийной сыворотки, сантранспорт, большое количество бактериофага и других медикаментов. Советские врачи оказывали помощь больным на дому».

В гитлеровских частях не было, насколько было известно 7-му отделу, ни дизентерии, ни дифтерии. Паратиф после ухода немцев действительно был, что и неудивительно в создавшихся условиях. Никаких шести «дополнительных» больниц мы не могли открыть хотя бы потому, что никаких вообще больниц не сохранилось. Позже были созданы две больницы, но не советским, а собственно норвежским командованием. Армейского госпиталя в районе Киркснсса не было, был палаточный медсанбат, и норвежцев я там не видел. Выдавали ли наши врачи норвежском} «Красному Кресту» или единственному гражданскому врачу Палмстрёму какие-нибудь сыворотки, я не знаю, но думаю, что бактериофага у наших медиков вообще не было, — по крайней мере, его не было в Беломорском военном госпитале. Сантранспорта населению мы предоставить не могли при всем желании. «На дому» помощь нашими врачами вряд ли оказывалась, первое время потому, что оставшиеся очень немногие) дома были переданы населению не сразу, и оно жило в шахтах, а позже — потому, что норвежцы быстро наладили свою медицинскую службу. В принципе, конечно, несомненно, что местному населению приходилось обращаться к нашим военным врачам, и те, естественно, в помощи не отказывали. Но при чем тут наше командование?