Изменить стиль страницы

Новичок в большой ему пурпурной мантии взошёл на портик, неся чёрный лакированный поднос. На нём было похожее на кнут щупальце, и кольцо, что управляет им. Уперев глаза в пол, мальчишка остановился рядом с Карасом и поднял поднос.

Карас поймал взгляд священника сидящего на ящере рядом с ним, и, изобразив жадную улыбку, спросил:

— Моё?

Клирик дроу с сальными волосами и впалыми щеками, которого звали Молваяс, улыбнулся, обнажая коричневые гнилые зубы:

— Ваше. Замена того, что вы потеряли.

Коричневато-красные щупальца жезла были обмотаны по плечу и вокруг торса священника: их присоски цепляли ткань балахона. Они тронули и отпустили вшитый спереди его туники глаз окружённый пурпуром, будто пробуя его. На щите священника был выбит тот же символ.

Карас чувствовал, что другие клирики наблюдали за ним уголками глаз. Это было проверкой. Он уже достиг кольца — полосы чёрного обсидиана, лежащего на камне такого же оттенка. Холодное кольцо прилипло к его покрытым потом пальцам. Карас сжал его своим левым большим пальцем, и оторвал руку. Холод прошёлся по руке до кости, заставляя посереть большой палец. Усилием воли он снова открасил палец в чёрный цвет.

Карас поднял большой палец и подвигал им. Это было движение, которое фактически отвлечёт остальных жрецов от движений его второй руки, которой он незаметно коснулся пояса, что обхватывал балахон. Пояс на самом деле был замаскированным святым символом.

— Леди в Маске, — тихо молился Карас, — Дай мне силу.

Чувствительность вернулась большому пальцу.

Он взялся за кожаную рукоять жезла. Эластичные, в палец толщиной, щупальца ожили, когда он снял их с подноса. Карас держал щупальца вытянутой вниз рукой, и они извивались взад вперёд по устланному сланцем полу, оставляя за собой полосы изморози. Карас вздёрнул жезл, и дрожь пробежала по щупальцам. Они вмиг напряглись, затем расслабились снова, с влажным звуком упав на пол.

— Прекрасное оружие, — сказал Карас. — Моя благодарность Дому Филиом.

— Не за что, — ответил Молваяс.

Карас щёлкнул оружием ещё раз, ожидая, потом в третий раз, делая вид, будто он восхищается балансировкой длинного металлического основания, и податливостью трёх чёрных щупалец на конце. В конце концов, он должен был намотать это оружие вокруг торса, чтобы остальные ничего не заподозрили. Карас подавил дрожь, когда щупальца коснулись его кожи.

Без всякого предупреждения тут и там зазвучали глухие удары — это мальчишки Дома с обеих сторон моста молотками выбивали колья, что держали противовесы. Зазвенели цепи, и разводной мост упал с оглушительным грохотом. Ездовые ящеры повалили вперёд толпой, а их наездники, шипя, погоняли их. Новичок, что вручил жезл Карасу, задохнулся, когда ящерица сбила его с ног. Он закричал, когда когти ящера разорвали его тунику и вышли из его плоти окрашенные кровью. Крик остался позади, когда ящер Караса двинулся вперёд вместе со всеми.

Кислый запах зелёной слизи заполнил ноздри, когда скакун Караса пересёк мост. Скоро вонь сменилась на ужасный запах удобрений, которыми поливали грибные поля Дома Филиом. Всадники выходили из чёрного шпиля, что был крепостью Дома Филиом. Когтистые лапы ящеров под наездниками загребали грязь, и забрызгивали ею края одежды. Удивлённые рабы встали, чтобы посмотреть на наездников.

Карас повёл ящера мимо рабских лачуг, подальше от мерцающего огня, что разводили рабы, чтобы привлечь мошек. Вскоре и лачуги остались позади. Они въехали в широкую пещеру, стены и потолок которой были покрыты слизью. Как и ящеры, теряющиеся в массе ног и когтей, клирики бормотали имя своего божества, брызжа слюной от губ.

— Гонадор — тот, кто скрывается, Гонадор — тот, кто всё видит, Гонадор — тот, кто всё пожирает.

Карас беззвучно двигал губами. Высокое бормотание, шипение ящериц и звуки влажных ударов лап по грязи, скрывали его молчание.

Карас поражался контрасту. В других городах, произнести имя Древнего — было преступлением. Здесь, в Ллурт Дреир, всё было совсем по-другому. Храмы Лолс стояли здесь, когда аватар Древнего поднялся из вод Луртогла, поглощая верующих Лолс, и исчез снова. За прошедшие столетия часто происходило «порождение» — появление в огромном количестве аморфов, слизей и слизняков, что обеспечивало, что верующие в Лолс сюда не вернутся. К счастью, сейчас озеро было всё ещё спокойно. Его поверхность была неподвижной, кроме вырывающихся из глубин пузырей пахнущего, словно мусор, газа.

Карас снял со своего тела щупальца и позволил им волочиться за ним. Ночная Тень повернул своего ящера к остальным, когда они приблизились к вершине скалы, которая была крепостью Дома Аббилан. Рабские лачуги появились снова. Пока наездники проходили к самой удалённой из них, рабы разбегались во все стороны, словно пауки из разорвавшегося яйца. Гоблины, кобольды, орки, и даже горстка бледнокожих людей, в панике убегала по грязи. За ними солдаты Дома Аббилан через окна сторожевой башни лили на стены масло, чтобы ящеры нападающих не взобрались на стены.

Клирики погнали рабов вниз, ударяя их похожими на кнуты жезлами. Рабы падали, когда щупальца касались их, обращая с помощью магии мускулы в желе, или выпуская струи слизи, что ослепляла и ранила рабов. Некоторые из жертв, стояли и тупо таращились, потому что их разум был высосан ударами плетей. Другие же, крича, отскакивали, а щупальца оставляли на их плоти полосы огня.

Карас ударил своим жезлом, оружие было ему незнакомо, и обращался он с ним неуклюже. Чисто случайно, он попал щупальцем по кобольду. Маленькая рептилия завизжала в агонии, когда её кости и хрящи стали такими же холодными, как и лёд, и упала вниз.

Молваяс, булькая, произнёс молитву. Эластичные чёрные щупальца, столь же высокие, как и молодые деревья выросли из грязи, став длинной полосой, расширяющейся к крепости Дома Филиом. Словно рабы собирающие грибы, они выхватывали упавших из грязи и передавали их назад, щупальце за щупальцем, к сторожевой башне.

Сбор начался.

Гонг зазвучал с вершины соседней сторожевой башни. Низкий и дрожащий этот звук раздался раз, второй, третий. Разводной мост Дома Аббилан упал вниз, подбрасывая вверх кучи грязи. Наездники верхом на ящерах, в таких же балахонах, но зелёного цвета вместо чёрного, мчались от сторожевой башни.

— Поглотите их! — закричал Молваяс.

Наездники стегнули своих скакунов шиповаными шпорами, заставляя прыгнуть на врагов. Заполняя воздух над рабскими лачугами, метались заклинания, пока оппоненты сражались. Катящаяся волна наколдованной слизи смела одну из хижин и сбросила с ящера священника из Дома Филиом. Ящер бился в конвульсиях, в агонии бил хвостом, но жрец скатился с него, смеясь, подняв руки вверх, и выкрикивая имя своего божества. Ударом сердца позже, пурпурный пузырь вырвался из слизи, приобретя расплывчатые формы дроу, и колеблясь на желеобразных ногах, пошёл к ближайшему врагу. Это создание обхватило своими «руками» скакуна, на котором сидел наездник. Как только ящер был уничтожен, а его тело — разрушено, другой священник Дома Филиом начал заклинание, которое должно было сжать голову всадника.

Карас гнал своего скакуна между двух лачуг рабов, ища убежище. Как только он достиг места, где остальные не могли его видеть, он натянул узду ящера, заставляя его остановиться. Карас бросил вниз свой жезл с щупальцами и прошептал молитву Леди в Маске, которая излечила его сожжённый морозом большой палец.

Шипение сзади заставило его обернуться. Он был здесь не один: Молваяс следовал за ним. Фанатик слышал молитву Караса. Он обнажил свои гнилые зубы в разъярённой гримасе:

— Самозванец! — завопил тот.

Его рука взметнулась, отбросив щупальца назад и готовясь ударить.

Карас мгновенно выстрелил из наручного арбалета отравленным болтом. Но Молваяс высатвил щит, и пробубнил молитву, состоящую из одного слова. Металлический щит обратился в мерцающий диск, состоящий из капелек, которые немедленно уничтожили болт, как только он их коснулся.