Достигнутые до сих пор большие успехи новой медицины дают право надеяться, что более или менее в отдаленном будущем человечество избавится от главнейших постигающих его болезней».

Мечников обращался не по адресу. Тем, у кого не остывала охота воевать, не нужна была борьба с микробами, с эпидемиями заразных болезней. Микробы были их союзниками, а не врагами. В другую эпоху, когда не было уже на свете Мечникова, империалисты-человеконенавистники построили чудовищные фабрики бактерий, они разводили миллиарды микробов — чумы, холеры, сапа, для того чтобы сбрасывать бактериологические бомбы. Этим силам разрушения и зла во всем мире противостояла и противостоит истинная наука во главе с соотечественниками Ильи Ильича.

Несмотря на тяжелые условия военной обстановки, книга «Основатели современной медицины» разошлась в нескольких изданиях. Жизнь замечательных ученых и история борьбы с микробами были изложены в ней так мастерски, что читатель вместе с автором переживал историю великих открытий, которые легли в основу современной медицины.

Отношение Мечникова к медицине, к вопросам продления жизни человека ярко характеризуется следующим эпизодом. Однажды профессор медицины, парижская знаменитость, пригласил Илью Ильича к себе в клинику, чтобы продемонстрировать способ, дающий возможность определить продолжительность жизни больных воспалением почек (нефритом). Мечников во время осмотра клиники хмурился и уехал крайне недовольный. По дороге он раздраженно сказал:

— Я всю жизнь ищу, как оттянуть смерть человека, а они вычисляют, как скоро она наступит… Разве это задача медика?!

Илья Ильич страстно любил жизнь. После удачной работы в лаборатории он иногда раньше времени уходил из института, объясняя своим друзьям:

— Сегодня я усиленно поработал и за это заслужил удовольствие. Пойду посижу у колыбели новорожденного ребенка… Люблю я глядеть на зарождающуюся жизнь!

Частенько Илья Ильич превращал институт в детский сад. Была у него крестница — маленькая девчурка. В праздники она и ее подруги получали приглашение от Ильи Ильича в институт. Там устраивалось угощение, и по длинным коридорам почтенного учреждения раздавался топот детских ног и звонкий смех.

Годы войны припорошили снегом голову Мечникова. Маленькие дети на улице называли теперь Илью Ильича Pere Noël — Дедом Морозом. Карманы его всегда были полны лакомств для ребят.

16 мая 1915 года Илье Ильичу Мечникову исполнилось семьдесят лет.

«Я дошел до предела нормальной жизни, определенного еще царем Давидом и подтвержденного систематическими исследованиями Лексиса и Боддио, — писал Мечников. — Я еще способен работать и мыслить… Я никогда не знал моих дедов. То, что я дожил до семидесяти лет в сравнительно удовлетворительном состоянии, я приписываю своей гигиене: более восемнадцати лет я не ем ничего сырого, по возможности засеваю кишки молочнокислыми бактериями. Но это лишь первый шаг».

Институт отпраздновал юбилей Мечникова. Сотрудники горячо приветствовали своего учителя. Это искреннее признание и преданность глубоко растрогали Илью Ильича.

После летнего отдыха Илья Ильич чувствовал себя достаточно бодрым, чтобы вести обычную работу в лаборатории. Так продолжалось до 9 декабря, когда Мечников заболел инфлуэнцей. В ночь с 12 на 13 декабря у него был сильнейший приступ сердечной астмы. По совету друзей, больного перевезли в Париж, так как рассчитывать на медицинскую помощь в Севре было трудно.

При больнице Пастеровского института Мечникову предоставили небольшую квартиру.

Начались длительные страдания, которые привели к трагическому концу.

В первое время после переезда в больницу Илья Ильич не был еще прикован к постели. Он одевался и, полулежа на кушетке или в кресле, читал газеты, научные журналы и книги.

С фронта приходили письма от учеников. Один из них писал:

«Работы здесь масса. Теперь уходят подкрепления, и приходится осматривать каждого солдата на дифтерию… Лаборатория моя — конура без света и без воздуха… Когда хлопочу о другом помещении, привожу как главный аргумент, что садовнику некуда класть свой инструмент, так как моя лаборатория раньше служила для этого… Среда здесь тоже своеобразная. За столом от одного врача, например, пришлось услышать такую теорию: теплокровные животные появились раньше холоднокровных, так как температура Земли раньше была выше. Это не мешает такому врачу иметь три галуна и заведовать больницей…

Еще раз, Илья Ильич, не поминайте меня слишком плохо. Искренне и глубоко люблю Вас.

Ваш Е. Вольман».

Последние дни

Вести с театра войны несказанно волновали Мечникова. Он продолжал интересоваться жизнью института, беседовал со своими друзьями и посетителями. Доктор Ру, ежедневно навещавший больного, проявил к нему исключительное внимание и заботу.

— Я всегда знал, — взволнованно говорил Илья Ильич своей жене, — что Ру добр и что он настоящий друг, но теперь только вижу, какой он удивительный друг.

Доктора также делали все возможное, чтобы облегчить мучения больного, но все заботы, вся преданность не могли остановить естественного хода болезни.

С каждым днем Мечникову становилось хуже. По ночам он просыпался от удушья. Лицо синело и искажалось от боли, руки сводило в судороге. Затем наступало некоторое облегчение до нового приступа. Врачи вынуждены были прибегнуть к помощи наркотиков.

Прекрасно отдавая себе отчет в неизбежности рокового исхода болезни, Мечников сохранял душевное спокойствие и находил слова ласки и утешения для близких. Все навещавшие Илью Ильича поражались его мужеству и терпению.

Иногда в Париж приезжали соотечественники, и тогда Илья Ильич с жадностью набрасывался на них, стараясь узнать возможно больше о родной стране.

Илья Ильич глубоко и горячо любил русский народ. Он высоко ценил моральный облик своего народа. «Усиленное искание правды в жизни, — писал Мечников, — стремление согласовать поступки с основными теоретическими принципами составляет, как уже давно было замечено, одну из характернейших черт русского духа».

…В комнату Ильи Ильича Ольга Николаевна привела приехавшего из России. Она знала, какую радость приносят больному его соотечественники, и разыскивала их по Парижу. Илья Ильич оживился, попросил садиться и не обращать внимания на его немощь.

— Так хочется знать, что делается в России! Уж вы простите старика, что потревожил вас.

Ему рассказывают все, что знают о России. Если посетитель врач, то он после визита обычно извиняется перед Ольгой Николаевной, что утомил больного.

— Я пытался уйти, но Илья Ильич не отпускал. Я не должен был так утомлять его.

На это Ольга Николаевна отвечала:

— Ах нет, нет!.. Он ведь только этим и живет. Он всегда так хочет видеть приезжих из России, так оживляется, когда к нему приходят, так дорожит возможностью таких встреч! Отказать ему в этом нельзя. Он даже лучше себя чувствует в эти дни. Вынужденная бездеятельность для него всего тяжелее.

Записи в журнале не прекращались. Мечников считал своим долгом делать наблюдения над своим здоровьем: пока он жив, опыт должен продолжаться.

В марте 1916 года Мечникова навестил его любимый ученик Лев Александрович Тарасевич. Он был известен не только как крупный русский ученый, но и как прогрессивный деятель России и Болгарии. В 1905 году он был вынужден выехать из Одессы, так как стало известно о его крупной денежной помощи социал-демократам.

Свидание с другом очень обрадовало Илью Ильича. Тарасевич посоветовал больному курить особый сорт сигар для облегчения припадков.

— На старости лет я стал курильщиком, — невесело заметил Илья Ильич.

Когда наступили жаркие дни, Ру предложил Илье Ильичу перебраться в бывшую квартиру Пастера. Этот переезд приобретал символическое значение, и Илья Ильич с волнением говорил:

— Смотрите, как жизнь моя связана с Пастеровским институтом! Долгие годы работал я в нем, провел в нем свою болезнь. Чтобы окончательно закрепить связь, надо бы сжечь мое тело в печи, где сжигают опытных животных, и сохранить мой пепел в каком-нибудь сосуде на одном из шкафов библиотеки.